Ирина, прижимая младенца к себе, пыталась говорить спокойно, хотя от волнения ее пальцы побледнели.
— Ты понимаешь, что говоришь? Ты серьезно веришь в эту ерунду? Мы же семья…
— Семья? — он почти усмехнулся, но в голосе звучало больше боли, чем иронии. — Тогда зачем мне эти анализы? К чему все это? Ты же знаешь, что я прав.
Она открыла рот, но вместо слов в воздухе повис тяжелый вздох. Виктор скользнул взглядом по колыбели у стены. Взгляд — словно сквозь преграду: отстраненный, ледяной.
— Завтра подаю заявление на развод. — Его голос снова был полон уверенности, но руки подрагивали. — И не смей мне звонить.
Дверь с силой захлопнулась. Ирина вздрогнула, но не побежала за ним. Вместо этого она еще крепче обняла малыша, прислушиваясь к удаляющимся шагам.
Семь лет назад, когда вечерний Ростов-на-Дону утопал в золотых отблесках реки, Ирина впервые заметила Виктора. Он стоял возле кафе, словно не принадлежал к шумной компании, в которую его, скорее всего, затащили. Высокий, немного неуклюжий, он держал в руке стакан сока, будто не зная, что с ним делать. Тогда он показался ей странным, но в этом было что-то притягательное. Она решилась подойти первой.
— Ты обычно так проводишь вечера? — Ирина приподняла бровь, улыбаясь, но не слишком ярко, чтобы не отпугнуть его.
— Что? — Виктор оторвался от своих мыслей. — А, нет, это друзья. У них тут какой-то праздник.
— А у тебя, кажется, нет, — заметила она, глядя, как он снова крутит стакан. — И все же ты здесь.
Этот короткий разговор стал началом их истории. Виктор работал программистом в IT-компании. Сдержанный, немного замкнутый, он жил по графику, строго следуя правилам. Ирина, напротив, была легкой на подъем, работала в небольшой дизайн-студии, где все менялось каждую неделю. Они были настолько разными, что казалось, их совместное будущее — случайность. Но они полюбили друг друга. Или, как иногда в шутку говорила Ирина, «не справились с увлечением».
После свадьбы жизнь ускорилась. Виктор настоял, чтобы они переехали из съемной квартиры и взяли ипотеку. Квартиру выбрали в спальном районе — недалеко от работы Виктора и в рамках бюджета. Ирине эта идея не нравилась: слишком уж однообразно выглядели многоэтажки, но она согласилась.
Свекровь появилась в их жизни еще до переезда. Людмила Ивановна — энергичная женщина лет пятидесяти пяти — любила давать советы. Иногда полезные, чаще — нет. Она передвигалась с тактом урагана, предлагая свое видение всего: от планировки квартиры до того, как правильно развешивать белье.
— У вас все как-то неорганизованно, — вздыхала она, оглядываясь. — Вот я всегда говорила: главное — порядок. Витенька, ты же знаешь, как это важно.
Виктор, привыкший к ее указаниям с детства, лишь кивал. Ирина терпела, но внутри росло раздражение. Первые разногласия в семье начались именно тогда.
Когда Ирина забеременела, Людмила Ивановна заявила, что будет помогать невестке. Помощь превратилась в постоянные визиты. Чаще всего она приходила без предупреждения, приносила пироги или суп, упрекая Ирину, что та жалуется, что слишком устает.
— Это же неправильно. Женщина должна все успевать, иначе зачем она вообще? — говорила она, стоя в дверях кухни.
Ирина молча стискивала зубы, но однажды не выдержала.
— А вы не думали, что ваше вмешательство не всегда полезно? — спросила она прямо.
Виктор встал между ними, стараясь сгладить конфликт. Однако после этого случая отношения со свекровью окончательно испортились. Людмила Ивановна начала действовать исподтишка: намекала Виктору, что Ирина «не справляется» и что он «должен подумать о ребенке».
Когда родился Даниил, Виктор какое-то время был счастлив. Но напряжение не исчезло. Мать все чаще шептала ему, что сын «совсем на него не похож». Виктор не слушал, пока однажды не увидел фотографии младенца у Ирины на столе. «Точная копия её коллеги из офиса», — промелькнуло у него в голове.
Он постарался отбросить эту мысль, но ядовитые слова матери сделали свое дело. Сомнения начали подтачивать все: доверие, спокойствие, даже любовь.
Утро было пасмурным, как часто бывает в Ростове. Ирина решила действовать, не дожидаясь, пока Виктор опомнится. Она взяла коляску с Даниилом и пошла к Людмиле Ивановне. Подъезд старого дома, как всегда, пах сыростью, а на лестнице слышался шум телевизора из соседней квартиры.
Людмила Ивановна открыла дверь, слегка прищурившись, словно не сразу поняла, кто перед ней стоит.
— О, а ты здесь зачем? — Голос ее был натянутым, как будто визит Ирины стал нежеланным, но ожидаемым событием. — Виктора у меня нет.
— Я не к нему, а к вам, — холодно ответила Ирина. — Нам нужно поговорить.
Свекровь посторонилась, приглашая войти, но Ирина отказалась — в этой квартире ей было ужасно некомфортно. Она поставила коляску у стены, убедилась, что Даниил спит, и повернулась к хозяйке дома.
— Я ненадолго. Вы сказали Виктору, что Даниил — не его сын, верно? — Ирина не пыталась смягчить голос. — На чем основаны эти обвинения?
Людмила Ивановна всплеснула руками, изображая удивление.
— Я ничего не утверждала. Просто… Витя сам заметил. Да и соседи говорили: «Не похож мальчик на отца». Я ведь просто хочу, чтобы он не совершил ошибок.
— Ошибок? — Ирина сжала кулаки, но старалась говорить спокойно. — Каких ошибок? Вы когда-нибудь думали, что своими словами вы разрушаете нашу семью?
— Я защищаю сына, — резко ответила свекровь, выпрямив плечи. — Знаешь, Ира, женщины вроде тебя думают только о себе. Ты всегда была слишком независимой. И вообще, мы же не знаем, где ты была до Вити. А теперь ребенок — и вдруг он не его?
Ирина замерла, чувствуя, как ее захлестывает волна гнева.
— Женщины вроде меня? — она сделала шаг вперед. — Что с вами, Людмила Ивановна? Кто дал вам право судить меня? Вы не знаете ничего, кроме того, что сами придумали. Вы хоть раз подумали о том, что ваши слова могут все разрушить!
Голос Ирины стал громче, и вдруг из-за двери соседней квартиры раздался тихий стук. Через секунду появилась пожилая женщина в халате и тапочках.
— Простите, девочки, что вмешиваюсь, — начала она, робко улыбаясь. — Я не могла не услышать. Вы тут про детей и ошибки…
— Это не ваше дело, Антонина Петровна, — быстро вставила Людмила Ивановна, нахмурившись.
Но соседка, игнорируя ее, повернулась к Ирине.
— Знаете, мне это все напоминает одну старую историю. Людочка, ты же помнишь? — Соседка хитро прищурилась. — Ты же сама в молодости… ну, была замешана в одной неприятной ситуации.
Людмила Ивановна побледнела.
— Это было давно, и не имеет отношения к делу! — отрезала она.
Но Антонина Петровна продолжила, обращаясь к Ирине.
— Людмилу, когда Витя был еще совсем маленьким, муж тоже обвинил в том, что сын не его. А анализов-то тогда и в помине не было. Хотя потом оказалось, что все это были его фантазии.
Ирина посмотрела на свекровь, которая теперь опустила глаза и будто сжалась.
— Вот оно что, — прошептала Ирина. — Так это вы никому не верите, потому что и вас саму бросили? И ради чего тогда все это?
Людмила Ивановна молчала. Ее уверенность, казавшаяся нерушимой, рухнула на глазах.
Когда Виктор вечером открыл дверь своей квартиры, он увидел Ирину с конвертом в руках.
— Это результаты теста, — сказала она. — Но знай, что дело не в тесте. Это ты должен понять сам. Почему ты поверил ей, а не мне?
Виктор взял конверт, но не открыл его. Он смотрел на Ирину и с ужасом думал: неужели он — просто человек, который всю жизнь шел по чужим указкам?
Конверт с результатами теста лежал перед ним, словно предлагая разорвать запечатанную бумагу и положить конец сомнениям. Но руки не поднимались. В голове эхом отдавались слова Ирины: «Почему ты поверил ей, а не мне?».
Он взял телефон, набрал номер матери, но не нажал кнопку «вызов». Взгляд упал на фотографию на столе — старое школьное фото, где он стоит рядом с отцом. Отец редко всплывал в его воспоминаниях. Виктор знал, что они с матерью расстались плохо, но подробностей никто ему не рассказывал. Теперь он понял, что настало время узнать правду.
Людмила Ивановна встретила его сдержанно. На ней был тот же кардиган, в котором Ирина видела ее утром. На столе стояли две чайные чашки — в этом Виктор узнал ее привычку все контролировать. Мать явно его ждала.
— Что случилось, Витя? — осторожно спросила она, садясь напротив.
— Нам нужно поговорить, мама, — начал он, не скрывая усталости в голосе. — О прошлом. О тебе и отце.
Людмила Ивановна заметно напряглась, но сохранила внешнюю невозмутимость.
— Что тебе рассказывать? Он бросил нас. Вот и все.
— Это не все, — Виктор смотрел прямо на нее. — Соседка сказала, что он ушел, потому что сомневался, что я его сын. Это правда?
Людмила Ивановна вздрогнула, словно от удара.
— Ах, Антонина Петровна… язык как помело, — с горечью произнесла она. — Да, было такое. Ему показалось… — она отвела взгляд. — Глупости все это. Просто не знал, как уйти, и нашел оправдание.
— И ты думаешь, я должен повторить его ошибки? — спросил Виктор. — Ты ведь это делаешь ради себя, мама. Какой твой настоящий мотив? Не хочешь страдать в одиночку, хочешь, чтобы и моя жена пережила мучения твоей молодости? Это абсурд, мама!
Людмила Ивановна молчала. Он встал, не дожидаясь ее ответа, и направился к двери.
Виктор снова стоял на пороге их с Ириной квартиры. Она сидела на полу возле кроватки Даниила, читая что-то в телефоне. Увидев мужа, она медленно поднялась.
— Я знаю все, — сказал он. — И мне стыдно. Ты была права. Я все время слушал ее и боялся. Не знаю чего — совершить ошибку, разочаровать… тебя, себя, ее.
— А меня спросил? — тихо ответила Ирина. — Я все это время ждала, что ты сам поймешь. И знаешь что? Ты опоздал.
— Ириш… — Виктор двинулся к ней, но она жестом остановила его.
— Нет, Витя этот анализ ничего не решит. Проблема не в нём. Ты отдал предпочтение слухам, мнению матери, кому угодно, но не мне. И не нашей любви.
Он застыл, потеряв дар речи. В её взгляде читалась решимость, хотя глаза наполнились слезами.
— Завтра я подаю на развод, — объявила она.
Виктор не стал спорить. Он лишь утвердительно кивнул и покинул комнату.
Дверь за Виктором закрылась с тихим щелчком, эхом отозвавшимся в пустой комнате. Ирина медленно осела на стул возле окна, ощущая, как внутри нее все сжалось в тугой комок. Слезы, которые она так отчаянно сдерживала перед Виктором, теперь хлынули потоком, обжигая щеки. Она знала, что поступила правильно, но от этого легче не становилось. Сердце разрывалось от боли, от осознания того, что все кончено.
Она провела рукой по запотевшему стеклу, словно пытаясь стереть прошлое. Но прошлое не стиралось, оно оставалось с ней, как шрам на сердце. Она понимала, что потребуется время, чтобы залечить эту рану. Но она знала и другое: она сильная, она справится. Она переживет эту боль и станет еще сильнее…
Почему заземление нужно делать треугольником?