Помню, как замерло сердце, когда открыл калитку. Вольер пустой. Ни следа моих лохматых друзей. Паника холодной волной прокатилась по спине.
«Гроза! Ураган!» — мой голос эхом отражался от стен дома и терялся в зелени сада.
Лето в этом году выдалось особенным — наш дом практически превратился в семейный пансионат. Тёща с тестем, словно перелётные птицы, прилетели к нам с внуками и племянниками моей жены едва распустились первые цветы. У Марины Петровны, моей тёщи, и у детей сильнейшая аллергия на собачью шерсть, поэтому мы с женой, скрепя сердце, переселили наших овчарок в просторный вольер на время гостевания родственников.
Я бросился к компьютеру, чтобы проверить записи с камер видеонаблюдения. Мои руки дрожали, когда я перематывал видео. Вот оно! Время — 11:23. На экране я увидел своего тестя, Виктора Ивановича, который уверенно открывает вольер, ласково подзывает собак и ведёт их к своей машине. Мои верные друзья, доверчиво виляя хвостами, забрались в багажник его старенькой Лады. Машина тронулась и исчезла за воротами.
Следующая запись показала, как через три часа Виктор Иванович вернулся, быстро собрал вещи, помог усадить тёщу и детей в машину, и они все спешно покинули наш дом.
Я почувствовал, как кровь стучит в висках. В голове проносились ужасные картины. Куда он увёз моих собак? Что с ними случилось? Почему они уехали так поспешно, не дождавшись нашего возвращения?
Трясущимися руками я набрал номер тестя. Гудки казались вечностью.
— Алло, — его голос звучал напряжённо.
— Виктор Иванович, где мои собаки? — я старался говорить спокойно, но каждое слово давалось с трудом.
Тишина на другом конце провода заставила моё сердце сжаться.
— Послушай, Андрей, — наконец произнёс он. — Я должен тебе кое-что рассказать. Приезжай на дачу к моему другу Михаилу, записывай адрес.
Я мчался по загородному шоссе, превышая все допустимые скорости. Жена сидела рядом, бледная, как полотно. Когда я рассказал ей о случившемся, она тут же позвонила матери. Разговор был коротким и напряжённым. После него Катя долго молчала, а потом тихо произнесла:
— Они хотели их усыпить. Мама, брат с женой… Они уговаривали отца отвезти собак в ветеринарную клинику, чтобы мы наконец завели детей и они могли приезжать к нам без опасений. Говорили, что это нам же на пользу будет.
Я ударил по рулю так, что пальцы заныли от боли. Моя жена заплакала, прикрывая лицо руками.
— Катя, я клянусь, если с собаками что-то случилось…
— Папа не стал этого делать, — перебила она меня. — Он отвёз их к своему другу Михаилу.
Первое, что я увидел, подъезжая к старенькому деревянному дому на окраине садового товарищества, были мои овчарки. Они бегали по участку, играя с садовым шлангом. Целые и невредимые. Тесть сидел на крыльце, ссутулившись и глядя в землю. Когда мы подъехали, он медленно поднялся, всем своим видом показывая готовность принять любую реакцию.
— Прости, сынок, — произнёс он, когда я подошёл. — Я не мог этого сделать. Они же часть вашей семьи.
Виктор Иванович рассказал, как на семейном совете его жена, сын и невестка решили, что пора избавиться от «проблемы». Они долго его обрабатывали, говорили о будущих внуках, о том, что собаки — это всего лишь животные, а мы эгоисты, раз выбираем их вместо полноценной семейной жизни. Тесть согласился отвезти собак, но вместо ветеринарной клиники привёз их к своему другу-охотнику, который обожал собак и имел опыт обращения с овчарками.
— Не мог я их на смерть везти, понимаешь? — его голос дрогнул. — Смотрю в эти умные глаза, и как я потом жить буду, зная, что своими руками их…
Я молча обнял тестя. Гнев во мне боролся с благодарностью. Катя стояла рядом, слёзы текли по её щекам.
Собаки, заметив нас, с радостным лаем бросились навстречу. Они прыгали вокруг, лизали руки, скулили от счастья, словно понимали, что едва избежали страшной участи. Я присел на корточки, обнимая своих верных друзей, уткнулся лицом в густую шерсть.
— Если бы не эти собаки, я бы, может, и не женился на твоей дочери, — сказал я тестю. — Помнишь, как она их первый раз увидела? Сказала, что мужчина, который так заботится о своих собаках, будет хорошим мужем.
Виктор Иванович кивнул, слабо улыбнувшись.
— А дети… — я посмотрел на жену. — Мы никогда не отказывались от детей. Просто всему своё время.
Пока мы говорили, из дома вышел Михаил, крепкий мужчина лет шестидесяти с обветренным лицом. Я поднялся и протянул ему руку.
— Спасибо вам, что приютили наших собак, — голос предательски дрогнул.
— Да чего уж там, — отмахнулся Михаил. — Хорошие псы, умные. С такими не пропадёшь. Заходите в дом, чаю попьём.
На веранде, за старым деревянным столом, покрытым клеёнкой с выцветшим цветочным узором, Михаил рассказал, как появился у него Виктор Иванович с двумя растерянными овчарками.
— Вижу, сам не свой человек. Собаки чувствуют, что что-то не так, жмутся к нему. А он мне и говорит: «Миша, выручай. Хотят, чтобы я их усыпил, а я не могу». Ну, я и говорю — оставляй, разберёмся.
Михаил налил нам крепкого чая из большого термоса. Чай пах смородиновым листом и ещё чем-то неуловимо знакомым из детства.
— У меня всю жизнь собаки, — продолжал он. — Сейчас вот два лабрадора на охоту ходят со мной. Так что ваши овчарки были в компании. Хотя сначала дичились, всё на дорогу смотрели, ждали кого-то.
От этих слов у меня сжалось сердце. Я представил, как мои верные псы ждут нас, не понимая, почему хозяева вдруг исчезли из их жизни.
По дороге домой мы с Катей говорили о том, что произошло. О предательстве, о чувстве, будто из-под ног выбили почву. О том, что никогда не думали, что родные люди могут вот так, за спиной, решать судьбу наших питомцев.
— Они как дети для нас, — тихо сказала жена. — А мама этого не понимает. Она всегда считала, что собаки — это просто животные, которых можно завести и выбросить по прихоти.
— Знаешь, что меня больше всего поразило? — я крепче сжал руль. — То, как они всё спланировали. Это не спонтанное решение было. Они обсуждали это, готовили, выбирали момент. И твой отец… Он ведь согласился сначала.
— Но не сделал этого, — Катя положила руку мне на плечо. — В последний момент не смог. Потому что увидел в них то, что видим мы — души, а не просто пушистые игрушки.
Дома нас ждало несколько гневных сообщений от родственников. Нас называли эгоистами, обвиняли в том, что мы ставим собак выше семьи, говорили, что мы неблагодарные и бессердечные. Тёща написала длинное сообщение о том, как разочарована в своей дочери и зяте. Брат Кати утверждал, что мы «ненормальные собачники», раз не понимаем, что детям нужен безопасный дом без аллергенов.
Я чувствовал, как внутри поднимается волна гнева. Хотелось ворваться в их дом и разгромить всё вокруг, кричать, обвинять. Катя, будто читая мои мысли, крепко взяла за руку.
— Не надо, — она покачала головой. — Это бессмысленно. Они не поймут. Просто… давай ограничим общение с ними.
В тот вечер мы долго сидели на веранде с нашими овчарками. Я гладил густую шерсть Грозы, чесал за ухом Урагана и не мог отделаться от мысли, что едва не потерял их навсегда. Что сейчас их могло бы не быть в живых, и всё из-за чужого представления о том, как мы должны жить свою жизнь.
— Знаешь, — сказала Катя, глядя на звёздное небо, — может, они и правы в чём-то. Может, нам действительно пора подумать о ребёнке. Но не так, не ценой жизни наших собак.
Я кивнул, притягивая её к себе.
— Когда-нибудь у нас будет и ребёнок, и собаки. И мы докажем им всем, что это возможно.
Прошла неделя. Мы постепенно возвращались к нормальной жизни. Связь с родственниками жены мы прервали. Только с тестем поддерживали отношения. Виктор Иванович часто звонил, спрашивал, как дела, как собаки. В его голосе слышалась неподдельная забота.
Как-то вечером он приехал к нам. Привёз овчаркам специальные лакомства, а нам — бутылку хорошего коньяка. Мы сидели на веранде, смотрели, как садится солнце, и разговаривали обо всём, кроме того случая.
Наконец, тесть тяжело вздохнул и сказал:
— Знаешь, Андрей, я должен тебе кое-что рассказать. О том дне.
Я молча кивнул, приготовившись слушать.
— Когда вёз твоих собак, я уже знал, что не отдам их на усыпление. Но не знал, как поступить дальше. Сначала думал привезти их обратно, когда вы вернётесь. Но потом понял, что Марина никогда не простит мне этого. Поэтому и поехал к Мишке. А когда вернулся домой, сказал, что всё сделано. Они поверили. И знаешь, что меня поразило? Они радовались. Радовались смерти живых существ. Моя собственная жена, с которой я сорок лет прожил, хлопала в ладоши и говорила: «Наконец-то! Теперь они смогут жить нормально!»
Виктор Иванович замолчал, глядя куда-то вдаль. Я видел, как подрагивают его руки, держащие стакан с коньяком.
— В тот момент я понял, что не знаю этого человека. Не знаю свою жену, не знаю своего сына. Они стали чужими для меня.
Он повернулся ко мне, в его глазах стояли слёзы.
— Я виноват перед тобой и перед Катей. Я должен был сразу отказаться, не соглашаться даже на словах. Но я… я не знаю, что на меня нашло. Прости меня, сынок.
Я похлопал его рукой по плечу. Не зная, что сказать. Мы сидели молча, каждый погружённый в свои мысли.
С той поры прошло несколько месяцев. Мы редко виделись. Только на семейных праздниках. Тёща при каждой встрече делала вид, что ничего не произошло. Брат Кати и его жена демонстративно обходили нас стороной. А их дети, раньше с восторгом рассказывавшие о наших «страшных собаках», теперь даже не заговаривали с нами.
Только Виктор Иванович стал ещё ближе. Он часто приезжал к нам. Помогал с ремонтом в доме. Возился с собаками, которых, кажется, полюбил не меньше нас. Однажды он признался, что их поступок сильно повлиял и на его отношения с женой.
— Сорок лет вместе прожили, а как будто человека не знал. — грустно сказал он.
— Не думал, что она на такое способна.
Как-то раз мы с Катей возвращались от врача. Она молчала всю дорогу, а потом вдруг повернулась ко мне и сказала с улыбкой:
— У нас будет ребёнок.
Я чуть не съехал на обочину от неожиданности. Мы обнялись прямо там, посреди дороги, смеясь и плача одновременно.
Через две недели приехала тёща. Без предупреждения, просто позвонила в дверь. Стояла на пороге с большим тортом.
— Виктор сказал мне новость, — она переминалась с ноги на ногу. — Можно войти?
Катя помедлила, но потом открыла дверь шире.
За чаем Марина Петровна говорила много и быстро. О том, как рада за нас, как давно ждала внуков, какие игрушки уже присмотрела. А потом, будто между прочим, сказала:
— Ну вот, теперь-то вы поймёте, что мы были правы насчёт собак. Ребёнку нельзя расти рядом с животными. Вы ведь избавитесь от них, правда?
Я услышал эти слова, когда проходил мимо Кати. Она молча нажала на громкую связь и посмотрела на меня. В её глазах читалось столько боли и разочарования, что я сразу понял: прощения не будет.
— Мама, — голос Кати звучал твёрдо. — Наши собаки — члены семьи. И нашему ребёнку повезёт расти с такими преданными друзьями. А вы… вы можете навещать нас, когда научитесь уважать наши решения. И никогда, слышишь, никогда больше не предлагай нам избавиться от собак.
Марина Петровна побледнела, потом покраснела. Её губы сжались в тонкую линию.
— Я не понимаю тебя, дочь. Неужели эти животные важнее здоровья твоего ребёнка? Важнее отношений с матерью?
— Дело не в собаках, мама, — Катя покачала головой. — Дело в уважении. Вы пытались убить наших собак за нашей спиной. Вы решили за нас, как нам жить. И сейчас продолжаешь настаивать, будто ничего не произошло.
Тёща резко встала из-за стола.
— Хорошо. Я вижу, что ты выбрала свой путь. Не звони мне, когда твой ребёнок будет задыхаться от аллергии.
Она ушла, громко хлопнув дверью. Катя долго плакала в тот вечер, а я не находил слов, чтобы её утешить.
На следующий день позвонил тесть. Он извинялся за поведение жены, говорил, что она просто не понимает, что делает больно. Что она из лучших побуждений. Что она старой закалки и для неё животные — это просто животные.
— Я знаю, сынок, — его голос звучал устало. — Но я на вашей стороне. И буду рядом, что бы ни случилось.
Беременность Кати протекала спокойно. Мы готовились к рождению ребёнка, обустраивали детскую, читали книги о воспитании. И параллельно готовили собак к появлению нового члена семьи. Гроза и Ураган с интересом обнюхивали детские вещи, которые мы приносили домой, словно понимали, что скоро в их жизни произойдут большие перемены.
Виктор Иванович приезжал раз в неделю. Он помогал с ремонтом детской, собирал мебель, красил стены. И с каждым визитом всё больше времени проводил с собаками. Однажды я застал его во дворе — он сидел на скамейке, а по обе стороны от него лежали наши овчарки. Тесть что-то тихо рассказывал им, а они внимательно слушали, склонив головы набок.
— О чём секретничаете? — спросил я, подходя ближе.
— Да вот, рассказываю им, как важно беречь маленьких, — улыбнулся он. — Говорю, что скоро у них появится ещё один человечек, которого надо будет охранять. Умные псы, всё понимают.
В день, когда у Кати начались схватки, дома был только я и Виктор Иванович. Он приехал починить протекающий кран и остался на обед. Когда Катя вдруг схватилась за живот и тихо охнула, мы оба вскочили. Я метался по дому, собирая вещи в роддом, а тесть спокойно вывел дочь на улицу и помог сесть в машину.
— Давай, сынок, я отвезу вас, — сказал он, видя, как дрожат мои руки. — А ты сядь рядом с ней и держи за руку.
В ту ночь родился наш сын. Маленький, крикливый, с пушком тёмных волос на голове. Я стоял у окна роддома, прижав ладони к стеклу, и не мог поверить, что стал отцом. Рядом стоял Виктор Иванович, и в его глазах видел радость и гордость.
— Теперь ты понимаешь, что значит быть отцом, — сказал он тихо. — Это когда готов жизнь отдать за своего ребёнка. И знаешь, что удивительно? Точно так же ты чувствуешь и по отношению к своим собакам. Потому что они тоже твоя семья.
Когда мы привезли малыша домой, собаки встретили нас у двери. Они осторожно обнюхали конверт с младенцем, тихо поскуливая от волнения. Гроза лизнула мою руку, как бы говоря: «Не волнуйся, хозяин, мы всё понимаем».
В первые недели собаки не отходили от кроватки. Они спали по очереди: пока один дремал, второй нёс вахту рядом с младенцем. Если сын начинал плакать, они тут же бежали к нам, тревожно заглядывая в глаза — мол, малыш требует внимания.
Как-то раз позвонила тёща. Сказала, что хочет увидеть внука. Сказала, что хочет увидеть внука. Катя колебалась, но потом согласилась на встречу. Марина Петровна приехала с подарками и сладостями. Она держалась настороженно.Боязливо оглядывалась. Всё время искала глазами собак.
— Не волнуйся, мама, — устало сказала Катя. — Они во дворе. Я помню о твоей аллергии.
Тёща с облегчением выдохнула и только тогда решилась подойти к кроватке. Она долго смотрела на своего внука. А потом повернулась к нам:
— Он прекрасен. Вылитый дедушка.
Марина Петровна старалась держаться непринуждённо. Но то и дело бросала тревожные взгляды на дверь во двор. Словно ожидая, что собаки вот-вот ворвутся в дом. Она задавала обычные вопросы — как малыш спит, сколько ест, не болит ли у него животик. А потом вдруг спросила:
— А как эти… — она запнулась, — собаки относятся к ребёнку? Не опасно ли это?
— Они охраняют его лучше любой сигнализации, — спокойно ответил я. — И учтите, Марина Петровна, мы не будем обсуждать вопрос о том, чтобы избавиться от них.
Тёща поджала губы, но промолчала.
С тех пор она приезжала раз в месяц. Ненадолго. Брат Кати и его семья так и не появились в нашем доме. Для них мы остались эгоистами, которые предпочли собак нормальным отношениям с семьёй.
Сейчас нашему сыну уже три месяца. Он спит в своей кроватке. Рядом на коврике дремлют наши верные овчарки Гроза и Ураган. Они охраняют его сон. Реагируют на каждый писк и зовут нас, если малыш заплачет.
Тесть приезжает каждые выходные. Говорит, что гордится нами. За то, что не поддались давлению и остались верны своим принципам. За то, что наш сын вырастет человеком. Который будет уметь любить и заботиться о других.
Настоящая семья принимает тебя таким, какой ты есть. Со всеми твоими привязанностями и решениями. И порой она состоит не только из людей, связанных кровным родством. Но и из лохматых четвероногих друзей, готовых отдать за тебя жизнь.
Нахальная просьба соседа