— Свекровь выбила дверь в нашем доме и поменяла там замки, пока мы были на вахте

— Быть такого не может, — Олег замедлил шаг, щурясь на предзакатном солнце. — Мы бы знали, если бы она решила приехать. Да и ключей у неё нет.

Наталья и Олег остановились у калитки своего небольшого деревянного дома. Шесть месяцев вахты на Севере превратились в полгода мечтаний об этом моменте — когда они наконец переступят порог, бросят чемоданы в прихожей и рухнут на диван, вдыхая запах родных стен.

Но сейчас что-то было не так. Во дворе валялись доски, которых раньше не было. Занавески в окнах изменились.

Олег толкнул калитку, и та подалась с протяжным, незнакомым скрипом — раньше петли работали бесшумно.

— Мама? — окликнул он, всё ещё не в силах поверить происходящему. — Ты дома?

В окне второго этажа появился знакомый силуэт. Светлана Петровна, женщина шестидесяти двух лет с необычной, словно вылепленной из воска причёской, нахмурилась, разглядывая пришедших.

— А ну уходите! — неожиданно крикнула она, и её голос прозвучал непривычно высоко. — Это мой дом! Мой! Вас никто не звал!

Наталья выронила сумку. Олег застыл, приоткрыв рот.

— Мама?.. Что?.. — он сделал несколько шагов к дому. — Что происходит?

— Вас не было — значит, вы уехали навсегда! — женщина стукнула ладонью по подоконнику. — Я здесь живу теперь. Светлана Викторовна! Запомните это имя!

Олег ошеломлённо смотрел на мать. Та женщина в окне, с незнакомым выражением лица, с каким-то лихорадочным блеском в глазах, казалась одновременно его матерью и совершенно чужим человеком.

Наталья попробовала вставить ключ в замок входной двери, но тот не подошёл.

— Олег… замки поменяны, — прошептала она, и в её голосе звучал настоящий страх.

— Галина! — окликнул Олег соседку, которая, не скрываясь, наблюдала за происходящим из своего палисадника. — Что тут происходит? Вы знаете?

Пожилая женщина в выцветшем халате неохотно подошла к забору.

— Не хотела я в ваши дела лезть, — сказала она, понизив голос. — Светлана Петровна-то ваша… странная стала. Приехала, почитай, через месяц как вы отбыли. С какими-то людьми. Дверь выбили — грохот стоял на всю улицу. А потом замки меняли.

— Что? — Олег побледнел. — Почему вы не позвонили нам? Не вызвали полицию?

Галина поджала губы.

— А кто ж знает, что у вас там за дела? Мать всё-таки. Говорила, что сын попросил присмотреть за домом. Я и подумала — семейное дело. Я в чужие дела не лезу, знаете ли.

— Уходите! — снова закричала Светлана Петровна из окна. — Я всё перекрасила! Здесь теперь всё другое! Белое и чёрное! Понимаете? Правильное!

Олег медленно опустился на ступеньки крыльца, запустив пальцы в волосы.

— Наташ, — сказал он тихо, — звони в скорую. Что-то случилось с мамой.

Наталья потянулась за телефоном, когда скрип половиц на веранде заставил её вздрогнуть.

Светлана Петровна возникла за дверью как призрак из прошлого — в выцветшем синем платье с мелким рисунком.

Платье висело на её фигуре, словно на вешалке, обнажая острые ключицы и тревожную хрупкость.

— Мама, — Олег шагнул к двери, прижав ладонь к стеклу. — Это же я. Олег. Неужели ты не узнаёшь? Мы просто ездили на вахту, как и говорили.

В её глазах отразился лишь холодный блеск. Взгляд скользнул по сыну, как по витрине магазина — цепляясь, но не задерживаясь, не пропуская внутрь. Уголки губ дрогнули в подобии улыбки.

— Я вижу, кто ты, — произнесла она с неестественной чёткостью. — Но ты ошибаешься во мне.

Светлана Петровна — это оболочка, пустышка, от которой я избавилась. Теперь я — Светлана Викторовна. Я та, кто принимает решения. Кто наводит порядок.

Наталья обняла мужа за плечи, глядя со страхом на свекровь. А та вдруг улыбнулась — странной, кукольной улыбкой, от которой стало только страшнее.

— Хотите войти? — спросила она совершенно другим тоном. — Я могу вас впустить. Если вы гости. Если вы не претендуете на мой дом.

Светлана Петровна отпирала замок с каким-то лихорадочным энтузиазмом. Ключи звенели в её дрожащих пальцах, и Наталья невольно подумала, что так обычно открывают не дом, а сокровищницу.

— Я всё правильно сделала, — приговаривала свекровь, пока замок щёлкал. — Всё защитила. Всё спасла.

Олег посмотрел на жену — в его глазах застыл немой вопрос. Наталья едва заметно кивнула. Скорую она уже вызвала, отойдя на несколько шагов, говорила тихо. Диспетчер сказала, что бригада будет вскоре.

— Мы войдём как гости, мама, — осторожно сказал Олег. — Просто посмотрим, как ты тут… обустроилась.

Дверь распахнулась с протяжным скрипом, и запах ударил в ноздри — смесь краски, свечного воска и чего-то кислого, неприятного.

Светлана Петровна шагнула внутрь первой, широким жестом приглашая следовать за ней.

— Добро пожаловать в обитель истины! — торжественно объявила она.

Наталья переступила порог и застыла, не доверяя собственным глазам. Прихожая, раньше оклеенная светлыми обоями с мелким цветочным узором, теперь утопала в черноте.

Всё вокруг — от стен и потолка до самых незаметных плинтусов — было покрыто чёрной краской. Даже их старинное зеркало в резной деревянной раме исчезло под непроницаемым слоем тёмного покрытия.

— Мама… — только и смог выдавить Олег, замерев за спиной Натальи. — Что ты натворила?

— Это пространство очищения, — объяснила Светлана Петровна деловитым тоном, словно проводила экскурсию. — Здесь смываются все прошлые связи. Тёмный коридор ведёт к свету.

Она быстро прошла через прихожую, почти пробежала, и распахнула дверь в гостиную. Контраст был ошеломляющим.

Если прихожая утонула в черноте, то гостиная ослепляла белизной. Белые стены, белый потолок, даже их старый коричневый диван был грубо выкрашен белой краской, которая местами облупилась, обнажая прежний цвет.

— Здесь область Светланы Викторовны, — с гордостью сказала свекровь. — Чистота. Порядок. Ясность.

На стенах гостиной виднелись странные надписи, выведенные аккуратным почерком: «Точка опоры. Сила света. Правильный выбор». А на центральной стене выделялась крупными буквами фраза: «ДОМ СВЕТЛАНЫ ВИКТОРОВНЫ».

— Господи, что стало с нашими вещами? — прошептала Наталья, оглядывая комнату.

Пространство напоминало место кораблекрушения — уцелела лишь громоздкая мебель, слишком тяжёлая даже для одержимой решимости Светланы Петровны.

— Всё рассортировано по категориям, — она дёрнула подбородком в сторону кухни, гордая как куратор выставки. — Мусор отделён от золота. Оболочки — от сути.

Олег двинулся вперёд как сомнамбула, увлекая Наталью в эпицентр разрушения.

Кухня, когда-то сияющая гордость Натальи, превратилась в лабораторию безумия. Картонные коробки с чёткими надписями «Светлана П.» и «Светлана В.» громоздились шаткими бастионами вдоль стен.

Посуда выстроилась в абсурдные инсталляции — чашки над тарелками, половники, скрещённые как пики. Холодильник зиял пустотой — идеально вычищенный изнутри, с отсоединённым шнуром, скрученным змеиным кольцом.

— Я провожу инвентаризацию, — раздался голос свекрови за спинами, так внезапно, что оба вздрогнули.

Она стояла в проёме, наблюдая за их реакцией с клиническим интересом. — Каждый день. Вещи слышат, когда с ними разговариваешь.

— А наша спальня? — тихо спросил Олег. — Можно посмотреть?

Лицо свекрови изменилось.

— Туда нельзя, — отрезала она. — Там моя комната теперь. Там… особые вещи.

— Послушай, мама, — Олег шагнул к ней, протягивая руку. — Я не знаю, что с тобой произошло, но пойми — это наш дом. Мы здесь живём. Мы лишь временно уезжали на вахту.

Светлана Петровна отпрянула, словно от невидимого удара.

— Нет! — её голос взвился. — Вы оставили дом! Предали его! А я — спасла. Я оградила его от тёмных сил!

— О каких тёмных силах ты говоришь? — Олег понизил тон, стараясь успокоить мать.

— Они приходят, когда стемнеет, — свекровь перешла на доверительный шёпот, озираясь. — Стучатся. Угрожают отнять дом. Но я не позволяю им. Я знаю, как правильно.

Наталья встретилась взглядом с мужем, и тот едва заметно кивнул. Они оба понимали: это не просто каприз или вспышка гнева. Всё намного серьёзнее.

В этот момент раздался стук в дверь. Наталья выглянула — подъехала скорая.

— Кто там? — лицо Светланы Петровны исказилось, глаза расширились. — Они? Снова явились за мной?

— Нет, мама, это… — начал Олег, но было поздно.

— Не впущу! — вскрикнула она. — Дом мой! Я всё сделала правильно!

Светлана Петровна заметалась по комнатам как загнанный зверь — запирая двери, задёргивая шторы, шепча что-то про защитные линии на порогах и тени за окнами.

Олег пытался её успокоить, но она смотрела на сына как на чужака, называя то «посланником», то «проверяющим».

— Не открою, — твердила она, прижимаясь спиной к входной двери. — Они хотят отнять дом. Светлана Викторовна не допустит этого.

Наталья стояла у окна, незаметно переговариваясь с бригадой скорой. Врачи советовали не провоцировать конфликт, попытаться отвлечь женщину и потихоньку впустить медиков. Наталья кивала, сжимая телефон.

— Мама, — Олег опустился рядом с ней, сократив дистанцию до шёпота, — это доктора. Они пришли не забирать, а помогать.

У тебя ведь в последнее время что-то идёт не так внутри? — он коснулся виска пальцем. — Картинки, голоса, лица, которые меняются… я понимаю.

Светлана Петровна посмотрела на сына долгим, изучающим взглядом. На миг в её глазах мелькнуло что-то — узнавание, проблеск осознания.

— Олежек? — прошептала она вдруг совсем другим, почти детским голосом. — Это правда ты? Ты вернулся?

— Да, мам, — Олег осторожно взял её за руку. — Это я. Мы с Наташей вернулись с вахты. Как и обещали.

Лицо женщины вдруг исказилось, словно от резкой боли.

— В голове что-то раскололось, — выдавила она сквозь слёзы, каждое слово давалось с усилием, словно признание вины. — Просыпаюсь среди чужих вещей, с чужими мыслями… Как будто кто-то другой занимает моё тело, пока я сплю. Потом возвращает — но уже не полностью. Ты понимаешь это?

Олег кивнул, сжимая руку матери.

— Понимаю, мам. Мы разберёмся. Но нужно впустить врачей, хорошо? Они помогут тебе.

Светлана Петровна вдруг выпрямилась, её взгляд снова стал отстранённым.

— Нет! — отрезала она, и это была уже не мать Олега. — Это их шпионы. Они хотят забрать Светлану Петровну насовсем.

Наталья подала мужу знак — врачи готовы войти через заднюю дверь, которую им удалось незаметно открыть. Олег едва заметно кивнул, не разрывая контакта с матерью.

Он сменил тактику, голос его приобрёл тот особый оттенок, которым говорят с испуганными детьми или дикими животными — очень бережный, но с отчётливой нотой уверенности.

— Знаете, Светлана Викторовна, — произнёс он, признавая её новую сущность, — с севера мы привезли тот самый чай с жасмином, за которым вы охотились ещё прошлой весной.

Крупный лист, первый сбор. Может, согреем чайник, пока решаются мировые вопросы?

Лицо женщины прояснилось.

— Да, — сказала она с неожиданной радостью, — Светлана Викторовна любит чай. Только белую чашку. Чёрные нельзя.

— Конечно, — Олег помог ей подняться, осторожно ведя к кухне. — Наташа как раз собиралась поставить чайник.

Наталья двинулась вперёд, мягко улыбаясь. За её спиной в прихожей уже бесшумно появились две фигуры в белых халатах.

Всё произошло быстро и без драмы, которой так боялся Олег. Врачи действовали профессионально — пара спокойных фраз, укол, и Светлана Петровна, уже почти засыпая, тихо сидела на кухонном стуле, растерянно глядя на сына.

— Я не хотела, — сказала она, и в её словах звучало настоящее раскаяние. — Я просто боялась остаться одна. А потом пришла Светлана Викторовна и сказала, что знает, как правильно.

— Не бойся, — шепнул Олег, поглаживая иссохшие пальцы. — Мы дойдём до конца вместе.

Когда скорая растворилась в вечерних сумерках, они остались вдвоём среди руин того, что ещё вчера называли домом.

Черная прихожая поглотила последние отблески дня. На кухне, среди коробок с чужими надписями, они сидели в оцепенении, соприкасаясь плечами, словно выжившие после катастрофы.

— Вердикт врачей? — нарушила молчание Наталья.

— Диссоциативное расстройство, шизоаффективный эпизод, — выговорил Олег, как будто повторял непонятные слова заклинания. — Говорят, копилось годами под маской странностей, а потом прорвало плотину.

— Наше исчезновение было спусковым крючком?

Олег провёл ладонями по лицу, как будто стирая невидимую паутину.

— Возможно… Боже, как я мог проглядеть? Она ведь всегда была особенной, но это…

— В полутонах болезнь не различить, пока не грянет гром, — Наталья обняла его за плечи.

Глубокая ночь застала их всё там же — между диагнозами и планами, между виной и прощением. Их размеренная жизнь, выстроенная по кирпичику, рассыпалась за один день.

Но в сердце Натальи, среди обломков, медленно прорастало что-то новое — глубокое, болезненное сопереживание.

Позже Светлана была переведена в обычное отделение.

— Я буду навещать тебя каждый день, — проговорил Олег с нежностью, сидя у самого края материнской кровати и бережно касаясь её руки.

— А Светлана Викторовна? — прошептала мать, тревожно вглядываясь в его лицо. — Она… всё ещё со мной?

— Нет, мам, — Олег сжал её руку. — Она ушла. И больше не вернётся, обещаю.

Возвращаясь домой, где Наталья руководила ремонтом, Олег думал, что никогда не представлял, что жизнь может так резко измениться.

Что психическая болезнь может создать ощущение, будто в тело твоей матери вселился чужой человек. Что сострадание может быть таким горьким. И что любовь — такой сложной.

Наталья встретила его у калитки — в рабочем комбинезоне, с кистью в руке, уставшая и решительная.

Олег обнял жену, и они долго стояли так, у ворот своего израненного дома, который только начинал исцеляться. Как и они сами.