— Ты хоть понимаешь, что это значит? — Анна стояла у окна, скрестив руки на груди, её голос дрожал от сдерживаемого раздражения. — Мы должны были отдыхать, Максим. Отдыхать!
Максим молча перебирал инструменты. Затхлый воздух нетопленой дачи стоял в комнате, а сквозь щели в рамах тянуло холодом. Мартовский ветер безжалостно раскачивал голые ветки яблонь за окном.
— Я не могу их подвести, — наконец выдавил он. — Крыша течёт, если не починим сейчас…
— А если не починим, что дальше? Уплывёт твоя драгоценная дача? И что это изменит в твоей жизни? — Анна подошла ближе. — Или за тобой снова придёт мама с очередным списком дел на выходные?
Эта фраза попала в болевую точку. Максим с грохотом бросил молоток на верстак.
— Ты не понимаешь. Просто не понимаешь.
— Да что тут понимать? Пять лет ты живёшь на два дома. Мы полгода встречаемся, а я вижу тебя только в будни, потому что выходные — священное дачное время! — она нервно поправила волосы. — Ты даже на мой день рождения не пришёл из-за этих чёртовых кабачков!
Кабачки. Да, прошлым летом был урожай, какого не видели соседи. Мать настояла на том, чтобы собрать всё до последнего плода, и он, как верный сын, провёл весь день, таская корзины, вместо того чтобы быть с любимой девушкой.
Дача появилась в их жизни в 2000 году. Татьяна Ивановна загорелась этой идеей внезапно, но с такой силой, что Сергей Петрович не смог устоять. У семьи были накопления, не такие уж большие, но на скромный участок с домиком в пятидесяти километрах от города хватило.
— Мама, зачем нам это? — спрашивал тогда двадцатилетний Максим. — Столько хлопот.
Татьяна Ивановна смотрела на сына с недоумением:
— Как зачем? Свои овощи, ягоды, воздух свежий. Я ведь в деревне выросла, знаю, как землю обрабатывать.
— Но у нас же никогда дачи не было, — возражал Максим.
— Вот именно! — торжествующе заключала мать. — Пришло время.
Младший брат Дмитрий, студент-первокурсник, в семейном собрании не участвовал. Его мнения никто и не спрашивал — в семье давно привыкли, что важные решения принимают старшие.
Первое лето на даче помнилось как сплошной труд. Они копали, сажали, пололи, поливали. К осени у всех руки были в мозолях, спины ныли, но кладовка ломилась от банок с соленьями и вареньями.
— Видите, какая экономия, — подсчитывала Татьяна Ивановна, — и всё своё, без химии.
Максим только кивал, боясь признаться, что мечтает о выходных с друзьями, а не о грядках и теплицах.
— А помнишь, как ты познакомил меня с родителями? — Анна резко вернула его в настоящее. — Первый же вопрос твоей мамы был о том, умею ли я консервировать!
Максим поморщился. Тот неловкий ужин в родительской квартире случился через месяц после их знакомства, в августе 2004-го. Он уже тогда понял, что мать и Анна — это две разные планеты.
— Я же не знал, что ты скажешь, что это пережиток прошлого, — тихо ответил он.
— А что я должна была сказать? «Обожаю стоять у плиты в тридцатиградусную жару, закручивая банки»? — Анна покачала головой. — Ты даже не заступился за меня, когда она начала лекцию о том, что «современная молодёжь ничего не умеет».
Ещё одна болевая точка. Да, он промолчал тогда. Как и десятки раз до этого. Слишком привык уступать матери.
— Дима умнее, — вдруг сказала Анна, вглядываясь в его лицо. — Твой брат сразу сказал, что его дача не интересует.
— Дима всегда думает только о себе, — буркнул Максим, чувствуя неприятный укол зависти.
На самом деле младший брат действительно каким-то чудом выкрутился из дачной повинности. «У меня сессия», «Мне на подработку надо», «У меня проект горит» — всегда находились отговорки. И ведь мать принимала их! А от него, Максима, ждала безоговорочного послушания.
— Думает о себе? — Анна нервно рассмеялась. — А ты о ком думаешь? О матери, которая превратила тебя в бесплатного садовника? Или о нас с тобой?
— Это несправедливо, — начал Максим, но запнулся.
В глубине души он знал, что Анна права. За полгода их отношений он ни разу не поставил её интересы выше семейных обязательств. Всегда находились неотложные дачные дела — то забор покосился, то грядки копать, то урожай собирать.
— Знаешь, что несправедливо? — Анна подошла вплотную. — Мы снимаем квартиру уже три месяца, но ты ночуешь там только в будни. А выходные — святое, выходные для мамы и её чёртовой дачи. Она хоть раз спросила, чего хочешь ты?
Это был удар ниже пояса. Нет, мама никогда не спрашивала. Для неё было очевидно: семья должна держаться вместе, а дача — это семейное дело.
Вечерами после работы Максим часто вспоминал, как они планировали свою жизнь с родителями. Дача должна была стать местом отдыха и радости. Вместо этого она превратилась в тяжкое бремя, в бесконечный список дел, в постоянные упрёки матери.
— Крыжовник не обрезал, малина разрослась, яблони надо побелить, — перечисляла Татьяна Ивановна каждую неделю.
Отец молча выполнял её поручения, хотя и ему дача давно стала в тягость. Однажды Максим услышал, как родители разговаривали на кухне.
— Таня, может, продадим? — осторожно предложил Сергей Петрович. — Столько сил уходит, а радости всё меньше.
— Что ты такое говоришь! — возмутилась мать. — Столько вложили, столько трудились! Как можно всё бросить?
Максиму было знакомо это чувство. Пять лет жизни, пять лет выходных и отпусков, пять лет мозолей и усталости — всё это нельзя просто взять и перечеркнуть.
— Я сегодня уеду, — твёрдо сказала Анна после часа молчания. — Одна.
Они оба знали, что это значит. Не просто уедет с дачи — уйдёт из его жизни.
— Подожди, — Максим поднялся с колен, отряхивая руки от пыли. — Давай поговорим.
— Мы полгода говорим, Максим. Ты полгода обещаешь, что что-то изменится. Но ничего не меняется. Я не хочу быть на втором месте после твоей матери и её дачи.
В её словах была горькая правда. Он действительно никогда не ставил Анну на первое место. Всегда семья, всегда обязательства, всегда этот груз ответственности.
— Ты забыл, как мы планировали поехать на мой день рождения в Питер? — она посмотрела ему прямо в глаза. — А что случилось? Кабачки! Кабачковое нашествие! Твоя мама не могла подождать два дня?
Это был самый болезненный момент их отношений. Он до сих пор помнил разочарование в её глазах, когда звонил, чтобы отменить поездку.
— Я тогда ошибся, — признал он. — Но это не повторится.
— Повторится. Ты же сам это знаешь, — Анна начала собирать вещи. — Пока ты живёшь по указке мамы, ничего не изменится.
В этот момент Максим вдруг с кристальной ясностью увидел всю свою жизнь — прошлое и будущее. Пять лет он был привязан к этому участку земли против своей воли. Ещё двадцать — и он превратится в отца, смирившегося со своей участью. А потом его дети будут так же безропотно таскать вёдра с водой и полоть грядки.
— Я сделаю выбор, — неожиданно для себя сказал он. — Но не сейчас. Мне нужно закончить с крышей.
Анна недоверчиво посмотрела на него, затем кивнула и продолжила собираться.
Вечером того же дня Максим вернулся в город один. Когда он вошёл в квартиру родителей, мать встретила его обеспокоенным взглядом.
— Что с крышей? Починил? — это был первый вопрос. Не «как ты?», не «всё в порядке?».
— Починил, — коротко ответил Максим. — Мам, нам надо поговорить.
— Что-то случилось? — Татьяна Ивановна насторожилась.
— Да. Я больше не буду ездить на дачу.
В кухне повисла тишина. Сергей Петрович оторвался от газеты и удивлённо посмотрел на сына.
— Что значит — не будешь ездить? — Татьяна Ивановна нервно поправила фартук. — А кто будет помогать? У отца спина больная, я одна не справлюсь.
— Я не отказываюсь помогать совсем, — твёрдо сказал Максим. — Но я больше не могу тратить каждые выходные на дачу. У меня своя жизнь, мам.
— Своя жизнь? — переспросила Татьяна Ивановна, и в её голосе зазвучали обвинительные нотки. — А мы тебе кто? Чужие люди? Столько в тебя вложили…
Это была привычная манипуляция, которая раньше всегда срабатывала. Но сегодня что-то изменилось.
— Это нечестно, мам, — Максим посмотрел ей прямо в глаза. — Я пять лет каждые выходные на даче. Я потерял девушку, которую любил. И всё из-за чего? Из-за грядок и банок?
— Из-за семьи! — повысила голос мать. — Семья должна держаться вместе!
— А почему тогда Дима не ездит? — вырвалось у Максима. — Почему ему можно сессии и подработки, а мне нельзя даже отпуск взять?
Татьяна Ивановна растерянно замолчала. Этот вопрос явно застал её врасплох.
— Дима учится, — неуверенно сказала она. — У него другая ситуация.
— Нет, мам. Просто он сразу сказал «нет». А я боялся тебя расстроить.
Сергей Петрович неожиданно кашлянул:
— Сын прав, Таня. Мы слишком много требуем от него.
Это была небывалая поддержка. Отец почти никогда не перечил матери, особенно в вопросах дачи.
— Вы что, сговорились? — Татьяна Ивановна переводила взгляд с мужа на сына. — Всё бросить? После стольких лет?
— Никто не говорит «бросить», — мягко сказал Максим. — Просто… может, наймём помощника по хозяйству? Сколько стоит поменять забор или вскопать грядки? Дешевле, чем моя личная жизнь и ваше здоровье.
В глазах матери мелькнуло что-то похожее на понимание, но тут же исчезло.
— Деньги на ветер! — отрезала она. — Всё сами можем сделать.
— Но какой ценой? — спросил Максим. — Посмотри на себя, на отца. Вы же измотаны. Это не отдых, это каторга.
Татьяна Ивановна отвернулась к окну. Её плечи напряглись, но она молчала.
— Я съезжаю, — спокойно сказал Максим. — Буду жить в той квартире, что мы с Анной снимали. Она ушла от меня сегодня.
— Из-за дачи? — тихо спросил отец.
— Из-за того, что я не смог выбрать между ней и… обязательствами, — Максим тяжело вздохнул. — Я хочу всё исправить, но сначала мне нужно научиться говорить «нет».
Следующие недели были непростыми. Татьяна Ивановна сначала обижалась, потом пыталась давить, затем начала жаловаться на здоровье. Но Максим был непреклонен. Он приезжал раз в две недели, выполнял самые тяжёлые работы и уезжал в город.
Дмитрий неожиданно поддержал брата:
— Ты молодец, — сказал он во время редкого совместного ужина. — Я не смог так открыто отказаться, просто начал придумывать отговорки.
— Жалеешь, что купили дачу? — спросил Максим.
— Конечно, — усмехнулся Дмитрий. — Но маме не говори. Она-то до сих пор считает, что осуществила мечту.
Максим пытался дозвониться до Анны, но она не отвечала. Через общих знакомых он узнал, что она сменила работу и уехала в командировку. Может, это было к лучшему — им обоим нужно было время, чтобы всё обдумать.
В конце апреля Максим приехал на дачу один и обнаружил отца, копающего грядки.
— А где мама? — удивился он.
— Дома осталась, — Сергей Петрович выпрямился, разминая спину. — Сказала, что устала.
Это было что-то новое. Татьяна Ивановна никогда не пропускала дачный сезон.
— Пап, а почему вы вообще купили дачу? — спросил Максим, берясь за лопату. — Ты же не особо хотел, я помню.
Отец задумчиво посмотрел на небо:
— Знаешь, твоя мама выросла в деревне. Когда переехала в город, всегда скучала по земле. Мне казалось, что дача вернёт ей радость.
— И вернула?
— Поначалу да, — кивнул отец. — А потом… потом всё стало сложнее. Она хотела всё делать идеально, как в журналах садоводов. А сил всё меньше, возраст берёт своё.
Они работали молча, и Максим вдруг почувствовал, что впервые за долгое время ему не тяжело. Может, потому что он сам выбрал приехать? Или потому что знал — завтра он вернётся в город, в свою жизнь?
Июнь выдался жарким. Максим наконец-то смог заняться собой — записался в спортзал, встречался с друзьями, даже взял отпуск и просто гулял по городу, наслаждаясь свободой.
В середине месяца позвонила мать:
— Сынок, тут такое дело… — начала она непривычно мягко. — Мы с отцом решили дачу продать.
Максим чуть не выронил телефон:
— Серьёзно? Почему?
— Сил уже нет, — честно призналась Татьяна Ивановна. — Да и радости никакой, только работа. Дмитрий не ездит, ты редко… Зачем нам эта обуза?
Это было невероятно. Мать, которая пять лет стояла насмерть за каждую грядку, вдруг решила всё продать?
— Ты уверена? — осторожно спросил Максим.
— Уверена, — в голосе Татьяны Ивановны звучала странная смесь грусти и облегчения. — Отдохнём наконец. Может, на море съездим.
После этого разговора Максим долго сидел у окна, глядя на вечерний город. Что-то важное изменилось — не только в его жизни, но и в нём самом. Он наконец научился говорить «нет», отстаивать свои границы, делать выбор.
Конечно, он потерял Анну. Но, может быть, не навсегда? Теперь, когда у него появилось время на собственную жизнь, кто знает, что будет дальше.
В конце июня он набрался смелости и позвонил ей:
— Привет, — сказал он, когда она неожиданно взяла трубку. — Как ты?
— Нормально, — в её голосе не было ни теплоты, ни холода — просто усталость. — А ты? Как дача?
— Родители решили её продать, — ответил Максим. — И я переехал от них.
Повисла пауза.
— Правда? — в её голосе мелькнул интерес. — Надо же.
— Я хотел бы увидеться, — осторожно предложил Максим. — Просто поговорить. Если ты не против.
Снова пауза. Долгая, звенящая неопределённостью.
— Хорошо, — наконец сказала Анна. — Давай встретимся. В кафе на Ленина, знаешь?
— Знаю, — улыбнулся Максим. — В семь?
— В семь, — согласилась она и добавила после паузы: — И спасибо, что позвонил.
Когда разговор закончился, Максим почувствовал, как внутри разливается тепло. Он не знал, что ждёт их впереди — возможно, примирение, а может, просто хорошее расставание. Но одно он знал точно: дачное проклятие закончилось. Теперь он сам решал, как распоряжаться своей жизнью.
На часах было шесть вечера. Ровно час до встречи с Анной. Максим поспешил собираться — впереди его ждала новая глава жизни, и впервые за долгое время он был действительно свободен.
Разбирал немецкий авто и нашёл блочок, который раньше не видел в других машинах. Рассказываю, для чего он нужен