Почему брат провёл десять лет за её ошибку?

— Почему ты вообще решил вернуться? — Анна стояла у окна, глядя на заснеженные ноябрьские улицы. — Неужели думал, что я обрадуюсь?

Алексей молча сидел за столом, машинально поглаживая шрам на запястье — память о первом годе в колонии. Десять лет. Целая жизнь, растворившаяся в монотонном существовании за решёткой. А теперь он здесь, в пустой квартире сестры, где даже стены, казалось, источали холод и неприязнь.

— Я не знал, куда ещё идти, — он наконец поднял глаза. — Других родственников у нас не осталось.

Анна резко развернулась, её лицо исказилось:

— А кто в этом виноват? Из-за кого я осталась одна в шестнадцать? Из-за кого мне пришлось жить на подачки от благотворительности?

На журнальном столике стояли две чашки с остывшим чаем. Анна специально достала потрёпанный семейный фотоальбом, уцелевший после пожара. Единственное, что осталось от прошлой жизни. Она хотела, чтобы брат увидел, что потеряла она — не только родителей, но и будущее.

Всё началось три дня назад. Анна просматривала объявления о работе, когда раздался звонок. Незнакомый женский голос представился Марией, корреспонденткой онлайн-издания.

— Мы готовим материал о людях, переживших семейные трагедии. Ваша история особенная, — в голосе журналистки звучало неприкрытое любопытство. — Бесплатный обед и пять тысяч рублей за интервью.

Анна сначала хотела отказаться, но цифра зацепила. Квартплата просрочена уже на два месяца. Да и обед не помешает — холодильник почти пуст.

На следующий день они встретились в недорогом кафе на окраине города. Мария оказалась моложе, чем представляла Анна — девушка лет двадцати с аккуратным каре и амбициозным блеском в глазах.

— Спасибо, что согласились, — Мария включила диктофон и достала блокнот. — Расскажите о той ночи. Что вы помните?

Анна механически повторяла то, что говорила десятки раз за прошедшие годы: ночь, крики, огонь, бегство. Она настолько привыкла к этой версии, что почти поверила в неё сама.

— А что насчёт вашего брата? — неожиданно спросила Мария. — Я узнала, что его освобождают по УДО через два дня.

Анна замерла с вилкой в руке. Десять лет. Она точно знала срок, но старалась не думать о том, что однажды он закончится.

— Откуда вы… — она не смогла закончить вопрос.

— Журналистское расследование, — Мария улыбнулась. — Вы знали о его досрочном освобождении?

— Нет.

— А если бы знали? Вы бы встретили его?

Анна смотрела в тарелку. Воспоминания, которые она так старательно загоняла в дальние уголки памяти, нахлынули с новой силой.

— Я могла бы помочь, — продолжала Мария. — Мы возьмём интервью у вас обоих. История воссоединения брата и сестры после трагедии — это сенсация. Двадцать тысяч за оба интервью.

В глазах Анны мелькнуло что-то, чего Мария не смогла распознать. Отчаяние? Страх? Надежда?

— Вокзал. Завтра в шесть вечера, — наконец ответила Анна. — Но без камеры. Сначала я хочу поговорить с ним наедине.

Центральный вокзал гудел от голосов. Анна стояла в стороне от основного потока людей, нервно теребя ремешок сумки. Мария опаздывала, и это только усиливало тревогу.

Объявили прибытие поезда из Нижнего Тагила. Сердце заколотилось где-то в горле. Десять лет она жила с мыслью, что никогда больше не увидит брата. И вот теперь…

Алексей вышел одним из последних. Высокий, худой, с короткой стрижкой и потухшим взглядом. Он нёс потрёпанную спортивную сумку, оглядываясь по сторонам. Анна не сразу узнала в этом изможденном мужчине своего старшего брата.

Он заметил её первым. Остановился в нескольких шагах, не решаясь подойти ближе.

— Здравствуй, Аня.

Она молчала, разглядывая его лицо, отмечая новые морщины, седину на висках. Десять лет превратили семнадцатилетнего подростка в сломленного жизнью мужчину.

— Как ты? — он сделал неуверенный шаг вперёд.

— Как я могу быть? — её голос звучал глухо. — Слушай, я не за этим пришла. Со мной корреспондентка, она хочет взять у нас интервью. За деньги.

— Интервью? — Алексей нахмурился. — О чём?

— О пожаре, о тюрьме, обо всём, — Анна нервно огляделась. — Где же она? Обещала быть здесь.

В этот момент к ним подбежала запыхавшаяся Мария с небольшой видеокамерой в руках.

— Простите за опоздание! Транспорт, — она протянула руку Алексею. — Мария, онлайн-издание «Горизонт». Очень рада познакомиться.

Алексей недоверчиво пожал протянутую руку, бросив вопросительный взгляд на сестру.

— Я думала, без камеры, — процедила Анна.

— Просто для фото, — улыбнулась Мария. — Нам нужно поговорить в более спокойной обстановке. Может, в кафе?

— Я устал с дороги, — тихо ответил Алексей. — Можно просто к Ане домой?

Анна напряглась, но кивнула:

— Хорошо. Только быстрое интервью, деньги, и разойдёмся.

В вагоне метро они сидели молча. Мария пыталась заполнить неловкую тишину вопросами о самочувствии Алексея, о его планах, но получала только односложные ответы. Анна смотрела в окно, где мелькали тёмные тоннели, и думала, что совершает ошибку. Зачем она согласилась на эту встречу? Зачем привела его в свой дом?

Квартира Анны находилась в типовой девятиэтажке на окраине города. Однокомнатная, с минимумом мебели и голыми стенами. Государство выделило её после трагедии, когда Анна осталась сиротой.

— Проходите, — она бросила ключи на тумбочку. — Чай есть, еды нет.

Алексей осторожно присел на краешек дивана, словно боялся занять слишком много места. Мария достала камеру и диктофон.

— Давайте начнём с простого. Алексей, как вы себя чувствуете после освобождения?

— Странно, — он провёл рукой по короткой стрижке. — Всё изменилось. Город, люди…

— А ты как думал? — вмешалась Анна. — Десять лет прошло.

Мария быстро записывала что-то в блокнот.

— Вы поддерживали связь в эти годы?

— Нет, — одновременно ответили брат и сестра.

— Почему? — Мария перевела взгляд на Анну. — Вы ведь единственные выжившие члены семьи.

Анна сжала губы:

— А зачем? Что бы я ему писала? «Как поживаешь в тюрьме, братец? А я тут перебиваюсь случайными заработками и донатами от добрых людей».

— Я писал, — тихо произнёс Алексей. — Первые два года. Письма возвращались.

Анна отвернулась к окну:

— Я их не читала.

Мария почувствовала напряжение и решила сменить тему:

— Расскажите о той ночи. О пожаре.

Алексей вздрогнул, словно от удара. Анна резко повернулась:

— Хватит. Интервью окончено. Давайте деньги.

— Но мы только начали, — растерялась Мария.

— Я сказала — хватит! — Анна подошла к двери. — Вы получили свои фотографии, записали пару фраз. Этого достаточно.

Мария неохотно достала из сумки конверт:

— Здесь аванс, десять тысяч. Остальное после публикации.

— Уходите, — Анна взяла конверт.

Когда дверь за журналисткой закрылась, в квартире повисла тяжёлая тишина.

— Зачем ты согласилась на интервью? — наконец спросил Алексей.

— Деньги нужны, — пожала плечами Анна. — Не всем так везёт с государственным обеспечением, как тебе последние десять лет.

Алексей вздохнул:

— Я могу уйти. Если ты не хочешь меня видеть.

— И куда ты пойдёшь? — она усмехнулась. — К друзьям? К родственникам? Их у нас не осталось, помнишь?

— Я найду общежитие или хостел.

— На какие деньги? — Анна покачала головой. — Оставайся. Временно. Диван раскладывается.

Два дня они жили в гнетущем молчании. Алексей пытался найти работу, обзванивая фирмы по объявлениям. С судимостью брали неохотно, но в итоге он устроился охранником на овощной рынок — ночная смена, минимальная зарплата.

Анна продолжала поиски нормальной работы, но безуспешно. Без образования и опыта её никуда не брали. Она перебивалась случайными подработками: раздавала листовки, иногда сидела с детьми соседей. Пожертвования от благотворительного фонда, поддерживавшего её после трагедии, давно прекратились — она уже не подросток, а взрослая женщина.

Вечером третьего дня Анна, измученная очередным неудачным собеседованием, обнаружила на столе фотоальбом. Алексей перебирал старые снимки — те немногие, что удалось спасти.

— Что ты делаешь? — её голос звенел от напряжения. — Кто разрешил тебе их трогать?

— Прости, — он аккуратно закрыл альбом. — Я просто… вспоминал.

— Что именно? Как ты их убил?

Алексей побледнел:

— Аня, я не…

— Не надо, — она подняла руку. — Суд всё решил. Ты сидел за убийство. За поджог. За то, что сгорели мама, бабушка Вера, Катя и Миша.

— Я этого не делал, — он говорил тихо, но твёрдо. — Никогда не делал.

— Тогда почему ты признался? — Анна схватила альбом. — Почему ты сказал, что это ты?

Алексей молчал, глядя в пол. Анна швырнула альбом на стол.

— Знаешь, в чём твоя проблема? Ты всегда был слишком гордым, — она нервно рассмеялась. — Защитник семьи. Помнишь, как ты полез в драку с соседским парнем, когда он приставал к Кате? Как будто это что-то меняло в нашей паршивой жизни.

— Аня, пожалуйста…

— А помнишь, как мама возвращалась пьяная? Как орала на нас? Как бабушка плакала, когда не хватало денег даже на хлеб? — Анну трясло. — Ты правда думал, что можешь всё исправить? Что можешь нас защитить? От чего, Лёша? От нищеты? От унижения?

Алексей поднял глаза, и Анна увидела в них понимание. Он знал. Всегда знал.

— Это была случайность, — прошептала она, опускаясь на стул. — Я просто хотела, чтобы всё закончилось. Чтобы нас заметили. Чтобы появились деньги — страховка, пособие, что угодно. Маленький огонь, пока все спят. Мы бы проснулись от дыма, выбежали, и всё.

Слёзы текли по её щекам.

— Но дом был старый. Всё загорелось так быстро. Я пыталась их разбудить, правда пыталась.

Алексей медленно подошёл и сел рядом, не решаясь дотронуться до сестры.

— Я знаю, Аня. Я видел тебя с канистрой вечером. Понял, что ты задумала, но не успел остановить.

— Так почему ты признался? — она подняла на него покрасневшие глаза. — Почему сказал, что это ты?

— Тебе было шестнадцать. Меня бы отправили в колонию для несовершеннолетних, потом перевели бы во взрослую. А тебя — в детский дом или колонию для девочек. Так хотя бы у тебя был шанс на нормальную жизнь.

Анна горько рассмеялась:

— Нормальную? Ты называешь это нормальной жизнью? — она обвела рукой пустую квартиру. — Десять лет я живу с этим. С виной. Со страхом. С кошмарами каждую ночь.

Она вскочила и начала ходить по комнате:

— Знаешь, что самое страшное? Я ведь получила, что хотела. Внимание, деньги, поддержку. Бедная сирота, потерявшая семью в пожаре. Меня жалели, мне помогали. А потом всем стало наплевать.

Алексей просто сидел, позволяя ей выговориться. Десять лет накопленной боли, страха, вины — всё выплёскивалось сейчас.

— Почему, Лёша? Почему ты меня защищал? Я этого не заслуживала.

— Ты моя сестра, — просто ответил он. — Единственная, кто у меня остался.

В этот момент раздался звонок в дверь. Анна вздрогнула, быстро вытерла слёзы.

— Кто это может быть?

Она открыла дверь. На пороге стояла Мария с видеокамерой в руках. Её глаза лихорадочно блестели.

— Что вам нужно? — Анна пыталась прийти в себя.

— Прошу прощения за позднее вторжение, — Мария казалась возбуждённой. — Я просто… я слышала ваш разговор.

Анна побледнела:

— О чём вы?

— Я оставила диктофон под столом, — Мария нервно улыбнулась. — Журналистское расследование, помните? И вот сейчас сижу в машине, слушаю и не могу поверить. Это же сенсация! Настоящая невиновность брата, признание сестры спустя десять лет!

— Вы записывали нас? — голос Анны дрожал. — Это незаконно!

— Но история потрясающая! — Мария сделала шаг вперёд. — Послушайте, мы можем договориться. Эксклюзивное интервью с вами обоими. Правда о трагедии спустя десятилетие. Мы можем назначить хорошую цену.

Анна ощутила, как земля уходит из-под ног. Всё, что она строила последние десять лет, рушилось на глазах.

— Убирайтесь, — процедила она.

— Но ведь это шанс! — не унималась Мария. — Алексей может подать на пересмотр дела, получить компенсацию. А ваша история тронет тысячи сердец!

— Я сказала — убирайтесь! — Анна попыталась закрыть дверь, но Мария поставила ногу в проём.

— Хотя бы послушайте моё предложение!

В этот момент из комнаты вышел Алексей.

— Что происходит?

— Она нас записывала! — Анна кричала, уже не контролируя себя. — Всё слышала! Про пожар, про всё!

Алексей побледнел, подошёл к двери:

— Пожалуйста, уйдите.

— Но вы же невиновны! — Мария была настойчива. — Мы можем добиться пересмотра дела, восстановить справедливость!

— Мне не нужна справедливость, — тихо ответил Алексей. — Уходите.

Анна почувствовала, как её накрывает волна отчаяния. Всё кончено. Теперь все узнают. Её арестуют. Она потеряет даже ту жалкую жизнь, что у неё есть.

— Что вы наделали? — она бросилась на Марию, пытаясь выхватить камеру. — Отдайте запись!

— Анна, стой! — Алексей попытался оттащить сестру.

Но было поздно. В борьбе Анна потеряла равновесие и, пытаясь схватиться за перила, оступилась. Короткий крик — и стук падающего тела.

Мария застыла в ужасе, глядя вниз на площадку между этажами, где неподвижно лежала Анна. Алексей бросился вниз по лестнице.

— Вызовите скорую! — крикнул он.

Но было поздно. Неудачное падение, сломанная шея. Анна умерла мгновенно.

Полиция приехала через двадцать минут, скорая — ещё через пять. Соседи выглядывали из квартир, перешёптываясь.

Мария, бледная и трясущаяся, рассказывала лейтенанту, что просто пришла взять интервью, когда Анна вдруг набросилась на неё.

— Она была неадекватна. Кричала, угрожала. А потом просто… упала.

Алексей сидел на ступеньках, глядя в одну точку. Когда к нему подошёл следователь, он поднял голову:

— Это я виноват. Я её толкнул.

— Что? — Мария обернулась. — Нет! Она сама упала!

Но Алексей уже повторял свою версию другому полицейскому:

— Мы поссорились. Я недавно вышел из тюрьмы, она не хотела меня видеть. Я не рассчитал силу.

— Но у вас же только закончился срок, — следователь нахмурился. — Зачем вам это?

Алексей посмотрел на тело сестры, которое уже накрывали простыней.

— Всё, что у меня было — это она. Теперь ничего не осталось.

Марию увели для дачи показаний. Она оглянулась на Алексея, в её глазах читался ужас и непонимание. Запись разговора так и осталась у неё в камере, но она уже знала, что никогда не использует этот материал.

Алексей в последний раз взглянул на накрытое тело сестры:

— Прости, Аня. Теперь всё закончилось.

Через час его увезли в наручниках. Впереди было новое обвинение, новый суд, новый срок. Но ему было всё равно. В этот раз ему действительно нечего было терять.

Снег падал крупными хлопьями, покрывая город белым саваном. В пустой квартире на столе так и остался лежать старый фотоальбом — единственное свидетельство о семье, которую поглотил огонь десять лет назад.