Марина поставила кружку с кофе на столик и открыла ноутбук. Пальцы быстро набрали пароль, привычно зашелестели клавиши. Она уже собиралась погрузиться в рабочие отчеты, когда телефон издал резкую трель.
«Мама» — высветилось на экране. Марина почувствовала, как внутри всё сжалось. Последний разговор закончился требованием, от которого до сих пор сводило зубы.
— Доброе утро, мама, — она старалась звучать нейтрально.
— Ничего доброго, — голос Елены Викторовны звенел от возмущения. — Ты так и не перевела деньги на счет Алексея. У него сегодня встреча с приставами. Тебе что, наплевать на брата?
Марина прикрыла глаза. За тридцать лет жизни она должна была привыкнуть к такому обращению, но каждый раз чувствовала себя провинившейся ученицей.
— Мам, мы же обсудили это. Я не могу платить алименты за четверых детей Алексея. У меня своя жизнь, ипотека.
— Какая еще жизнь? — в голосе матери звучало искреннее недоумение. — Он твой брат! У него временные трудности. И что за капризы с этой квартирой? Могла бы жить с нами и не выбрасывать деньги на ветер.
«Временные трудности» у сорокалетнего Алексея длились всю его сознательную жизнь. Два неудачных брака, четверо детей и постоянная смена мест работы, которые «были не достойны его талантов». Марина мысленно пробежалась по истории его жизни, ища хоть один момент, когда брат проявил самостоятельность. Не нашла.
— Мама, мне скоро на смену. Давай вечером поговорим.
— Нет времени на твои смены! Ты можешь отменить ее и заехать к нам. Алексею нужна помощь сейчас, — в голосе Елены Викторовны звенела сталь.
Марина посмотрела на часы. До начала суточного дежурства оставалось три часа, а дорога занимала час в одну сторону.
— У меня детская реанимация, мам. Я не могу отменить смену, — голос Марины звучал твердо.
— А что такого в твоей работе? Сидишь в чистой палате, смотришь на приборы. Не то что Алексей, который вкалывает как проклятый.
Марина прикусила губу. Мать никогда не интересовалась ее работой. Не пришла ни на один выпускной — ни в школе, ни в институте. Даже когда ее, студентку-третьекурсницу, наградили за спасение ребенка с тяжелой травмой, Елена Викторовна не нашла времени приехать на церемонию. Зато когда Алексей получил грамоту за участие в школьном конкурсе, мать целую неделю хвасталась перед соседями.
— Деньги нужны сегодня, Марина! — настаивала мать. — Ты же понимаешь, что если Алексей не заплатит, его привлекут к ответственности? Ты этого хочешь?
Марина вспомнила, как в одиннадцатом классе она выиграла Всероссийскую олимпиаду по химии. Вместе с дипломом ей вручили конверт с деньгами — сумма по тем временам казалась огромной. Девочка мечтала купить ноутбук для учебы в институте. Но, вернувшись домой, она услышала, как Алексей жаловался матери, что его вот-вот выгонят из института из-за долгов за обучение.
— Дай деньги, — протянула руку мать, не дослушав взволнованный рассказ дочери о победе.
Деньги ушли на оплату учебы брата. Институт он бросил через семестр — «преподаватели там идиоты».
— Мама, я не могу сегодня. У меня самой платеж по ипотеке через неделю, — Марина пыталась говорить спокойно.
— Да что ты заладила — ипотека, ипотека! — взорвалась Елена Викторовна. — Никто тебя не просил ее брать! Жила бы с нами, все бы сэкономила. Эгоистка ты, Марина. Вся в своего отца.
Сравнение с отцом всегда было высшей степенью неодобрения в их семье. Второй муж матери, отец Марины, ушел, когда девочке было семь лет. «Безответственный, думал только о себе», — так характеризовала его Елена Викторовна.
— Что ты молчишь? — не унималась мать. — Думаешь, как выкрутиться? А знаешь что, я уже все решила. Мы продаем дачу.
— Какую дачу? — растерялась Марина.
— Бабушкину, конечно. Нашу с Алексеем. Которую твоя бабушка нам оставила.
Марина замерла. Она прекрасно знала, что бабушка завещала дачу всем троим: матери, Алексею и ей, Марине. В равных долях.
— Подожди, но треть дачи принадлежит мне.
— Ну и что? Алексею нужнее. У него четверо детей, между прочим.
— А мне? У меня тоже могут быть дети, — возразила Марина.
В трубке повисла тяжелая пауза.
— Какие у тебя дети, Марина? Ты совсем одна. И на работе пропадаешь сутками. Кому ты такая нужна?
Эти слова ударили сильнее пощечины. В тридцать лет, с двумя высшими образованиями и профессией, спасающей жизни, она слышала от матери, что никому не нужна.
— Так ты согласна продать дачу? — нетерпеливо спросила Елена Викторовна.
Марина посмотрела на часы. До дежурства оставалось два с половиной часа. Решение пришло внезапно.
— Нет, мама. Я не согласна продавать дачу.
— Что? — в голосе Елены Викторовны звучало неподдельное изумление.
— Я сказала, что не согласна продавать мою долю дачи.
— Ах, вот как? — голос матери стал ледяным. — Тебе плевать на брата. На меня, на племянников. На всю семью!
— Мама, — Марина говорила спокойно, чувствуя, как внутри поднимается неизвестная ранее сила. — Послушай меня внимательно. Я не буду платить алименты за детей Алексея. Я не продам свою долю дачи. И я больше не буду давать вам деньги.
— Ты… да как ты смеешь? После всего, что я для тебя сделала! — голос Елены Викторовны сорвался на крик.
— А что ты для меня сделала, мама? — тихо спросила Марина. — Когда ты в последний раз меня поддерживала? Интересовалась моей жизнью? Гордилась мной?
В трубке повисла тишина, а затем раздался холодный голос матери:
— Я вычеркну тебя из завещания.
Марина горько усмехнулась.
— Предполагаю, что меня там и так нет. Все оформлено на Алексея, верно?
Молчание матери было красноречивее любого ответа.
— Помнишь, мама, как ты забрала у меня деньги за олимпиаду в одиннадцатом классе? Я никогда не смогла купить себе тот ноутбук. В институте подрабатывала по ночам, чтобы наконец его приобрести.
— Да уж, будем теперь каждую копейку вспоминать! — голос матери звучал раздраженно.
— Не каждую. Но ту, что решила судьбу мечты семнадцатилетней девочки, — стоит.
— И что ты теперь хочешь? Чтобы я чувствовала себя виноватой? — в голосе Елены Викторовны звучал сарказм.
— Нет, мама. Я хочу, чтобы ты наконец услышала меня. Вы с Алексеем живете в своем мире. В нем я всегда буду на втором месте, всегда буду ресурсом, из которого можно черпать. Но мир изменился. Я выросла. И больше не хочу жить по вашим правилам.
В ответ раздались короткие гудки. Марина медленно опустила телефон. Странное чувство спокойствия разливалось по телу.
Через час она уже входила в отделение детской реанимации. Знакомый запах дезинфекции, писк приборов, деловитое движение персонала — вот ее настоящий мир.
— Давно не виделись, Марина Дмитриевна, — улыбнулась медсестра Анна. — Там новенький поступил, тяжелая форма пневмонии.
Марина кивнула. Здесь она была нужна. Здесь ее ценили. Здесь она спасала жизни.
Телефон в кармане халата завибрировал сообщением. Мать писала, что соседка видела, как Марина выходила из суда. «Чем ты на самом деле занималась вместо работы? Опять врешь?»
Марина удалила сообщение, не отвечая. Она не была в суде — соседка, видимо, обозналась. Но оправдываться она больше не собиралась.
Через час, когда она закончила обход, пришло сообщение от Алексея: «Неужели тебе так сложно помочь родному брату? Мы же семья!»
Марина медленно выдохнула и ответила: «Алексей, тебе сорок лет. У тебя четверо детей. Может, пора начать заботиться о них самому?»
Ответ прилетел мгновенно: «Ты ничего не понимаешь в моей ситуации! Я сейчас переживаю сложный период. Все против меня!»
Эти слова Марина слышала с детства. Мир всегда был настроен против ее брата. Всегда виноваты были обстоятельства, люди, случай — но только не сам Алексей.
Она убрала телефон в карман и пошла к новому пациенту. Семилетний мальчик боролся за каждый вдох. Марина сосредоточилась на показаниях монитора. Здесь и сейчас она могла помочь. По-настоящему.
Вечером, выйдя из отделения после тяжелой смены, Марина увидела возле больницы знакомую фигуру — Алексей. Как обычно, небрежно одетый, с уставшим выражением лица, которое он тщательно поддерживал.
— Наконец-то! — воскликнул он, увидев сестру. — Я третий час тебя жду!
— Тебе стоило позвонить, — заметила Марина. — У нас экстренный случай, я была занята.
— Ну да, ну да, ты всегда занята, — саркастически протянул Алексей. — А как насчет родного брата? Для него у тебя времени нет?
Марина осмотрелась. Октябрьский вечер, промозглый ветер, пустая парковка больницы. Не лучшее место для семейного разговора.
— Чего ты хочешь, Алексей? — прямо спросила она.
— Поговорить как взрослые люди, — он театрально развел руками. — Ты подставила меня сегодня перед судебными приставами. Я выглядел полным идиотом!
— Я тебя не подставляла. Я просто не дала тебе денег.
— То есть ты не понимаешь, что у меня четверо детей? И что моя зарплата…
— У тебя нет зарплаты, Алексей, — перебила Марина. — Ты не работаешь уже больше года.
— Я в поиске! — возмутился брат. — Не могу же я пойти на первую попавшуюся работу. Я ищу что-то достойное.
— За последние двадцать лет ты не нашел ничего «достойного», — заметила Марина. — Но почему-то твои дети должны есть, одеваться и ходить в школу. И платить за это почему-то должна я.
Алексей прищурился:
— Неужели тебе жалко? Ты же сестра, родная кровь! Неужели тебе трудно показать, что мы одна семья?
Марина посмотрела брату в глаза и вдруг поняла, что он искренен. Он действительно не видел в ситуации ничего странного. Для него было абсолютно естественно, что его проблемы должны решать другие — мать, сестра, кто угодно, только не он сам.
— А что ты сделал для меня, Алексей? — спросила она. — Хоть раз в жизни?
Брат моргнул, явно озадаченный вопросом.
— Что за странные вопросы, Марина? Семья не о том, чтобы считаться.
— Верно. Семья о поддержке. Взаимной. Но в нашей семье поддержка всегда была односторонней.
Алексей нахмурился:
— Тебе не идет роль жертвы. Ты всегда была маминой любимицей.
Марина не смогла сдержать смех. Горький, с ноткой недоверия.
— Правда? И как же это проявлялось?
— Ну, ты всегда была такая правильная. Отличница, умница. Мама тобой гордилась.
— Когда, Алексей? Назови хоть один случай, когда мама мной гордилась.
Брат замолчал, явно пытаясь вспомнить такой момент.
— Ну, может быть, не говорила прямо… Но она же помогла тебе поступить в медицинский.
— Я поступила сама, — тихо сказала Марина. — Победила в олимпиаде, получила льготы при поступлении. Мама даже не пришла на выпускной.
— Она была занята! У нее всегда столько дел…
— Да, — кивнула Марина. — На твоем выпускном она была. На всех твоих школьных концертах тоже.
Алексей некомфортно переступил с ноги на ногу.
— К чему ты клонишь? Что ты теперь будешь считаться с матерью?
— Нет, — покачала головой Марина. — Я просто больше не буду участвовать в этом спектакле. Не буду платить за твои ошибки. Не буду отдавать себя ради вас. Я тоже имею право на жизнь, Алексей.
Брат смотрел на нее с искренним непониманием.
— Но мы же… семья.
— Семья — это не только брать, но и давать, — ответила Марина. — Что ты дал мне или своим детям за последние годы?
Алексей молчал, глядя куда-то мимо сестры.
— Мама сказала, что вычеркнула меня из завещания, — продолжила Марина.
— Да брось, она просто разозлилась, — отмахнулся Алексей. — Ты же знаешь ее.
— Знаю. Поэтому и не сомневаюсь, что она это сделала. Или, скорее всего, я там никогда и не фигурировала.
— И что, теперь ты обиделась? Из-за каких-то денег?
— Не из-за денег, Алексей. Из-за отношения. Всю жизнь я была на втором месте. Всю жизнь я должна была восхищаться твоими несуществующими успехами, поддерживать твои провальные начинания, оплачивать твои долги. И ни разу — ни единого раза! — не получила ничего взамен. Ни благодарности, ни помощи, ни простого человеческого тепла.
Алексей поджал губы.
— Значит, ты решила нас бросить. В трудную минуту.
— Нет, — покачала головой Марина. — Я решила начать жить свою жизнь. А вы с мамой попробуйте хотя бы раз решить свои проблемы сами.
— Что я скажу приставам? — голос Алексея звучал почти жалобно.
— Правду. Что ты отец четверых детей и должен за них платить.
— А если меня арестуют? Ты об этом подумала?
— Подумала. Может быть, это наконец заставит тебя повзрослеть.
Марина развернулась и пошла к своей машине. За спиной она слышала возмущенные возгласы брата, но впервые за долгое время не чувствовала вины. Только облегчение.
Через неделю раздался звонок от матери. Голос Елены Викторовны звучал непривычно мягко:
— Марина, нам нужно поговорить. Может, заедешь сегодня? Я приготовлю твой любимый пирог.
Марина подавила горькую усмешку. За тридцать лет мать так и не запомнила, что ей нравится, а что нет. Любимый пирог был у Алексея.
— Извини, мама, сегодня не могу. У меня смена.
— А завтра? — не сдавалась Елена Викторовна.
— Завтра я еду в банк. Вопрос с ипотекой нужно решить.
— Но нам действительно нужно поговорить! — в голосе матери прорезались знакомые требовательные нотки. — Ситуация с Алексеем ухудшилась. Ему грозит арест!
Марина глубоко вздохнула.
— Мама, но чем я могу помочь?
— Ну как же, — в голосе Елены Викторовны появилась надежда. — Ты можешь взять на себя его долги. У тебя хорошая кредитная история, тебе дадут кредит.
Марина покачала головой, хотя мать не могла этого видеть.
— Нет, мама. Я не буду брать кредит за Алексея. Это его дети и его ответственность.
— Да что ты заладила — его дети, его ответственность! — голос Елены Викторовны сорвался на крик. — Ты же его сестра! Сейчас не время для принципов!
— Для принципов всегда время, мама, — тихо ответила Марина. — Потому что они определяют, кто мы есть.
— Философ нашелся! — фыркнула Елена Викторовна. — А знаешь что? Пусть Алексея посадят! Это будет на твоей совести!
— Если его посадят, это будет следствием его собственных действий, — спокойно возразила Марина. — И на моей совести ничего не будет.
— Ничего себе! Как ты изменилась, дочка. Была такой покладистой девочкой…
— Была, — согласилась Марина. — Но больше не буду.
Вечером того же дня Марина вернулась с работы в свою небольшую квартиру. Включила свет, поставила чайник. Тишина обволакивала ее, но теперь это была не пустота, а спокойствие. Она взяла блокнот и начала записывать план на будущее.
Через год закончится выплата ипотеки. Можно будет подумать о продаже квартиры и переезде в другой город. Может быть, даже в другую страну. Начать с чистого листа, без токсичного прошлого, без вечного чувства вины и недостаточности.
Телефон зазвонил снова. На экране высветилось «Светлана» — бывшая жена Алексея.
— Марина, здравствуй, — голос Светланы звучал неуверенно. — Извини за поздний звонок. Я насчет детей…
Марина напряглась. Неужели Светлана тоже решила попросить денег?
— Я хотела сказать спасибо, — неожиданно произнесла Светлана. — Алексей наконец начал платить алименты. Не полностью, конечно, но хоть что-то.
Марина удивленно моргнула.
— Правда? Это… неожиданно.
— Да, для меня тоже, — в голосе Светланы слышалась усмешка. — Кажется, его наконец прижали. Но я позвонила не поэтому. Старший сын заболел, кашель не проходит уже неделю. Я подумала… ты же врач. Может, посмотришь его?
Марина помолчала. Странно, но Светлана была первым человеком в ее «семье», кто вспомнил о ее профессии не для того, чтобы попросить денег или поставить диагноз по телефону, а чтобы действительно получить помощь.
— Конечно, — ответила она. — Давай встретимся завтра. Я посмотрю его после работы.
— Спасибо, — искренне сказала Светлана. — Ты не представляешь, как я благодарна.
Повесив трубку, Марина улыбнулась. Может быть, не все родственные связи обречены на токсичность. Может быть, можно построить здоровые отношения хотя бы с частью семьи.
Через месяц Марина подала документы на долевую собственность дачи. Она не собиралась продавать свою часть, но хотела зафиксировать свои права юридически. Мать позвонила в ярости:
— Ты что, судиться со мной вздумала?
— Нет, мама. Я просто хочу официально оформить то, что мне причитается по закону.
— То есть, ты думаешь только о себе! А я? Я жить где буду? Ты выгонишь родную мать из дачи?
— Никто тебя не выгоняет, мама. Ты можешь жить на даче сколько хочешь. Я просто хочу, чтобы мои права были защищены.
— Неблагодарная! — всхлипнула Елена Викторовна. — После всего, что я для тебя сделала!
Марина устало потерла виски. Один и тот же разговор, одни и те же манипуляции.
— Мама, я не хочу ссориться. Я просто хочу справедливости.
— Справедливости? — ядовито переспросила мать. — А справедливо ли, что твой брат сейчас на грани тюремного заключения, а ты сидишь в своей уютной квартирке и рассуждаешь о справедливости?
— А справедливо ли, — тихо спросила Марина, — что я всю жизнь была на втором месте? Что мои достижения никого не интересовали? Что мои мечты всегда приносились в жертву прихотям Алексея?
В трубке повисла тишина.
— Чего ты хочешь? — наконец спросила Елена Викторовна. — Чтобы я извинилась?
Марина покачала головой.
— Я просто хочу, чтобы ты поняла: я больше не буду жертвовать собой ради вас. У меня своя жизнь. И я имею право ее строить.
Елена Викторовна вздохнула:
— Когда ты так изменилась, Марина? Откуда этот эгоизм?
— Это не эгоизм, мама. Это самоуважение. И лучше поздно, чем никогда.
Положив трубку, Марина подошла к окну. За стеклом расстилался осенний город, готовящийся к зиме. До конца выплаты ипотеки оставалось девять месяцев. А потом — свобода. Настоящая, без оглядки на прошлое, без вечного чувства вины.
Квартира, которую она купила вопреки желанию матери, стала символом ее независимости. Здесь она могла строить свою жизнь по собственным правилам. И пусть сейчас она одна — но она наконец-то чувствовала себя целой.
Машина сгнила, а пороги как новые. Сделал вечный антикор порогов, не потратив ни копейки. Делюсь