Тонкие пальцы Сони стиснули руль. Машина, похожая на маленького синего жука, замерла перед входом в дом. Приобретение далось нелегко — три года копила, пока муж ездил на своей представительской «Тойоте», на которую скинулись всей его семьей. Соня сделала глубокий вдох, выдох и выключила зажигание. Пять минут тишины перед бурей — редкая роскошь.
За окном накрапывал апрельский дождь, металлические капли отбивали нервную дробь по крыше автомобиля. Чувство покоя медленно растворялось, как сахар в горячем чае. Соня знала — ее решение вызовет войну, но отступать некуда. Она купила машину для себя, и это ее право.
Телефон пискнул. Сообщение от свекрови: «Мы с папой очень рады, что у вас теперь две машины! Завтра утром заедем за бабой Клавой, отвезите нас на дачу. Привет Мите!»
Соня усмехнулась. Разумеется, они уже все решили.
Дверь в квартиру она открыла собственным ключом, хотя муж был дома. Митя сидел в гостиной, уставившись в ноутбук, словно в бездну мировых проблем.
— Что за фокус с машиной? — не поднимая глаз, спросил он. — Мать мне уже позвонила, сказала, что ты какую-то развалюху купила. Зачем нам второй автомобиль? У нас ипотека.
Соня сняла пальто и швырнула сумку на диван. Она представляла этот разговор десятки раз, но сейчас все заготовленные фразы куда-то испарились.
— Я накопила со своей зарплаты, — произнесла она наконец. — Денег за квартиру не трогала ни копейки.
Митя посмотрел на нее, как учитель смотрит на нерадивого ученика.
— Дело не в деньгах, а в нашем совместном будущем. Мы сначала должны квартиру выплатить, а потом думать о таких покупках. И вообще, надо было обсудить.
— Обсудить? — Соня почувствовала, как внутри что-то лопается, словно струна. — А когда ты свою машину покупал, со мной обсуждал? Нет, ты пришел и сказал: «Мы с родителями решили».
Митя захлопнул ноутбук.
— Перестань, Сонь. Это совсем другое. Моя машина — семейная. Мы всей семьей ездим.
— Твоей семьей, — уточнила Соня. — Твоими родителями, твоей бабушкой, твоей тетей Галей и ее собакой.
— Они тебе слова плохого не сказали, — Митя тяжело вздохнул. — Чего ты опять?
Соня прошла на кухню и включила чайник. Руки дрожали.
— Твоя мать уже распланировала использование моей машины. Завтра ты должен отвезти их с отцом и бабу Клаву на дачу.
— И что? — в голосе Мити звучало раздражение. — Они ведь на один день, тебе жалко?
— Я машину купила для себя и ни с кем из твоей семьи делить ее не буду, — выпалила Соня. — Ни завтра, ни послезавтра. Никогда.
Старшие Орловы жили в сталинском доме возле метро «Аэропорт». Квартира с высоченными потолками, лепниной и паркетом, доставшаяся от бабушки Клавдии Павловны, приютила три поколения семьи. Инна Владимировна, мать Мити, считала, что в этом их сила — держаться вместе, одной большой семьей. В их доме решения принимались коллективно, дела делались сообща, и праздники всегда были шумными.
— Это что за фокусы, Софья? — свекровь сидела за столом, подперев подбородок рукой. Она никогда не называла невестку полным именем, только в крайних случаях. — Мы же договорились, что завтра едем на дачу.
Соня сцепила пальцы, чтобы скрыть нервную дрожь.
— Мы не договаривались, Инна Владимировна. Вы решили и сообщили.
— Какая разница? — удивилась свекровь. — Мы ведь одна семья. Я же не чужому человеку машину попросила. Ты вон, сколько раз на Митиной ездила.
Митя, сидевший в углу комнаты с видом великомученика, кивнул.
— Сонь, ну правда. Не начинай. У мамы спина больная, бабушка старенькая совсем. Неужели тебе сложно? Я же поведу, не ты.
Соня чувствовала себя так, будто попала в какой-то театр абсурда.
— Дело не в том, кто поведет. Я не хочу, чтобы мою машину использовали как семейный транспорт. Это моя личная собственность.
Свекор, Виктор Михайлович, попытался вмешаться:
— Софочка, ты, конечно, можешь считать так. Но в семье не бывает личной собственности. Мы всегда всё — сообща.
— Когда я хотела занять денег на первый взнос за машину, — вдруг спросила Соня, — вы мне что сказали? «Это твои проблемы, мы тебе не обязаны помогать». И я накопила сама. А теперь получается, что машина всё-таки общая?
— Ты передергиваешь, — поджала губы Инна Владимировна. — Мы же не берем твою машину навсегда, а просто попросили одолжить на день.
— И на следующие выходные, — добавил Митя. — Мама говорила, что нужно рассаду привезти.
Соня расхохоталась:
— Видите? Вы уже распланировали использование моей машины на недели вперед.
Клавдия Павловна наблюдала за спором, сложив руки на груди. В свои восемьдесят семь она обладала ясным умом и железной волей.
— Что за бардак устроили, — сказала она внезапно. — Софья правильно говорит. Кто платил за машину — тот и хозяин.
Все замолчали, глядя на старушку с недоумением. Та продолжила, стуча пальцем по столу:
— Вы ее совсем затюкали. Мальчишка все праздники у своих родителей проводит, а ее родители в другом городе. Кто о ней думает? Никто! Только требуют, требуют.
— Мама, — попытался вмешаться Виктор Михайлович, — ты не понимаешь.
— Это вы не понимаете, — отрезала Клавдия Павловна. — Девочка три года копила, ни копейки у вас не просила, а вы сразу — дай, дай, дай. Я на дачу на автобусе поеду, не переломлюсь.
Инна Владимировна возмущенно фыркнула:
— Вот если бы вы с Митей завели детей, было бы понятно, зачем вам вторая машина. А так — блажь какая-то.
Соня почувствовала, как горячая волна поднимается внутри.
— А вот это уже совсем не ваше дело.
— Сонь, ну зачем ты так, — попытался успокоить ее Митя. — Мама же не со зла.
— Дитятко обиделось, — протянула Инна Владимировна. — Знаешь, Софья, был бы у тебя опыт материнства, ты бы поняла, что такое настоящие проблемы. Машина — это такая ерунда…
— Да при чем тут вообще дети! — взорвалась Соня. — Мы говорим о моей машине!
Клавдия Павловна постучала тростью по полу, привлекая внимание:
— Инночка, ты совсем голову потеряла. Сначала говоришь, что машина нужна для поездок на дачу, потом утверждаешь, что это ерунда. Определись уже!
Вечером, когда они с Митей возвращались домой, в машине висело тяжелое молчание. Соня не хотела начинать разговор первой. Ей было обидно и горько.
— Не понимаю, почему ты не можешь пойти на компромисс, — наконец сказал Митя, не отрывая взгляда от дороги. — Это же мои родители, а не посторонние люди.
— И почему ты считаешь, что компромисс возможен только в одну сторону? — спросила Соня. — Почему я должна уступать?
— Потому что для тебя это не так важно, как для них, — просто ответил Митя. — Ты молодая, здоровая, а они…
— А я что, не человек? — перебила его Соня. — У меня нет права на свои вещи? На свое пространство?
Митя вздохнул:
— Сонь, ты опять за своё. У тебя какая-то больная фиксация на «своем» пространстве, «своих» вещах. В семье всё общее.
— В нашей семье — да. Но не в семье твоих родителей. Я не хочу, чтобы они распоряжались моими вещами.
Митя резко затормозил у светофора.
— Знаешь, иногда я думаю, что ты их просто не любишь. Они столько для нас делают, а ты вечно недовольна.
— А иногда я думаю, — тихо произнесла Соня, — что ты женился не на мне, а на своей семье.
Утром Соня встала рано, оделась и взяла ключи от машины.
— Ты куда? — спросил заспанный Митя.
— На работу. У меня встреча с клиентом в девять.
— А как же мои родители? — он сел на кровати. — Они ждут, что я за ними заеду.
— Пусть вызовут такси, — пожала плечами Соня. — Или поедут на твоей машине.
— Моя в сервисе, — процедил Митя. — Ты же знаешь.
— Жаль, — Соня застегнула пальто. — Тогда такси. У твоего отца хорошая пенсия, а мать целыми днями рассказывает, какая она успешная бизнес-леди. Уверена, они могут себе это позволить.
Митя смотрел на нее так, словно видел впервые:
— Я тебя не узнаю, Соня. Ты стала какой-то… холодной.
— Нет, — покачала головой она. — Я просто перестала позволять вам всем вытирать об меня ноги.
В офисе было тихо. Соня пришла раньше всех, включила компьютер и попыталась сосредоточиться на работе, но мысли постоянно возвращались к утреннему разговору.
Телефон разрывался от звонков. Сначала позвонила свекровь — Соня не взяла трубку. Потом Митя — она также проигнорировала. Затем пришли сообщения. «Как ты могла так поступить?», «Мама плачет», «Отец в бешенстве».
Соня выключила телефон и уткнулась лицом в ладони. Неужели она и правда ведет себя эгоистично? Может, проще было уступить?
Дверь кабинета открылась, и вошла Лариса, директор рекламного агентства, где работала Соня.
— Ты чего так рано? — спросила она, снимая пальто. — До презентации еще два часа.
— Семейные проблемы, — коротко ответила Соня.
Лариса, женщина лет пятидесяти с короткой стрижкой и проницательным взглядом, понимающе кивнула:
— Что-то серьезное?
— Я купила машину, — сказала Соня. — А семья мужа считает, что имеет на нее право.
Лариса присела на край стола:
— И ты не согласна?
— Конечно! — воскликнула Соня. — Это мои деньги, моя машина. Я три года копила.
— И что твой муж?
— Он считает, что я должна делиться. Что в семье всё общее.
Лариса задумчиво постучала ногтем по столешнице:
— Знаешь, Сонь, с одной стороны, в браке действительно важно уметь делиться. С другой… я вижу тебя каждый день. Вижу, как ты работаешь сверхурочно, как бьешься за каждый проект. Если это твоя мечта, и ты на нее заработала — имеешь полное право ею распоряжаться.
Соня благодарно посмотрела на начальницу:
— Спасибо. Кажется, кроме тебя и бабушки мужа, никто меня не понимает.
— Бабушки? — удивилась Лариса.
— Да, представляешь? Самый старший член семьи оказался на моей стороне.
Лариса рассмеялась:
— Старики часто лучше понимают, что такое уважение к чужим границам. Они пожили, повидали всякого.
После обеда Соня решилась включить телефон. Помимо десятка пропущенных звонков, было одно голосовое сообщение — от Клавдии Павловны. С опаской Соня нажала на воспроизведение.
«Софьюшка, это баба Клава, — раздался в трубке хрипловатый голос. — Ты не переживай. Я им всем мозги вправила. Виктор такси вызвал, уже час как на даче сидим. А на счет машины… Ты правильно сделала, что не уступила. У меня покойный муж, Витин отец, был такой же — все моё да моё. Я за всю жизнь ни одной своей вещи не имела, все нам с сыночком отдавала. Только потом поняла, что нельзя так. Человеку нужно что-то своё, личное. Инка моя злится, конечно, но переживет. Ты держись, девочка».
У Сони защипало в глазах. Это было так неожиданно — получить поддержку оттуда, откуда совсем не ждала.
Вечером Митя был дома. Сидел на кухне, пил чай.
— Ты уже приехала? — спросил он, не глядя на Соню.
— Как видишь.
— Не хочешь извиниться перед родителями?
Соня сняла пальто и прошла в кухню:
— Нет. А они не хотят извиниться передо мной за то, что пытались распоряжаться моими вещами?
Митя поставил чашку на стол:
— Я весь день думал. Почему для тебя это так важно — иметь что-то только своё? Почему ты не хочешь делиться с моими родными?
Соня села напротив него:
— Потому что я устала быть придатком вашей семьи. Меня никто не спрашивает, чего хочу я. Ваши семейные обеды, ваши дачи, ваши правила. Меня там нет. И когда единственный раз я захотела что-то для себя, вы все набросились на меня, будто я совершила преступление.
Митя молчал, внимательно глядя на нее.
— И еще, — продолжила Соня, — я не вижу смысла делиться с людьми, которые никогда не делились со мной.
— О чем ты? — нахмурился Митя. — Родители столько для нас делают.
— Для тебя — да. А для меня? — Соня горько усмехнулась. — Когда я болела в прошлом году, и ты был в командировке, кто пришел мне помочь? Никто. Твоя мама сказала: «У меня салон, не могу рисковать здоровьем клиенток». А когда я попросила в долг на первый взнос за машину, обещая вернуть с процентами, твой отец сказал: «Нечего транжирить деньги, надо было откладывать».
Митя опустил глаза:
— Я не знал.
— Потому что не хотел знать, — вздохнула Соня. — Для тебя проще верить, что твои родители идеальны. И что проблема во мне.
Ночью Соня проснулась от странного звука. Митина половина кровати была пуста. Она встала и прошла в гостиную. Муж сидел на диване, уставившись в пространство перед собой.
— Не спишь? — тихо спросила Соня.
— Разговаривал с бабушкой, — ответил он. — Час назад.
Соня села рядом:
— В такое время?
— Она мне позвонила. Сказала, что должна кое-что рассказать, — Митя повернулся к жене. — Знаешь, оказывается, мой дед был с ней примерно таким же, как мы с моими родителями — с тобой.
— В каком смысле?
— Всё контролировал. Забирал ее зарплату, решал, на что тратить. Говорил, что в семье всё общее, — Митя опустил голову. — Бабушка сказала, что всю жизнь жалела, что у нее никогда не было ничего своего. Что из-за этого она уже тридцать лет одна — не смогла после смерти деда впустить в свою жизнь другого человека, потому что боялась снова потерять себя.
Соня молчала, не зная, что сказать.
— Она мне сказала: «Митенька, если не научишься уважать границы жены, останешься один, как твой папаша остался бы, если б я его так не воспитала», — продолжил Митя. — И знаешь, я подумал: а ведь правда. Я копия своего отца, а он — деда. И мы все считаем, что вправе решать за своих женщин.
— И что ты чувствуешь по этому поводу? — осторожно спросила Соня.
Митя поднял на нее глаза:
— Стыдно. И страшно. Страшно, что ты правда можешь уйти, если я не изменюсь.
Утро было солнечным, апрельская свежесть врывалась через приоткрытое окно. Митя подошел к Соне, когда та допивала кофе перед выходом на работу.
— У меня идея, — сказал он. — Давай уедем на выходные. Только ты и я. Без моих родителей, без звонков и сообщений. Просто побудем вдвоем.
Соня удивленно посмотрела на мужа:
— С чего такие перемены?
— Я понял, что мы с тобой давно не были парой. Были частью большой семьи, но не парой, — Митя сел рядом с ней. — И если ты правда можешь уйти…
— Я не говорила, что хочу уйти, — перебила его Соня.
— Но ты могла бы, — тихо сказал Митя. — И была бы права. Я… мы… не уважали твои границы. Я хочу попробовать это исправить. Начать с чистого листа.
Соня отставила чашку:
— Ты правда так думаешь? Или это просто слова?
— Я не знаю, — честно ответил Митя. — Но я хочу попытаться. Хочу, чтобы ты была счастлива со мной, а не вопреки мне.
Соня кивнула:
— Хорошо. Я согласна на выходные вдвоем. На моей машине.
Митя улыбнулся:
— Только скажи своей начальнице, что тебя не будет.
— Ларисе? — удивилась Соня. — С чего ты взял, что я должна отчитываться перед ней о своих выходных?
— Бабушка сказала, что ты ей сегодня звонила, — объяснил Митя. — Спрашивала ее адрес, хотела заехать.
Соня смущенно кивнула:
— Да, я… я подумала, что она единственный человек в вашей семье, кто меня понимает. Хотела поблагодарить.
— Она хорошая, — согласился Митя. — И мудрая. Жаль, что я раньше этого не понимал.
Соня остановила машину у дома Клавдии Павловны. Старушка ждала ее у подъезда, опираясь на трость.
— Спасибо, что приехала, — сказала она, когда Соня подошла к ней. — Хотела тебе кое-что отдать.
Она протянула Соне маленькую шкатулку.
— Что это? — спросила Соня.
— Открой, — улыбнулась старушка.
Внутри лежало старинное кольцо с яркими камнями.
— Это мое единственное личное сокровище, — объяснила Клавдия Павловна. — Мой отец подарил мне на восемнадцатилетие. Я его всю жизнь прятала, чтобы муж не отнял. И теперь хочу, чтобы оно было у тебя.
— Но почему? — удивилась Соня. — Это же ваша семейная реликвия, она должна остаться в семье.
— Ты и есть семья, — твердо сказала старушка. — И я хочу, чтобы ты знала: нет ничего важнее, чем оставаться собой, даже в браке. Особенно в браке.
Соня осторожно взяла кольцо:
— Спасибо, Клавдия Павловна. Я буду беречь его.
— Береги себя, девочка, — улыбнулась старушка. — А кольцо — просто вещь. Митя сказал, вы уезжаете на выходные?
— Да, — кивнула Соня. — Только вдвоем.
— Правильно, — одобрила Клавдия Павловна. — Вам надо побыть вместе, без нас всех. Знаешь, брак — это не когда два человека срастаются в одно целое. Это когда два человека растут рядом, как деревья, не мешая друг другу тянуться к солнцу.
Соня обняла старушку:
— Вы удивительная.
— Нет, — покачала головой Клавдия Павловна. — Я просто очень долго жила. А теперь иди, у тебя много дел. И помни: только ты решаешь, с кем делиться своей машиной, своим временем и своей жизнью.
В пятницу вечером они выехали из города. Синяя машина, похожая на жука, уверенно бежала по трассе. За рулем сидела Соня. Рядом — Митя, непривычно тихий и задумчивый.
— Знаешь, — сказал он внезапно, — я всю жизнь считал, что знаю, как правильно. Что наша семья — идеальная модель, и все должны под нее подстраиваться.
— И что изменилось? — спросила Соня, не отрывая взгляда от дороги.
— Ты купила эту машину, — просто ответил Митя. — И впервые я увидел, что ты можешь хотеть чего-то для себя. И что это нормально.
Соня улыбнулась:
— Я не перестану хотеть чего-то для себя, Митя. Это часть меня.
— Я знаю, — кивнул он. — И больше не буду с этим бороться. Обещаю.
Соня искоса взглянула на мужа:
— А твои родители? Они так просто смирятся?
— Не знаю, — честно ответил Митя. — Но это уже не твоя забота. Это я должен выстраивать с ними отношения, не втягивая тебя.
Машина свернула с трассы на узкую дорогу, ведущую к небольшому озеру. Впереди был целый уик-энд только для них двоих. Без вмешательства, без чужих ожиданий. И возможно, это был первый шаг к тому, чтобы научиться быть не только семьей, но и парой.
Соня знала, что одних выходных недостаточно, чтобы изменить годами складывавшиеся отношения. Что будут еще споры, недопонимания, попытки Мити вернуться к привычной модели семьи. Но теперь у нее была своя машина — маленький синий символ независимости. И кольцо Клавдии Павловны — напоминание о том, что иногда нужно бороться за право быть собой.
Телефон в бардачке пискнул — пришло сообщение от свекрови. Соня даже не стала смотреть. Сейчас это могло подождать. Дорога петляла между сосен, апрельское солнце пробивалось сквозь облака.
Небольшой деревянный домик на берегу озера встретил их тишиной и запахом сосновой смолы. Митя выгрузил сумки из багажника, пока Соня открывала окна, впуская свежий воздух.
— Здесь красиво, — сказала она, выходя на террасу. — Как ты нашел это место?
— Бабушка подсказала, — улыбнулся Митя. — Оказывается, они с дедом часто сюда приезжали. До того, как построили дачу.
Соня прислонилась к перилам, глядя на спокойную гладь озера:
— Странно, да? Клавдия Павловна знала тебя всю жизнь, но только сейчас ты узнаешь какие-то важные вещи о ней.
Митя подошел и встал рядом:
— Да, странно. Знаешь, что еще странно? Я всегда считал, что отлично понимаю свою семью. А теперь чувствую, что вообще ничего не знаю.
Соня повернулась к нему:
— Потому что ты никогда не смотрел со стороны. Ты был внутри системы.
Вечером они развели костер у воды. Пламя отражалось в глазах Мити, когда он рассказывал:
— Бабушка сказала, что мой дед был таким же властным, как я. И отец пошел в него. Она пыталась воспитать отца по-другому, но гены взяли своё.
— А ты? — спросила Соня. — Думаешь, ты обречен быть таким?
Митя подбросил ветку в огонь:
— Не знаю. Раньше я бы сказал, что это не плохо — быть властным. Что это значит быть мужчиной, главой семьи. Но после этой истории с машиной… — он замолчал.
— Что? — Соня придвинулась ближе.
— Я увидел себя со стороны, — тихо сказал Митя. — И мне не понравилось то, что я увидел.
Утром Соня проснулась от запаха кофе. Митя стоял у плиты, готовя завтрак.
— Ты умеешь готовить? — удивилась она, потягиваясь.
— Конечно, — хмыкнул он. — Просто обычно мне некогда. Или мама все делает.
Соня села за стол, наблюдая за мужем. Он двигался уверенно, словно каждый день готовил завтраки.
— Знаешь, что самое удивительное в этой истории с машиной? — спросил Митя, разбивая яйца на сковородку.
— Что?
— То, что ты впервые сказала мне «нет». За три года брака.
Соня замерла:
— Правда?
— Да, — кивнул Митя. — Я только сейчас понял. Ты всегда соглашалась. Ездить к моим родителям на выходные? Да. Отменить встречу с подругами ради семейного ужина? Да. Отказаться от стажировки в Питере, потому что я не хотел отпускать тебя? Да.
Соня опустила глаза:
— Я думала, так правильно. Что любовь — это когда жертвуешь собой.
Митя поставил перед ней тарелку с омлетом:
— А теперь?
— Теперь я думаю, что любовь — это когда не нужно жертвовать собой.
После завтрака они долго гуляли по лесу, разговаривая обо всем на свете. Соня рассказывала о работе, о своих мечтах, о том, что хотела бы путешествовать. Митя слушал так, словно впервые ее видел.
— Что будет, когда мы вернемся? — спросила Соня, когда они сидели на поваленном дереве у кромки леса.
— Родители будут злиться, — честно ответил Митя. — Особенно мать. Но это уже не твоя проблема. Я сам разберусь.
Соня сорвала травинку:
— Мне кажется, дело не только в машине. Это просто последняя капля.
— Знаю, — вздохнул Митя. — Мы… я… не воспринимал тебя как отдельного человека. Ты была частью нашей семьи. Без права голоса.
— Я не хочу быть частью вашей семьи, — твердо сказала Соня. — Я хочу, чтобы у нас была своя семья. Ты и я.
Митя взял ее за руку:
— Я тоже этого хочу. Просто не знал, как сказать родителям.
В воскресенье вечером они возвращались домой. Соня сидела за рулем, Митя дремал на пассажирском сиденье. Ее телефон, заброшенный в бардачок еще в пятницу, разрядился, и она впервые за выходные чувствовала облегчение от отсутствия связи с внешним миром.
Подъезжая к дому, они увидели машину родителей Мити, припаркованную у подъезда.
— Приехали, — вздохнул Митя, просыпаясь. — Значит, разговор будет сегодня.
Соня напряглась:
— Может, не пойдем? Переночуем в гостинице?
— Нет, — твердо сказал Митя. — Я должен с ними поговорить. Раз и навсегда.
В квартире их ждали Инна Владимировна и Виктор Михайлович. Свекровь сидела на диване с таким видом, словно это был ее собственный суд.
— Наконец-то, — процедила она, когда Соня и Митя вошли. — Мы вас уже второй день ждем.
— Могли бы и позвонить, — заметил Виктор Михайлович. — Мать волновалась.
— Мы отдыхали, — спокойно ответил Митя, помогая Соне снять куртку. — Имеем право.
— Конечно имеете, — всплеснула руками Инна Владимировна. — Только предупредить могли бы! И вообще, что за фокусы с машиной? Мы простояли целый час в пятницу, ждали вас!
Митя глубоко вздохнул:
— Мама, мы же договорились с тобой в четверг, что не приедем.
— Я думала, ты одумаешься! — воскликнула свекровь. — Что за блажь — уезжать вдвоем, когда у нас столько дел на даче? Ты как будто отрываешься от семьи!
— Так и есть, — неожиданно твердо сказал Митя.
В комнате повисла тишина.
— Что? — переспросил отец.
— Я сказал: так и есть, — повторил Митя. — Мне тридцать два года. У меня есть жена. Мы с ней — семья. И мы имеем право жить своей жизнью.
Инна Владимировна побледнела:
— Это она тебя настроила? Она тебя против нас настраивает?
— Нет, мама, — покачал головой Митя. — Это я сам понял, что мы с вами перешли все границы. Вы не спрашиваете, чего хочет Соня, не уважаете ее пространство, ее вещи, ее время. А я это позволял.
— Мы всегда желали тебе только добра, — дрожащим голосом произнесла Инна Владимировна.
— Я знаю, — смягчился Митя. — И я вас люблю. Но моя жена теперь для меня на первом месте. И ее машина — это ее машина.
— Я поговорила с твоей бабушкой, — внезапно сказала свекровь, глядя на Соню. — Она считает, что я была неправа.
Соня удивленно моргнула:
— Правда?
— Да, — кивнула Инна Владимировна. — Клава мне весь мозг вынесла. Сказала, что я так же, как ее муж, не уважаю чужие границы. Что из-за этого твоя жизнь будет такой же несчастной, как ее когда-то.
Виктор Михайлович неловко кашлянул:
— Мы… возможно, правда были слишком… настойчивыми. Машина твоя, тебе решать.
Соня не знала, что сказать. Такого поворота она не ожидала.
— Спасибо, — наконец произнесла она. — Для меня это важно.
Инна Владимировна встала:
— Я не говорю, что мне это нравится. Мне кажется, вы оба ведете себя как дети. Но если вы настаиваете… — она глубоко вздохнула. — Мы будем уважать ваше решение.
Когда родители Мити ушли, Соня без сил опустилась на диван:
— Не верю, что все прошло так… гладко.
Митя сел рядом:
— Не обольщайся. Мама еще долго будет припоминать нам эту историю. Но главное — они поняли, что мы серьезно.
— Знаешь, что самое удивительное? — Соня повернулась к мужу. — То, что все изменилось из-за какой-то машины.
— Не из-за машины, — покачал головой Митя. — Из-за того, что ты впервые отстояла свое право на что-то свое. И я тебя в этом поддержал.
Через месяц они снова поехали к озеру — на той же синей машине. Соня вела неторопливо, наслаждаясь дорогой. Митя сидел рядом, листая журнал.
— У мамы юбилей через три недели, — сказал он неожиданно. — Она хочет, чтобы мы организовали праздник.
Соня напряглась:
— И?
— И я сказал, что мы подумаем, — спокойно ответил Митя. — Что у нас могут быть свои планы.
Соня улыбнулась:
— У тебя получается.
— Что?
— Отстаивать наши границы.
Митя отложил журнал:
— Это непросто. Иногда я чувствую себя предателем. Но потом вспоминаю, как ты сказала: «Я машину купила для себя и ни с кем из твоей семьи делить ее не буду». И понимаю, что это правильно. Что каждый имеет право на что-то свое.
Соня протянула руку и сжала его ладонь:
— Знаешь, что самое смешное? Я бы с удовольствием отвезла твою маму куда угодно. Если бы она попросила, а не потребовала.
— Я знаю, — кивнул Митя. — И она тоже когда-нибудь это поймет.
Машина свернула на знакомую лесную дорогу, ведущую к озеру. Впереди был еще один уик-энд только для них двоих. И вся жизнь, чтобы научиться уважать пространство друг друга и при этом оставаться семьей.
В бардачке лежала шкатулка с кольцом Клавдии Павловны — напоминание о том, что быть собой важно в любом возрасте. И о том, что никогда не поздно начать отстаивать свои границы.
— Я тебе уже кучу раз сказала: никто из твоих родственников больше не будет у нас даже на ночь оставаться! Особенно твоя сестрица! Не беси