Не выйдешь на работу, рявкнул Павел, бросая пульт об диван. Вообще никуда из этой квартиры не выйдешь

Не выйдешь на работу, — рявкнул Павел, бросая пульт об диван, вообще никуда из этой квартиры не выйдешь, ясно?!

Хватит уже этих шоу с твоими заказами, с этим компьютером, телефоном.

Учись жить на мою зарплату.

Ирина застыла у зеркала, в руках тушь. Половина ресниц накрашена, другая — нет. Она не смотрела на него, она смотрела на себя, лицо чужое, неузнаваемое.

— Я только на встречу, Паша.

Один час. А потом — сразу домой.

Голос дрогнул, но она старалась быть спокойной.

Один час? Опять на работу? Опять с этими хипстерами, с кофе и ноутбуками?

Ты же мать, а не карьеристка!

Слово «мать» он выговаривал так, будто оно отменяло её личность. Как клеймо. Ирина не ответила. Просто села на пуфик, докрашивать ресницы.

— Ты меня вообще слышишь, нет?!

Он подошёл ближе, дыхание горячее, злое.

— Или ты решила, что будешь жить как хочешь, а я здесь мебель?

— Я решила, тихо сказала она, глядя на отражение, что я не мебель.

Он выхватил у неё сумку, забрал ключи. Телефон она успела сунуть в карман штанов.

— Ты не пойдёшь никуда.

Они встретились после школы, на курсах английского.

Она пришла, потому что мечтала о работе в международной компании.

Он — потому, что так сказала мама.

Павел был симпатичный: чёлка набок, мягкий голос, немного застенчивый. Ирина — живая, целеустремлённая. Они начали гулять после занятий, пили чай на лавке, обсуждали музыку, книги.

Она сделала первый шаг, позвала его в кино, а потом к себе на день рождения. Всё как в подростковой комедии. Только это была жизнь, настоящая.

Через два года она сделала ему предложение. Он удивился, потом рассмеялся, а потом сказал «да».

— Я не знаю, как будем жить, Ир, у меня работы стабильной нет, ты пока фрилансишь…

— Мы будем жить вместе, остальное разберёмся.

Они сняли квартиру в хрущёвке. Поклеили дешёвые обои, купили диван с авито. Она работала, то тексты, то дизайн.

Он в мастерской у знакомого, красил мебель.

Денег не хватало, но им было хорошо, они мечтали.

Беременность пришла неожиданно.

— Я не готов, Ир, сказал Павел, уткнувшись лбом в её плечо, мне страшно.

— Мне тоже, но может, не нужно быть «готовым»? Может, нужно просто быть?

— Мы справимся?

— Конечно, мы ведь вместе.

Она поверила и он вроде бы тоже.

Ирина работала до седьмого месяца. Потом — писала по чуть-чуть, в перерывах между токсикозом и больной спиной.

Павел сначала помогал готовил, мыл пол, потом начал раздражаться.

— Опять сидишь за ноутом? Дай уже ребёнку доноситься нормально.

После родов стало хуже.

— Ты опять тратишь? Ты зачем купила эти пелёнки? У нас же были.

— Те уже малы.

— И что? Отрежь, и пусть носит.

Ирина смотрела на его лицо и не понимала куда делся тот Павел, с которым она смеялась до слёз в три ночи, ела холодную пиццу в обнимку и говорила о будущем.

Дочь назвали Таисией (Тайка).

Маленькая, капризная, но весёлая.

Ирина любила её отчаянно на износ. Смотрела, как она дышит во сне и верила, что всё будет хорошо.

Когда Тайке исполнилось восемь месяцев, Ирина вернулась к работе. Клиенты ждали, деньги были нужны.

— Ты опять работаешь?! Возмущался Павел. Ты что, ненормальная? Ей нужен уход! Ты мать, а не машина по заработку!

— Я не сижу за ногтями Паш, кормлю нас, тебя тоже.

Он хлопал дверью, уходил. Возвращался с банкой пива.

Потом стал уходить чаще.

Мог пропасть на два дня, говорил «устал», «мне надо подумать», «мужику тоже тяжело».

День, когда он запер дверь, был будничным, обычным. Такими и бывают точки не возврата.

Ирина оделась джинсы, рубашка, рюкзак.

Уложила Тайку к бабушке, сама собралась на встречу с потенциальным клиентом. Павел сидел на диване. Смотрел в одну точку.

— Я скоро.

— Нет.

Он подошёл, закрыл дверь, забрал ключ и сел обратно.

— Ты не выйдешь.

— Паш…

— Хватит, я устал, или ты мать, или ты «самореализация». Одно из двух.

Она не кричала. Не умоляла. Просто пошла на балкон. Достала старый кнопочный телефон он лежал в заначке, на случай «если совсем прижмёт». Позвонила подруге.

Через два часа дверь вскрыли сотрудники МЧС.

— Вы уверены, что хотите уйти? — спросил один из них.

— Я уверена.

Развод был быстрым, но тяжёлым.

Павел не хотел оставлять дочь, но сам не предложил ничего.

В итоге — встречи по выходным, суд по расписанию.

Оскорбления — по привычке.

Ирина сменила замки, телефон и страницу в соцсетях. Нашла новую квартиру. Купила себе кофе машину, начала заново.

Она работала много. Писала статьи, вела курсы. Сидела с ноутбуком по ночам, когда Тайка засыпала. Была уставшей, но живой. Она вернула себе жизнь. Шаг за шагом.

Мама наконец сказала:

— Знаешь, я ошибалась. Он не был тебе парой. А ты молодец.

Ирина плакала, не скрывая.

Через полтора года она встретила Алексея. Он преподавал на вебинаре, который она слушала. Потом они переписывались. Потом встретились. Он был мягкий, внимательный, не лез «руководить». У него тоже была дочь, старше Тайки.

Они не спешили. Полгода только встречи. Потом первый отпуск вместе, летом на море. Тайка лепила замки из песка, Ирина смеялась, лёжа под пледом, Алексей читал вслух.

— Ты совсем другая, когда улыбаешься, сказал он.

— А я была такой всегда. Просто разучилась.

Однажды вечером, Тайка уже спала, Ирина сидела на подоконнике с кружкой чая.

— Страшно ведь, прошептала она Алексею. Что это всё снова может рухнуть.

— Не рухнет.

— А если?

— Тогда мы поднимемся. Вместе.

Павел продолжал общаться с дочкой. Теперь без давления. Он устал воевать. Иногда звонил Ирине. Спокойно. По делу. Иногда просил прощения.

Она слушала. Отвечала односложно. Простила не сразу, но простила, ради себя.

Весной Таисия пошла в первый класс.

— Мам, — сказала она, глядя в зеркало, а ты счастливая?

Ирина замерла. Потом улыбнулась.

— Да. Потому что я выбрала быть ею.

Дочь обняла её, по-детски крепко. Ирина закрыла глаза.

Она была дома. Внутри себя.