— Алина… ты не представляешь, кто у тебя за спиной, — голос Веры дрожал от эмоций.
Я не успела ответить — в кафе с гулким звоном открылась дверь. Я обернулась. И увидела её.
— Привет, доченька, — сказала женщина в ярком пальто и с натянутой улыбкой.
Мама. Моя мама. Которая однажды собрала чемодан, швырнула в дверь:
«Мне надоело быть всем и сразу! Я тоже хочу жить!» — и ушла.
К другому. К мужчине «мечты», который возил её на море и не пах носками. А я осталась с отцом.
С отцом, который не умел заплетать косички, не знал, как разговаривать с подростком, но старался изо всех сил. С отцом, который тихо плакал ночью на кухне, когда думал, что я не слышу.
— Ты изменилась, — сказала мама, снимая очки. — Такая красивая… деловая… Умница.
Я молчала. В голове звенело:
«Почему ты вернулась? Чего ты хочешь?»
— Можно я присяду? — она уже тянула стул.
Я не ответила. Просто наблюдала. Она села сама.
— Я знаю, что виновата. Я… просто тогда всё навалилось. Ты была почти взрослой, я думала, ты справишься. А я… я хотела начать с чистого листа.
— И как? — спокойно спросила я. — Получилось?
Мама отвела взгляд.
— Не так, как хотелось. Он… ушёл. Полгода назад. И я осталась одна. Без денег. Без жилья. Без всего.
— Кроме дочери, которую ты бросила? — уточнила я.
Она замерла.
— Алина… мне нужна помощь.
Она сказала это так, будто просила стакан воды. Без слёз. Без раскаяния. Просто — «помощь».
И в тот момент я поняла: это не про любовь. Это — попытка вернуться туда, где тепло. Где её примут. Как будто ничего не было.
Я помню тот день до мелочей.
Мне было четырнадцать. Я сидела за кухонным столом, делала домашку по алгебре, когда раздался звон ключей — мама пришла.
Раньше её приход был праздником: вкусная еда, рассказы о работе, смех. А в тот вечер — нет.
Она молча сбросила сапоги, хлопала дверями, суетливо металась по квартире.
— Мам? — спросила я осторожно.
— Собираю вещи, — бросила она через плечо, вытаскивая из шкафа свои платья.
— Куда? — я медленно поставила ручку на стол.
Она повернулась. И впервые я увидела в её глазах усталость. И равнодушие.
— К Андрею.
— К какому Андрею?
— К мужчине, который даёт мне право дышать.
Я ничего не поняла. Просто сидела, глядя, как она сжимает в руках чужие, новые ключи.
Отец пришёл позже.
Мама уже стояла в прихожей с чемоданом.
— Ира, ты серьёзно? — хрипло спросил он.
— Мне надоело! — вспыхнула она. — Мне надоело всё тащить на себе. Дом, работа, ребёнок! Я тоже хочу жить для себя!
— Алина… Она же… — Отец запнулся, посмотрев на меня.
Я стояла в дверях кухни. Тихо. Как мышка.
Мама не взглянула на меня. Просто подняла чемодан и сказала:
— Она справится. Уже большая.
И хлопнула дверью.
Потом были тяжёлые дни.
Отец варил макароны — только макароны, потому что не знал больше ничего. Отец стирал мои вещи, перепутав белую рубашку с цветными полотенцами. Отец учился заплетать мне косички, смотря обучающие видео в интернете.
И он всегда старался улыбаться. Всегда делал вид, что всё нормально.
А я? Я держалась.
Училась лучше всех в классе. Поступила в университет. Работала официанткой, чтобы не сидеть на шее. Я строила свою жизнь.
Без неё. Без мамы. Без её поддержки. Без её любви.
Я привыкла быть сильной, потому что некому было держать меня за руку. Я выросла без лишних надежд. Учёба — работа — снова учёба.
Я знала: если я оступлюсь, никто не подхватит. Ни мама. Ни кто-либо другой.
К двадцати трём годам я окончила университет с красным дипломом. Открыла своё дело — маленькую студию графического дизайна. Работала ночами, не выходя из офиса по двое суток.
Первые заказы — дешёвые логотипы для магазинов, афиши для провинциальных мероприятий. Потом пришли крупные клиенты. А потом — премия за лучший стартап года.
Я сняла просторную квартиру в центре, поменяла старенький «Форд» на новенькую «Киа», подарила отцу путёвку на море. Когда он вернулся, загорелый, отдохнувший, счастливый, я поняла: всё не зря.
О матери я почти не вспоминала. Редкие письма — сухие открытки на Новый год — приходили издалека:
«Желаю счастья! Мама.»
Больше ничего. Ни звонков. Ни визитов. Ни поддержки. Ни мне, ни отцу.
А потом — всё рухнуло у неё. Андрей, ради которого мама бросила семью, оказался игроком. Сперва проиграл их общие деньги. Потом заложил её квартиру. А под конце ушёл к молчаливой и покорной медсестре, которая не спрашивала, где он проводит ночи.
И мама осталась ни с чем. Без крыши над головой. Без средств. Без любви.
Тогда она вспомнила обо мне.
Теперь, сидя передо мной в этом уютном кафе с видом на парк, она лепетала:
— Я осталась совсем одна… Помоги мне, доченька. Хоть с жильём. Хоть работой. Я не прошу многого…
Я смотрела на неё. И думала: «Как странно. Когда я была маленькой — она ушла. Когда я стала сильной — она вернулась. Не к ребёнку. К женщине, у которой есть квартира, деньги, связи. Вернулась за теплом, которого сама лишила».
Мама смотрела на меня снизу вверх. Склонилась над столом, как школьница, уличённая в списывании.
— Алиночка… Я знаю, я много ошибок сделала. Но ты же моя дочь. Мы же родные.
«Родные», — эхом отозвалось в голове.
Я вспомнила, как праздновала шестнадцатилетие с папой, а мама даже не позвонила. Как получила диплом, а мама не пришла на вручение. Как папа лежал в больнице после инфаркта, а мама не появилась ни разу.
Родные? Когда удобно. Когда нужна помощь. Когда в жизни снова пусто.
Я молчала долго.
Мама нервно теребила салфетку в руках, морщила губы, прятала взгляд.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Мне негде жить. Мне не к кому идти…
Её голос дрожал. И в другой жизни, в другой реальности — может быть, я бы поверила. Может быть, бросилась бы спасать её. Но передо мной сидела не мама.
Передо мной сидела взрослая женщина, которая однажды выбрала свою дорогу. И теперь пожинала последствия.
— Знаешь, — сказала я тихо, подбирая слова, чтобы не сорваться, — я тебе не враг.
Мама вскинула на меня полные надежды глаза.
— Но и не спаситель.
Её плечи поникли.
— Я благодарна тебе за то, что ты дала мне жизнь, — продолжила я. — Но жизнь дальше я строила сама. Без тебя.
Она опустила голову.
— У меня нет лишней квартиры, чтобы тебе отдать. У меня нет работы, которую я могла бы подарить. И у меня нет больше той маленькой Алины, которая мечтала, что мама вернётся и всё станет как прежде.
Я встала. Положила на стол несколько купюр — за чай и её кофе.
— Желаю тебе удачи, мама.
И ушла.
Не оглядываясь.
Не разрываясь от вины.
Не чувствуя боли.
Только лёгкость.
И правильную, твёрдую грусть.
Я вышла на улицу. Город был шумным, ярким, живым. Весенний ветер тянул за волосы, трепал подол пальто. Где-то вдалеке лаяла собака, гудела сирена, смеялись дети. И среди этого хаоса я вдруг почувствовала себя… свободной. По-настоящему свободной.
В тот вечер я долго гуляла без цели.
Бродила мимо витрин, где манекены улыбались неестественными лицами. Мимо лавочек, где старики кормили голубей. Мимо кафе, где влюблённые делились пирожными.
И с каждым шагом понимала: я ничего не должна. Ни матери, которая выбрала другой путь. Ни самой себе, той испуганной девочке, которая когда-то мечтала вернуть семью.
Я сделала всё, что могла. Я простила, но не впустила обратно.
Потому что иногда любовь — это не цепляться.
А отпускать.
Поздно вечером я вернулась в свою квартиру. Села на подоконник с чашкой горячего шоколада. И смотрела, как медленно гаснут огни на улицах. Я не знала, что будет завтра. Не знала, вернётся ли ещё мама, будет ли просить, требовать, обвинять.
Но знала одно: мою жизнь теперь определяю только я.
И я выберу счастье. Без обид. Без чужой вины. Без прошлого, которое больше не держит.
Куда разрешено продолжить движение водителю красного автомобиля?