Она не хотела возвращаться в этот город. Пятнадцать лет назад Марина поклялась себе, что никогда не увидит эти пыльные улицы, облезлые фасады и скучающих у подъездов старушек. Но вот она здесь – стоит у окна больничной палаты, где лежит двенадцатилетний мальчик с опухолью мозга. Сын того самого Димки Савельева, которого она когда-то бросила ради престижной ординатуры в столице.
«Марина Андреевна, вас срочно просят в приёмное», – голос медсестры выдернул её из оцепенения. Марина машинально поправила безупречную укладку, одёрнула дорогой костюм. Сейчас она увидит его – первый раз за пятнадцать лет. И ей придётся сказать, что шансы его сына невелики.
В приёмном отделении, прислонившись к стене, стоял высокий мужчина в простой рубашке и джинсах. От прежнего Димки остались только глаза – всё те же, пронзительно-серые. А всё остальное… Когда щуплый мальчишка успел превратиться в этого сильного, уверенного мужчину?
-Здравствуй, Марин, – его голос звучал спокойно, будто они виделись вчера. – Значит, теперь ты будешь лечить моего сына?
Она кивнула, судорожно вцепившись в папку с историей болезни, как в спасательный круг. Пятнадцать лет безупречной карьеры, сотни сложнейших операций, а сейчас почему-то дрожат руки.
— Пройдёмте в мой кабинет, – официальный тон помогал держать дистанцию. Но Дмитрий остановился.
— Нет. Я хочу услышать всё здесь и сейчас. Без этих ваших врачебных протоколов.
Она открыла снимки МРТ:
— Опухоль агрессивная. Локализация сложная. Но есть новая методика…
— Сколько? – перебил он.
— Что?
— Сколько шансов?
— Тридцать процентов. Может, сорок, если…
Он качнул головой:
— Ясно. Когда операция?
— Дмитрий, вы понимаете риски?
— Я понимаю, что это мой сын. И что ты – лучший нейрохирург в стране. Иначе бы тебя сюда не вызвали.
В его голосе не было ни упрёка, ни старой обиды. Только жёсткая решимость человека, готового на всё ради своего ребёнка. И от этого почему-то стало ещё тяжелее.
— Через неделю, – она спрятала снимки. – Нужно подготовить Мишу.
— Спасибо. И… Марин?
— Да?
— Дома ждёт жена. Ей не обязательно знать, что мы были знакомы раньше.
В ординаторской Марина долго стояла у окна. Внизу, во дворе больницы, Дмитрий обнимал красивую светловолосую женщину – наверное, ту самую жену. Она что-то горячо говорила, он успокаивающе гладил её по плечам. Идеальная семья в несовершенном мире.
Телефон завибрировал – бывший муж интересовался, когда она вернётся в Москву. Клиника, репутация, частная практика… Когда это стало важнее всего? Память услужливо подкинула тот вечер пятнадцатилетней давности.
…»Марин, ну какая Москва? У меня здесь бизнес только пошёл, мама болеет. Давай подождём год-другой?»
«Нет, Дим. Это мой шанс. Единственный. Либо сейчас, либо никогда».
«А как же мы?»
«Мы… мы всегда успеем быть вместе. Когда-нибудь потом»…
Потом не случилось. Она с головой ушла в работу, он женился через два года. А теперь вот – такая встреча.
Марина тряхнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Нужно сосредоточиться на главном – операции. История с Димкой осталась в прошлом, у них обоих своя жизнь. Вот только почему так больно?
Вечером она зашла в палату к Мише. Мальчик не спал – читал книгу при тусклом свете ночника.
— Про что читаешь?
— Про путешественников, – он улыбнулся отцовской улыбкой. – Хочу стать как Фёдор Конюхов. Только сначала надо выздороветь, да?
Марина почувствовала, как к горлу подступил ком.
В течение недели она наблюдала за ними – украдкой, будто подглядывая чужую жизнь через замочную скважину. Дмитрий приходил дважды в день, всегда с книгами или головоломками. Он научился виртуозно превращать больничные процедуры в игру, отвлекая сына шутками от страха перед капельницами.
Его жена – Настя, как узнала Марина из карты пациента – приносила домашнюю еду в контейнерах, суетливо поправляла подушки, без конца переспрашивала медсестёр о состоянии сына. В её глазах застыл вечный испуг, и Дмитрий каждый раз успокаивающе сжимал её руку: «Всё будет хорошо».
Накануне операции Марина задержалась в больнице допоздна, перепроверяя все анализы. В пустом коридоре раздались шаги – Дмитрий.
— Не спится? – она постаралась, чтобы голос звучал ровно.
— Уложил их обоих. Миша волнуется, но держится. Настя наконец уснула – измучилась совсем.
Он помолчал, разглядывая носки ботинок:
— Знаешь, я ведь не держу на тебя зла. Ты была права тогда – надо было уезжать. Теперь ты можешь спасти моего сына.
— Дим…
— Нет, подожди. Я должен сказать, – он поднял глаза, и Марина увидела в них тот самый, прежний огонь. – Если что-то пойдет не так… Я знаю, ты сделаешь всё возможное. Просто знай – я верю тебе.
Она смотрела, как он уходит по гулкому коридору, и думала – вот оно, настоящее мужество. Не в том, чтобы отпустить, а в том, чтобы довериться снова.
Операция длилась шесть часов. Марина работала как автомат – чётко, методично, не позволяя рукам дрожать. Опухоль оказалась больше, чем показывали снимки. Дважды падало давление. Но она справилась – вытащила, выгрызла у судьбы эту маленькую победу.
В коридоре её ждали трое – Дмитрий, Настя и пожилая женщина, в которой Марина с удивлением узнала его мать. Та самая тётя Валя, что пятнадцать лет назад кормила её пирожками и мечтала о внуках…
— Всё прошло успешно, – сказала она, стягивая медицинскую шапочку. – Миша в реанимации, но худшее позади.
Настя разрыдалась, уткнувшись мужу в плечо. Тётя Валя украдкой крестилась. А Дмитрий просто смотрел – долго, пристально, будто видел её насквозь.
— Спасибо, – тихо сказал он.
И в этом «спасибо» было больше, чем благодарность врачу. Это было прощение. Освобождение. Точка в их общем прошлом.
Через месяц Миша уже ходил по палате, требовал новые книги и строил планы на будущее. Дмитрий с Настей светились от счастья, как два солнышка. А Марина… Марина наконец поняла, что пятнадцать лет назад она не только ушла, но и дала дорогу чему-то настоящему.
В день выписки она столкнулась с тётей Валей в коридоре.
— Ты прости меня, Мариночка, – тётя Валя неловко поправила платок. – Я ведь тогда так обижалась на тебя. Всё думала – загубила девка жизнь моему сыну. А выходит, всё правильно сложилось. Он с Настей счастлив, внук у меня растёт… А теперь вот ты его спасла.
Марина молча кивнула, боясь, что голос подведёт.
— И ты себя не грызи, – старушка вдруг погладила её по руке. – Каждому – своя дорога. Ты вон какой врач стала, скольким людям помогла. Значит, так и должно было быть.
В тот вечер Марина впервые за много лет достала старый альбом с фотографиями. Вот они с Димкой на речке, загорелые и счастливые. Вот она в белом халате на первой практике. Два пути, две жизни – и нужно было выбирать.
Телефон снова завибрировал – на этот раз сообщение от главврача московской клиники: «Марина Андреевна, когда вас ждать? Пациенты записаны на следующую неделю».
Она посмотрела в окно – на пыльные улицы родного города, на спешащих куда-то людей, на закатное солнце, окрашивающее старые дома в золото. Достала телефон и набрала ответ: «Еду. Но давайте обсудим открытие филиала здесь. У меня есть интересные идеи».
Через полгода открытие филиала частной клиники было в самом разгаре. Марина металась между Москвой и родным городом, подбирала персонал, согласовывала оборудование. Работа помогала не думать, не вспоминать, не анализировать.
Но город словно издевался над ней, подкидывая осколки прошлого. Вот их старое кафе, где Димка впервые поцеловал её – теперь там модный бар. А вот скамейка в парке, где они строили планы на будущее – наивные, яркие, совершенно нереальные.
…»Представляешь, Маринка, открою свой автосервис. Большой, честный, чтобы люди знали – у Савельева всё по-настоящему»…
Он справился. Теперь у него сеть автоцентров по области, безупречная репутация, довольные клиенты. А она? Она тоже добилась своего – признание, научные статьи, очередь на консультации на полгода вперёд. Только почему так пусто внутри?
Однажды в супермаркете она столкнулась с Настей – та выбирала фрукты, напевая что-то себе под нос.
— Здравствуйте, Марина Андреевна! А мы вас часто вспоминаем. Миша в футбол начал играть, представляете? Говорит, теперь точно космонавтом станет – раз вы ему второй шанс подарили.
Она рассказывала что-то ещё – о муже, о свекрови, о доме… Обычная женская болтовня. А Марина вдруг с пронзительной ясностью поняла: вот оно, женское счастье. Простое, уютное, без погони за успехом и вечного чувства неудовлетворённости.
Дома она достала коробку со старыми письмами. Димкины записки из армии, трогательные и смешные. Открытки, билеты в кино, засушенный цветок… Когда она успела превратиться в женщину, которой важнее график операций, чем такие мелочи?
Она столкнулась с ним у торгового центра – нелепо, случайно, когда меньше всего была готова. Дождь лил как из ведра, она металась в поисках такси.
— Садись, подвезу, – его голос за спиной заставил вздрогнуть.
В машине пахло кожей и его одеколоном. Они молчали, глядя на дворники, размазывающие дождь по стеклу.
— Спасибо, что спасла сына, – наконец сказал он.
— Это моя работа.
— Знаешь… я часто вспоминаю нас прежних. Глупых, влюбленных. Наверное, такое не забывается.
— Дим…
— Подожди. Я просто хочу, чтобы ты знала – у меня хорошая жизнь. Правильная. Но тот мальчишка внутри меня всё ещё помнит вкус твоих губ и как пахли твои волосы после дождя.
Он остановил машину у её подъезда:
— Прощай, Маринка. Береги себя.
Она поднималась по лестнице, глотая слёзы. Дома долго стояла под душем, будто пытаясь смыть его запах, его слова, свою боль.
А утром надела любимое платье, сделала укладку и поехала в клинику. Потому что жизнь не заканчивается на прошлом. Потому что где-то там, за поворотом, её ждёт своё счастье. Настоящее, зрелое, без примеси первой любви и сожалений. Она научилась быть сильной. Научится быть счастливой.
А вечером за соседним столиком в ресторане она заметила мужчину. Седые виски, умные глаза, неторопливые движения хирурга. Он читал книгу – ту самую, что она недавно обсуждала на конференции.
Их взгляды встретились, и она вдруг поняла – жизнь продолжается. И самое главное в ней ещё впереди.