Я увидела маму издалека — ещё из окна такси. Она тащила какой-то объёмный свёрток со старой одеждой, перевязанный бечёвкой.
Некоторые вещи, выбиваясь из свёртка, чуть ли не волочились по земле.
Наверняка опять подобрала то, что соседи выставили на улицу. У неё была эта странная привычка.
Таксист, молодой парень с модной стрижкой, бросил на меня вопросительный взгляд через зеркало заднего вида, когда я замешкалась.
— Приехали, — напомнил он. — С вас триста сорок.
Я вздохнула, достала из кошелька купюры, машинально добавив чаевые, и вышла из машины.
Весенний ветер тут же взъерошил мои волосы.
Мама заметила меня сразу, даже не удосужившись улыбнуться. Он тут же посмотрела на такси, которое отъезжало от тротуара, и скривила губы.
— Опять на такси разъезжаешь? Такие деньжищи! — начала она вместо приветствия. — Можно ведь и пешком пройти, или на автобусе доехать. Автобус через каждые пятнадцать минут ходит.
— И тебе здравствуй, мама, — я попыталась обнять её, но она ловко увернулась, перехватив свёрток поудобнее.
— Помоги лучше донести, — буркнула она, передавая мне часть вещей. — Тяжёлые, еле доволокла от соседнего дома.
Тряпки пахли пылью и чужой жизнью. Я взяла их, стараясь не морщиться.
Мы медленно поднялись на третий этаж по обшарпанной лестнице.
В подъезде стоял застоявшийся запах варёной капусты.
В квартире ничего не изменилось с моего последнего визита: те же старые обои с узорами, тот же скрип паркета под ногами, та же атмосфера застывшего времени.
Отец сидел в своём древнем кресле перед телевизором, который был единственной современной вещью в комнате.
Я подарила его на прошлый Новый год.
Рядом с ним высилась стопка бесплатных газет, которыми вечно забивают почтовый ящик.
Он смотрел какую-то передачу про рыбалку и на наше появление даже не обернулся.
***
— Николай, глянь-ка! Ленка опять на такси разъезжает, — с ходу начала мама, скидывая свою ношу на стул у входа. — Я ей говорю: автобус рядом останавливается, а она швыряется деньгами.
Отец медленно развернулся, словно движение причиняло ему боль. Он окинул меня оценивающим взглядом с головы до ног.
— А джинсы-то, джинсы! Новые небось? И сколько отдала? Тысячи три? Четыре?
— Пять, — невозмутимо ответила я, хотя на самом деле они стоили в три раза дороже.
— С ума посходили! — отец демонстративно отвернулся к телевизору, прибавив громкость. — За такие деньги раньше корову купить можно было. А то и двух.
Я глубоко вдохнула, считая про себя до десяти, напоминая себе, зачем пришла.
На столике перед отцом стояла кружка с недопитым чаем и тарелка с двумя печеньями.
— Я приехала обсудить мамин юбилей, — сказала я, снимая куртку. — Надо решить, кого звать и где праздновать. Может, в кафе какое-нибудь пойдём?
Мама начала разбирать принесённые вещи, раскладывая их на категории.
— Ничего организовывать не надо, — она говорила, не глядя на меня. — Гостей ещё прокормить надо, а у нас лишних денег нет. Да и кого звать-то? Кому мы нужны?
— Мама, я сама за всё заплачу. Вам ничего делать не придётся. Просто назовите, кого хотите видеть. Юбилей нельзя пропускать.
Отец что-то проворчал, не оборачиваясь, и переключил канал. Мама, не говоря ни слова, ушла на кухню.
Услышала, как загремела посуда. Я осталась стоять посреди комнаты, ощущая себя чужой в доме, где выросла.
***
Моё детство нельзя назвать счастливым. Я часто думаю, что оно прошло под знаком постоянной экономии.
Мы с сестрой росли в режиме «только самое необходимое». Родители зарабатывали немного и особо нас не баловали.
Мне всегда приходилось донашивать одежду за старшей сестрой Машей. Она была аккуратнее меня, но даже то, что сохранилось в хорошем состоянии, уже выглядело устаревшим.
А если что-то рвалось, новое не покупали — зашивали или латали.
Помню, как в четвёртом классе у меня порвались единственные джинсы.
Мама ловко поставила заплатку, а я потом неделю не хотела идти в школу.
Приходилось краснеть перед одноклассниками, которые дразнили меня «заплаткой», но родителей это не волновало.
— Не обращай внимания, — говорила мама. — Настоящие друзья тебя и в залатанных джинсах полюбят.
Но мне от этого легче не становилось.
Каждое лето мы проводили на даче. Шесть соток. В часе езды от города.
«Огород прокормит», — любила повторять мама.
А я ненавидела эти грядки, на которых приходилось горбатиться с утра до вечера, пока другие дети купались и загорали.
Прополоть, полить, собрать урожай — всё это ложилось на наши с сестрой плечи, пока родители занимались более «серьёзными» делами.
Экономия была во всём, даже в мелочах.
Вода для мытья посуды стояла отдельно в тазике — чтобы не тратить лишнего.
Туалетную бумагу разматывали строго по счёту — не больше пяти квадратиков на раз.
Помню, как мечтала о новом свитере с блёстками, который увидела в магазине. Откладывала карманные деньги три месяца, отказывая себе даже в булочке в школьной столовой.
Но когда накопила нужную сумму, оказалось, что его уже нет в продаже.
Мама тогда сказала:
«И хорошо, нечего деньги переводить. У тебя старый свитер ещё как новый».
Я тогда долго плакала в подушку, чтобы никто не слышал.
***
Всё изменилось в тот день, когда приехал дядя Валера, младший брат отца.
Он ворвался в нашу жизнь как свежий ветер. И был полной противоположностью моих родителей: весёлый, шумный, с громким заразительным смехом.
От него пахло дорогим одеколоном, а не хозяйственным мылом, как от отца.
— Девчонки, собирайтесь! — скомандовал он, едва переступив порог нашей квартиры. — Едем в торговый центр!
Мы с Машей недоверчиво переглянулись. Торговый центр был для нас чем-то вроде музея — мы заходили туда изредка только посмотреть и никогда ничего не покупали.
— Зачем? — подозрительно спросила мама, вытирая руки о передник.
— Хочу племянницам обновки купить, — подмигнул дядя. — Имею право побаловать?
И повёз нас с сестрой в магазин.
Впервые в жизни мы примеряли новую дорогую одежду в тёплой примерочной, а не стояли на картонке где-нибудь на рынке в мороз.
Дядя не скупился. Покупал нам всё, что нравилось: джинсы, свитера, куртки.
Мне он выбрал светло-голубой свитер с серебристой нитью — гораздо красивее, чем тот, о котором я мечтала.
Родители, конечно, были недовольны, когда мы вернулись домой с пакетами.
— Зачем ты их балуешь? — шипела мама. — Слишком дорого и непрактично! Они теперь кем вырастут.
— Расслабься, — улыбался дядя, невозмутимо потягивая чай. — Пусть девчонки почувствуют себя красивыми. Им же в школу ходить, с друзьями общаться.
— Вот именно! — поддержал его отец, что меня удивило. — Пусть хоть кто-то в нашей семье нормально живёт.
Мама тогда сильно обиделась и ушла на кухню.
Именно дядя Валера помог мне переехать в другой город после школы.
Благодаря ему я поступила в университет и получила профессию.
Он всегда помогал, когда нужно. Никогда не считал копейки, несмотря на то, что у него была своя семья.
«Деньги — это инструмент, а не цель», — часто повторял он.
А когда я вышла замуж за Сашу, именно дядя помог с деньгами на открытие моего магазина одежды.
С родителями я общалась редко.
Сами они не звонили, а мои звонки принимали с неохотой, словно я отвлекала их от чего-то важного.
Я пыталась им помогать, но они принимали деньги с вечными упрёками: «Лучше бы себе оставила», «Нам много не надо», «Живём как все».
Когда я предлагала им поменять старую мебель или отремонтировать ванную, они наотрез отказывались.
«Зачем нам эти новомодные штучки? И так сойдёт», — говорил отец.
***
К маминому юбилею я готовилась основательно. Обзвонила всех их знакомых, договорилась, чтобы пришли.
Мама никогда не признавалась, но я знала, что ей не хватает общения.
Большинство соседей сразу согласились, некоторые удивлялись. Я убеждала их, что всё будет хорошо.
Мы с мужем закупили продукты, деликатесы. Саша выбирал напитки в специальном магазине, а я заказала огромный торт в кондитерской города.
Хотела заказать и цветочные композиции на стол, но Саша отговорил.
В день праздника мы приехали за два часа, чтобы всё подготовить.
Родители смотрели на нас настороженно, но не препятствовали.
Стол ломился от угощений: салаты, закуски, горячие блюда.
Саша расставлял посуду. Мы купили новую, потому что родительская была старой и местами щербатой.
Я декорировала комнату воздушными шарами и живыми цветами — простые белые хризантемы и нежные розовые гвоздики.
Мама весь день ходила с кислым лицом, наблюдая за нашими приготовлениями.
Изредка она поправляла салфетки или переставляла тарелки, но в основном просто сидела в углу комнаты, поджав губы.
— Зачем так тратиться? Кого удивить хочешь? — не переставала она ворчать. — Не так я тебя воспитывала. Ты нашу семью позоришь этой расточительностью!
Отец молча наблюдал за происходящим из своего кресла, лишь изредка комментируя футбольный матч по телевизору.
Я глотала обиды и продолжала улыбаться.
Когда гости начали собираться, мама натянуто улыбалась, принимая поздравления.
Её старая подруга Галина Петровна принесла вязаные носки и шапочку. Мама обняла её с искренней теплотой, которую я так редко видела.
Но стоило кому-то похвалить угощение, как она тут же замечала:
«Это всё Ленка, швыряется деньгами направо и налево. Мы бы и сами справились».
При этом сама с удовольствием ела крабовый салат, который я приготовила.
Я терпела до последнего.
Но когда за столом, при всех гостях, мама заявила:
«Это самый ужасный день рождения в моей жизни, лучше бы эти деньги на сберегательный счёт положили», — что-то во мне сломалось.
Словно лопнула резинка, которая удерживала все обиды внутри.
Я молча встала, забрала её тарелку с едой и принесла вместо неё сухой кусок хлеба.
Положила перед ней, прямо на праздничную салфетку с узором.
— Вот так будет экономнее, мама!
Повернулась к мужу.
— Нам пора.
Настала тишина. Было слышно только тиканье старых часов на стене.
Некоторые гостей через секунду зашептались:
— Смотри, пожалела еды для родной матери!
— И не говори, в ее же юбилей!
Мы вышли, оставив всех гостей и родителей с открытыми ртами.
В машине я разрыдалась, а Саша молча гладил меня по спине. Он знал, когда нужно просто помолчать.
В тот момент я решила, что больше не буду общаться с родителями, просто каждый месяц буду отправлять им деньги. Пусть копят на чёрный день, если им так спокойнее.
***
Через месяц мне позвонила соседка родителей.
— Лена, мне очень жаль… Твоих родителей больше нет. Газовая плитка была старая, неисправная… ушли во сне.
Я примчалась в родительский дом на следующий день.
На кухне стояла та самая газовая плита, которую я предлагала заменить ещё год назад.
Разбирая вещи, я открыла шкаф в родительской спальне и замерла.
За стопкой аккуратно сложенных простыней в старой коробке из-под обуви лежали все деньги, которые я годами отправляла родителям.
Каждый перевод был аккуратно завёрнут в бумажку с датой. Они не потратили ни копейки.
За окном шёл дождь, смывая последние следы нашей общей истории — истории, где мы так и не научились говорить друг с другом о главном.
Виноватая женщина