Я не обязан содержать твою дочь! У неё есть отец. Вот пусть он и платит

— Я тебе ещё раз говорю: я не обязан содержать твою дочь! У неё есть отец. Вот пусть он и платит!

Слова вышли грубее, чем он планировал. Даже голос сорвался. Артём смотрел на Юлию, которая стояла у плиты, не поворачиваясь. Лицо её он не видел, но почувствовал, как она вся сжалась, как будто кто-то ударил её.

— Я на неё трачу, как на взрослого человека! Полтинник в месяц! — продолжил он. — Ты вообще понимаешь, сколько это? Это половина моей зарплаты. А твой бывший как жил без обязательств, так и живёт! Это справедливо?

Юлия молчала. Только ложка в кастрюле чуть звякнула, будто случайно. В углу кухни, за креслом, торчала школьная сумка Лизы — синяя, с блёстками. Какое-то детское лицо глупо улыбалось с пластиковой бирки. Артём отвернулся. У него сжимались кулаки.

— Она ребёнок, Артём, — сказала Юлия наконец. Голос у неё был тихий, выровненный. — У неё нет другого взрослого, кроме нас.

— У неё есть ты. И я — не её отец. Мы с тобой завели Диму, вот его я и обеспечиваю. А Лиза… пусть её отец подключается. Или ты. Почему я должен пахать на полторы ставки, пока ты тратишь на репетиторов, балет и…

— Не ори при детях! — резко перебила она, обернувшись. — Ты же знаешь, стены тонкие.

На секунду в кухне воцарилась тишина. Только кипело что-то на плите и капала вода в раковине. Артём вздохнул, отошёл к подоконнику, уткнулся в стекло. Там, за ним, вечер — тёплый, мартовский. Мокрые ветки дерева, застывшее небо и одинокая фигура дворника у мусорных баков. Грустно, как в голове.

Где мы свернули не туда?

Они познакомились у Кирилла, на его дне рождения. Тогда она была в разводе чуть больше года. С Лизой на руках. Сказала, что пришла «развеяться», и её подруга вытащила чуть ли не силком. Он сразу заметил её — тонкую, почти прозрачную. Не вульгарную, не громкую, не ищущую внимания. Юлия сидела в углу с бокалом и всё время смотрела на телефон. Потом он узнал, что у девочки была температура. Бабушка осталась с ней. Старая, ворчливая.

Он тогда всё понял. Он почувствовал, что может быть рядом, может быть тем, кто «прикроет». Кто заберёт на себя эту тревогу. Он предложил подвезти её домой. Она отказалась, но на следующий день написала сама. А потом всё пошло стремительно: прогулки, детская площадка, новые игрушки, смех. Она всё чаще смотрела на него с мягкостью, которую раньше берегла для дочери. Через год он сделал предложение.

Он знал, что берёт женщину с ребёнком. Но тогда это казалось благородным. Казалось правильным.

Через два года родился Дима. Юлия ушла в декрет, и началась другая жизнь. Артём подрабатывал, сменил отдел в офисе на склад, взял халтуры на выходных. Лиза пошла в школу, Дима — в ясли. Деньги начали утекать, как вода в песок. Юлия не вернулась на работу. Сказала, что хочет быть с детьми. Что это «важнее». А он только кивал. Он ведь хотел быть хорошим мужем. Поддерживать.

Только в какой-то момент поддержка превратилась в усталость. Сначала — в лёгкую раздражительность. Потом — в злость. Потом — в то, что сейчас.

— Давай ты хотя бы подработку возьмёшь, Юль, — говорил он. — Я не тяну. Мы в минусах. У нас кредитка в перегрузе.

— Я дома с двумя детьми, Артём. У Димы кашель уже третью неделю. Кто будет с ним сидеть?

— А кто сидит с ним, когда я на двух работах?

Она отворачивалась. Уходила. Замыкалась. Не спорила.

Но он чувствовал: накапливается.

Ему казалось, что он один против всех. Один тащит семью, один думает о деньгах, один взвешивает — покупать куртку или ждать скидок. А она всё так же молчит и заказывает репетитора по английскому. Он злился. Иногда — по-настоящему. Иногда — страшно.

Потом была сцена.

Он случайно нашёл выписку. Три тысячи перевод на детский психологический центр. Ещё пять — за занятия по танцам. Он взорвался.

— Ты вообще спросила у меня? Ты знала, что мы не вытягиваем. Ты знала, Юля! Почему ты скрываешь?

Она стояла посреди комнаты, сжав пальцы в кулак, и смотрела на него, как на чужого.

— Потому что я не могу не делать для неё ничего. Потому что её отец слился. Потому что я — мать. Потому что, если я перестану тянуть, она совсем погаснет, понимаешь?

— А я? — спросил он. — А я — кто?

Ответа не было.

Когда он предложил продать долю в квартире, чтобы разгрести долги, она побледнела.

— Это Лизина квартира. Она осталась от бабушки. Мы не имеем права.

— Мы? — переспросил он. — То есть, когда деньги на кружки — это «мы», а когда доля — «Лизина»?

— Это единственное, что у неё есть. Я не позволю.

Он понял тогда. Они по разные стороны.

Он собрал вещи ночью. Тихо. Без скандала. С Димой поговорит потом. Сначала — уйти.

К Кириллу и Вере его приняли спокойно. Без вопросов. Без жалости. Только поставили чай и дали тёплый плед. Кирилл кивнул, как-то по-мужски, молча. Вера обняла. Их двое детей бегали по квартире, а у них — порядок. Спокойствие. Не потому, что нет проблем. А потому, что у каждого своё место.

— Ты не должен всё тянуть, Артём, — сказал Кирилл. — Ты должен жить.

Он подал на развод через неделю. Попросил опеку над Димой. Юлия не сопротивлялась. Только глаза были как стеклянные. Потом звонила, писала. Плакала в голосовых. Говорила: «Ты же был её папой… хоть немного…»

А он шёл с Димой по двору. Держал его крепко за руку. Дима рассказывал что-то про динозавров, про то, как у них хвосты сильнее, чем у тигра. Артём улыбался. Настояще. Впервые за долгое время.

Телефон вибрировал. Снова она.

— Ты всё равно её отец, — сказала Юлия в голосовом. — Хоть немного… Ты же был…

Он не стал отвечать. Просто выключил звук.

Ветер шевелил волосы сына, солнце медленно выходило из-за угла дома. Артём смотрел вперёд. Там было пусто. Но пусто — не страшно. Пусто — значит, можно построить всё заново.

Вечером, когда Дима уже спал, Артём открыл ноутбук. Старая заявка на логистический курс всё ещё висела в черновиках. Он дописал, нажал «отправить». В холодильнике было мало еды, но завтра он сходит в магазин — мама обещала дать немного денег.

Он написал список: молоко, хлеб, яблоки, Диме — йогурт, себе — кофе.

На стене висел детский рисунок: три человечка, солнце и дом. Надпись криво, но старательно: «Папа, я тебя люблю».

Он смотрел на рисунок долго. А потом встал, выключил свет и пошёл спать. Завтра нужно было рано вставать. У него началась новая жизнь.