— Это договор дарения. По нему вы отдаёте квартиру дочери. Безвозмездно.
— Не может быть! — пролепетала я. — Тоня сказала, это для временной прописки…
— Какая ещё прописка, голубушка? Тут чёрным по белому: вы дарите квартиру своей дочери, Антонине Олеговне Сорокиной. Без каких-либо условий.
Я не могла произнести ни слова. Моя родная дочь пыталась обманом забрать мою квартиру.
Телефон зазвонил. Имя дочери на экране заставило меня вздохнуть. Тоня звонила нечасто, в основном, когда нуждалась в деньгах. Я сняла трубку, с трудом поборов желание не отвечать.
— Мам, привет!
Голос дочери звучал непривычно бодро. Слишком бодро.
— Тонечка, здравствуй. Что-то случилось?
— Почему сразу случилось? Не могу просто так позвонить?
Я промолчала. Мы обе знали ответ.
— Мам, у меня новости… Мы с Олегом решили продать нашу квартиру в области и перебраться поближе к центру. И… мам, нам нужно где-то пожить, пока мы ищем новое жильё. Недельку-другую.
Вот оно что. В моей двухкомнатной квартире, полученной ещё в советские времена, места хватало.
Тридцать пять лет проработала в бухгалтерии, вырастила дочь одна, накопила на дачу… А теперь дочь просится пожить.
С мужем и моей внучкой Катей, которая недавно поступила в колледж.
— А как же деньги с продажи вашей квартиры? — спросила я.
— Мам, ну ты же знаешь, как сейчас с ценами! Нам нужно накопить ещё, чтобы купить что-то приличное в городе.
Я вздохнула.
— Ладно, приезжайте.
— Ура! Спасибо, мамуль! — восторженно закричала Тоня. — Мы уже завтра будем! Я так и знала, что ты не откажешь.
Конечно, не откажу. Я же мать.
На следующий день они приехали. Олег, мой зять, которого я видела раз в год по большим праздникам, занёс огромные чемоданы.
Тоня суетилась, командовала, где что поставить.
А Катюша обняла меня и тихо шепнула:
— Привет, бабуль. Я соскучилась.
Глядя в её голубые глаза, так похожие на мои в молодости, я растаяла. Ради этого момента стоило пустить их к себе.
— Где нам расположиться? — Тоня оглядела квартиру так, будто в первый раз ее видит. — Может, большую комнату нам отдашь? Тебе ведь одной много места не нужно.
Я кивнула. Всё-таки они втроём, а я одна.
— Надо ремонт сделать, — продолжила Тоня, заглядывая в комнату. — И купить Кате нормальную кровать. Эта софа времён твоей молодости точно развалится.
Ремонт так ремонт. У меня как раз были отложены деньги. Не на это, конечно, но… Семья важнее.
***
Прошла неделя. Моя квартира преображалась на глазах. Новые обои в большой комнате, кровать для Кати, шкаф для Тони и Олега.
Тоня управляла процессом, указывая, что и где должно стоять.
— Мам, эти твои сервизы… — поморщилась дочь, разглядывая мой старенький шкаф с посудой. — Зачем ты их хранишь? Сейчас такого никто не использует. Давай выбросим.
— Но это подарок твоего отца, — возразила я. — Он привёз его из командировки в Ленинграде.
— Из Ленинграда? — засмеялась Тоня. — Мам, Санкт-Петербург! Ты со своей пыльной старостью совсем от жизни отстала.
Я промолчала. Не хотела начинать конфликт. Когда вечером вернулась из магазина, сервиза в шкафу уже не было.
— А где?..
— Я выбросила, — отмахнулась Тоня. — Освободила место для нормальной посуды. Кстати, мам, а вторую комнату нам не отдашь? Олегу нужно рабочее место организовать. А тебе много места ни к чему. Ты ж целыми днями на кухне сидишь.
Это было уже слишком.
— Нет, Тоня. Маленькая комната — моя, — твёрдо сказала я. — Вы и так заняли большую.
— Ладно, как скажешь, — дочь поджала губы и ушла.
А через пару дней я заметила, как изменилась Катя. Если раньше она была приветливой и ласковой, то теперь стала резкой, дерзкой.
Как-то вечером я готовила ужин, а она вошла на кухню и бросила небрежно:
— А чё ты, баб, всё в углу крутишься? Не мешай. Тут уже не твоя кухня!
Я застыла с половником в руке. Моя любимая внучка смотрела на меня глазами моей дочери — холодными и расчётливыми.
У меня защемило в груди.
Вечером, когда я уже собиралась спать в своей маленькой комнате, Тоня постучала и вошла с какими-то бумагами.
— Мам, тут надо подписать кое-что, — она положила перед мной документы, напечатанные мелким шрифтом. — Просто бумажки для нашей временной прописки. Без тебя не получится, ты же владелица!
Я взяла бумаги, но читать не стала — глаза устали за день.
— Давай завтра, а? Глаза совсем не видят.
— Да ладно тебе! — нетерпеливо сказала Тоня. — Обычная формальность. Подпиши вот тут и тут.
Что-то в её голосе заставило меня насторожиться.
— Нет, дочка. Утром прочитаю и подпишу.
Тоня фыркнула и выхватила бумаги.
— Ну и ладно. Завтра так завтра.
На следующий день я позвонила Михаилу Петровичу, бывшему коллеге из бухгалтерии, который стал юристом. Мы договорились встретиться.
***
Михаил Петрович читал документы, которые я стащила с тумбочки Тони. Он хмурился и постоянно поправлял очки.
Чем дольше он читал, тем мрачнее становилось его лицо.
— Яна Витальевна, это договор дарения, — наконец произнёс он, глядя на меня поверх очков. — По нему вы отдаёте квартиру дочери. Безвозмездно.
Меня словно молнией ударило.
— Не может быть! — пролепетала я. — Тоня сказала, это для временной прописки…
— Какая ещё прописка, голубушка? Тут чёрным по белому: вы дарите квартиру своей дочери, Антонине Олеговне Сорокиной. Без каких-либо условий.
Я не могла произнести ни слова. Моя родная дочь пыталась обманом забрать мою квартиру.
— Вы не подписывали? — спросил Михаил Петрович.
— Нет! Конечно, нет!
— Тогда советую вам быть осторожнее.
Я не помнила, как добралась домой. В голове был туман.
Войдя в квартиру, я сразу направилась в свою комнату. Открыла дверь и застыла на пороге.
Моя кровать была сдвинута к стене, на её месте стоял компьютерный стол. Олег невозмутимо сидел за ним и что-то печатал.
— А… что тут происходит?
— А, Яна Витальевна, — Олег даже не обернулся. — Тоня не сказала? Мы немного перестановку сделали.
В комнату вошла дочь.
— Мама, мы решили, что тебе будет удобнее на кухне. Олегу нужен кабинет для работы. А тебе зачем комната? Только спать. На кухне диванчик поставим.
Это было уже слишком.
— Это моя квартира! Пока жива — не отдам! Немедленно верните всё на место!
Тоня не растерялась. На её лице появилась снисходительная улыбка.
— Да ты уже подписала! Там и подпись, и паспортные данные. Сама всё подписала, не помнишь? Старость, мамочка.
— Я ничего не подписывала!
— Ну как же? — Тоня достала из ящика стола бумаги. — Вот, пожалуйста. Договор дарения с твоей подписью.
Я взглянула на документ. На нём действительно стояла подпись, очень похожая на мою. И мои паспортные данные.
Но я точно знала, что не подписывала этого.
— Это подделка! — воскликнула я. — Я обращусь в полицию!
— Давай, только учти: по документам квартира уже моя. А тебе мы и так разрешаем тут жить. Из милости.
Олег хмыкнул, не отрываясь от компьютера. А в дверях появилась Катя.
Она молча смотрела на нас, и мне показалось, что в её глазах промелькнула растерянность.
***
Участковый Николай Семёнович внимательно выслушал мою историю.
— Значит, подпись поддельная, говорите? — он почесал затылок. — А паспорт вы им давали?
— Да, Тоня брала на время, сказала, для временной прописки, — призналась я.
— Поздно, гражданка, — вздохнул участковый. — Раз всё оформлено, и у них на руках договор с вашей подписью, то это дело гражданское. В суд вам надо.
— Но они меня из собственной квартиры выгоняют! — я не могла сдержать эмоций.
— Мошенничество доказать сложно будет, если вы добровольно всё подписали. Идите к юристу, подавайте в суд на признание договора недействительным.
Я вышла из отделения полиции совершенно разбитой. Моя родная дочь оказалась не просто неблагодарной — она была настоящей предательницей.
Вспомнила, как ночами сидела над неё, когда она болела. Как отказывала себе во всём, чтобы Тоня могла пойти в музыкальную школу…
Домой я не пошла. Отправилась прямиком к нотариусу, у которого якобы был заверен договор дарения.
Пожилая женщина в строгом костюме внимательно изучила копию документа.
— Странно, — произнесла она. — Печать похожа на нашу, но я такой договор не заверяла. И подпись не моя.
— Значит, это подделка? — с надеждой спросила я.
— Похоже на то. Но вам нужна официальная экспертиза. И подавайте в суд, как можно скорее.
Так начался мой путь по инстанциям. Экспертиза почерка, сбор документов, консультации с юристами.
Я потратила все оставшиеся сбережения, которые откладывала с пенсии. А дома становилось всё невыносимее.
Тоня и Олег вели себя как полноправные хозяева. Они действительно поставили для меня диван на кухню. Вещи были свалены в коробки.
Когда я пыталась протестовать, дочь только отмахивалась:
— Мам, хватит устраивать сцены. Ты же уже не в том возрасте, чтобы столько нервничать. Может, тебе к врачу сходить? У тебя с памятью проблемы.
И вот наступил день суда. Тоня и Олег пришли с адвокатом. Я сидела одна, сжимая в руках папку с документами.
— Уважаемый суд, моя клиентка считает, что её мать страдает начальной формой деменции, — заявил их адвокат. — Она подписала договор добровольно, а теперь забыла об этом. У нас есть заключение психолога.
И он протянул судье какую-то бумагу. У меня закружилась голова.
— Это ложь! — не выдержала я. — Я в здравом уме! Я никогда не подписывала этот договор!
Судья посмотрела на меня:
— Гражданка Соколова, у вас есть доказательства фальсификации документа?
— Да, заключение эксперта-почерковеда. И показания нотариуса, чья печать стоит на договоре, что она не заверяла этот документ.
Судья изучила бумаги. Выходя из зала, я встретилась взглядом с Тоней.
В её глазах не было ни капли раскаяния — только холодный расчёт. Как я могла воспитать такую дочь?
***
Ночь. Я лежала на кухонном диванчике и не могла уснуть. За окном шумел город, где-то вдалеке сигналили машины.
Я думала о том, как изменилась моя жизнь всего за месяц. Как квартира, в которой я прожила почти всю жизнь, стала для меня чужой.
Скрипнула дверь. Я затаила дыхание. В тусклом свете ночника показался силуэт.
— Бабуль, ты не спишь? — тихий голос Кати.
— Нет, заходи, — я приподнялась на диване.
Внучка присела рядом. В полумраке было видно, что она чем-то взволнована.
— Баб, я должна тебе кое-что сказать, — прошептала она. — Только маме не говори, что это я тебе рассказала.
Я напряглась.
— Что такое, Катюша?
— Я видела, как они подделывали твою подпись, — выпалила она. — Я за столом сидела, химию учила. А они думали, что я в наушниках и ничего не слышу. Папа принёс откуда-то поддельную печать, а мама тренировалась копировать твою подпись.
У меня перехватило дыхание.
— Катя, ты… ты понимаешь, что говоришь?
— Да, бабуль. Они… они тебя обманули. И меня заставляли с тобой грубо разговаривать. Сказали, так ты быстрее сдашься и уйдёшь жить на дачу.
Я притянула внучку к себе и крепко обняла. Она прижалась ко мне, как в детстве.
— Я всё записала на телефон, — прошептала Катя. — Это было противно, бабуль.
Я гладила её по голове, не произнося ни слова. Дочь разбила мне сердце. Но храбрость внучки давала надежду.
— Завтра скинешь мне эту запись? — спросила я тихо.
— Уже отправила на твою почту, — ответила Катя. — Только не говори маме.
— Не скажу, — пообещала я. — А теперь иди спать. Завтра тебе на учёбу.
Когда она ушла, я долго сидела в темноте. Впервые за всё это время я почувствовала, что не одинока.
На следующее утро я поехала в суд и подала ходатайство о приобщении новых доказательств. Видеозапись, сделанная Катей, была приложена к делу. Мой юрист, просмотрев её, сказал, что это меняет всё.
Через неделю состоялось очередное заседание. Когда судья включила запись, в зале стояла абсолютная тишина. На экране Тоня и Олег сидели за столом, перед ними лежали какие-то бумаги.
«Главное, чтобы подпись была похожа, — говорил Олег. — Старуха всё равно ничего не поймёт. А если и поймёт — кто ей поверит? Скажем, что у неё маразм начался».
«Я уже договорилась с психологом, — отвечала Тоня, старательно выводя что-то на бумаге. — Он нам справку даст за отдельную плату. Мама давно уже не в себе».
Тоня, сидевшая в зале суда, побледнела. Олег вскочил с места.
— Это монтаж! Это подделка!
— Тихо в зале! Суд приобщает данное видео к материалам дела и направляет его на экспертизу.
Выходя из зала, я заметила, как Тоня что-то яростно выговаривала Кате.
Внучка стояла, опустив голову. Мне хотелось подойти, защитить её, но я понимала, что сейчас не время. Всему своё время.
***
Экспертиза подтвердила подлинность видеозаписи. Следующее заседание было коротким. Судья признала договор дарения недействительным как полученный путём обмана. Более того, было возбуждено уголовное дело по факту мошенничества.
Когда мы вышли из здания суда, Тоня и Олег стояли у машины. Увидев меня, дочь отвернулась. Я подошла к ним.
— Вам нужно собрать вещи и выехать из квартиры, — сказала я тихо.
— Не беспокойся, — процедил Олег. — Уедем сегодня же.
— Я всю жизнь положила на тебя, Тоня. А ты чуть не оставила меня без крыши над головой.
— Ты всегда была плохой матерью. А теперь ещё и Катьку против нас настроила.
Мы разошлись, не прощаясь.
***
Квартира опустела к вечеру. Тоня и Олег забрали все свои вещи. Мои старые сервизы, фотографии, книги — многое исчезло бесследно. Но это были просто вещи.
Главное, что остались стены, которые помнили лучшие годы моей жизни.
Катя собирала свои учебники в маленькой комнате.
— Бабуль, я могу остаться с тобой? — спросила она вдруг. — Я не хочу с ними жить.
Я присела рядом с ней.
— А как же колледж? Как же твои друзья?
— До колледжа могу на автобусе добираться. А друзей у меня там пока нет. Научишь меня готовить?
Я обняла внучку, и впервые за много дней улыбнулась.
— Конечно, научу.
Катя прижалась ко мне.
— Прости, баб, — тихо сказала она.
— Всё хорошо, зайка. Теперь всё хорошо.
За окном медленно опускались сумерки. Впереди нас ждало много трудностей.
Отношения с Тоней, возможно, никогда не восстановятся. Уголовное дело ещё не закрыто.
Но в моей квартире снова стало тепло и уютно.
Бабушка в сугробе просила о помощи