Степан овдовел — ему было всего шестьдесят, когда ушла Нина. Болезнь пришла внезапно и унесла её всего за два месяца. Врачи только разводили руками.
— Мы сделали всё, что могли… — сказала однажды молоденькая медсестра, виновато отводя глаза.
Но «всё» оказалось слишком мало.
После похорон дом будто вымер. Не физически — всё осталось на местах: и фотографии на стенах, и кружка с розами, из которой Нина пила утренний чай. Но душа дома ушла вместе с ней. Степан просыпался в тишину, ел всухомятку, пил чай, не чувствуя вкуса. Радио гудело фоном, будто кто-то вёл разговор, но этот голос не грел.
— Вот и дожил, — бормотал он, глядя в запотевшее окно. — Вроде не старый ещё, а будто никому не нужен.
Он пытался чем-то себя занять. Сначала — огород. Потом — рыбалка. Несколько раз съездил в Москву к сыну, но там было шумно, суетливо, чуждо. Дочь звала в Петербург, но Степан знал: надолго он там не задержится. Тянуло обратно — туда, где звучал голос Нины… когда-то.
Осенью, на рынке, тётка Глаша из соседнего села сказала:
— А чего ты, Стёпа, один-то всё? Вон, Таисия из Кудрявцево — тоже одна. Познакомься, что ли. Люди ж не только молодыми парами бывают.
Степан поехал. Приоделся, купил цветы. Сидели с Таисией за столом, чай пили. Она рассказывала про давление и кур. А потом вдруг, прервав сама себя, сказала:
— Да мне муж-то не особо и нужен. Мне бы, чтоб кто машину до магазина водил, да крышу подлатал.
Степан едва не поперхнулся.
— А поговорить?
— Ой, поговорить — это с соседкой. Мне бы пользы побольше.
Он вернулся поздно. Вот и первая попытка познакомиться с женщиной…
Сын отдал отцу свой старый компьютер. Теперь в доме был интернет. Дочь помогла зарегистрироваться на сайте знакомств. Переписывался с женщиной из Вологды — обещала приехать, но внезапно исчезла. Другая, из Иваново, всё говорила о жизни, а потом — о долгах. Просила «одолжить до получки».
— Что ж это за рынок такой, — ворчал Степан по телефону сыну. — Все не по сердцу. Живут будто не для души, а для выгоды.
— Пап, не сдавайся, — отвечал сын. — Просто выходи почаще. Люди рядом, не только в интернете.
Однажды Степан пошёл на почту — пенсию получить. За прилавком — новая женщина. Не молодая, но улыбка тёплая, глаза — ясные, открытые.
— Здравствуйте, вы, наверное, Степан Никитич? — спросила она. — Мне Глаша рассказывала, что вы к нам по пятницам заглядываете.
Он смутился:
— Да… А вы?
— Валентина. Я недавно сюда переехала, работать сюда устроилась. Сама я из Елабуги.
Они перекинулись парой слов, и он ушёл. Но её голос остался с ним на весь день.
Через два дня он пришёл снова.
— Квитанцию забыл, — сказал, неловко теребя шапку.
— Квитанций не было. Но заходите, — подмигнула она. — Я тут чай пью, составите компанию?
Так всё и началось. Он стал захаживать чаще. Приносил яблоки, как-то принёс банку мёда. Валентина благодарила, улыбалась. А однажды сказала:
— А вы, Степан Никитич, видно, человек хозяйственный. Может, печку посмотрите? Что-то она дымит.
Он кивнул. Пришёл через день. Починил печку, подлатал дверь. На прощание она вдруг добавила:
— А у меня пирог в духовке… С яблоками. Вашими же, кстати.
За столом говорили, как старые знакомые. Валентина рассказывала про внучку, оставшуюся в Елабуге, про мужа, которого потеряла пять лет назад.
— Он был надёжный. Только… всё как-то по расписанию. Жили, как соседи — вежливо, спокойно. Понимаете?
Степан кивнул. Понимал. С Ниной было иначе: с шумом, шутками, ссорами, примирениями. Но знал: главное — не страсть, а тепло. Человеческое, простое. Когда ты нужен. Просто так.
С тех пор Валентина стала захаживать к нему. Иногда — просто на чай, иногда — с пирогом. А однажды принесла саженец яблони.
— Посадим вместе? — сказала. — Будет дерево. Наше.
Он помолчал, потом тихо ответил:
— Значит, и корни вместе пустим?
Она улыбнулась. Без слов.
С весны в доме Степана снова поселился уют. По вечерам в окне снова зажигался свет — не тусклый, телевизионный, а тёплый, живой, где ждут и где отвечают на добро — добром.
А когда его спрашивали:
— Как вы справились с одиночеством?
Он отвечал:
— Не справился. Просто открыл дверь тем, кто постучал в сердце.