Я никогда не думала, что в свои шестьдесят два стану чьей-то спасительницей. И уж точно не предполагала, что этот случай изменит мою жизнь, наполнит её новым смыслом.
В тот день конец сентября выдался на удивление солнечным. Утро пахло опавшей листвой и лёгким, почти неуловимым ароматом осени. Я возвращалась из продуктового магазина. Сумка оттягивала руку, настроение было так себе. После смерти мужа, ушедшего три года назад, мои прогулки по городу превратились в молчаливые монологи с самой собой. «Вот и ещё один день», – думала я, привычно считая шаги до остановки.
Тридцать два… тридцать три… На сороковом шаге что-то привлекло моё внимание. Девушка на остановке – совсем молоденькая, на последних сроках беременности – странно покачивалась, хватаясь за скамейку. Её лицо исказилось от боли, а в глазах застыл испуг. Она пыталась что-то сказать стоящим рядом людям, но те словно не замечали её. Кто-то уткнулся в телефон, пожилой мужчина демонстративно отвернулся, две женщины отошли подальше.
– Пожалуйста… – услышала я её слабый голос. – Мне плохо. Помогите…
Сама не знаю почему, но я замедлила шаг. Что-то говорилось внутри: «Пройди мимо, Софья Ивановна. Мало ли что там случилось. Может, наркоманка какая-нибудь. Сейчас всякие ходят».
Но её глаза… В них было столько мольбы и отчаяния, что мне вдруг стало стыдно за свои мысли. А потом я заметила её дрожащие руки, бережно обнимающие огромный живот, и на мгновение увидела в ней свою Наташку – мою дочь, которая уехала в Канаду десять лет назад и так редко звонит. Теперь у неё своя жизнь, свои заботы. А я здесь, одна…
– Подождите! – окликнула я девушку, разворачиваясь и возвращаясь назад.
Она подняла на меня взгляд, полные надежды. Такой беззащитный и благодарный, что у меня перехватило дыхание.
– Что случилось, девонька? – спросила я, подходя ближе.
– Голова кружится… темнеет в глазах… – с трудом выговорила она, пытаясь удержаться на ногах. – Я на приём в женскую консультацию ехала, за справками… для пособия. А тут… как накатило…
Я осторожно усадила её на скамейку, положила свою ладонь на её прохладный лоб. А вокруг по-прежнему стояли люди – безразличные, погружённые в свои телефоны, словно этой девушки и не существовало.
– В какую консультацию тебе надо? – спросила я, доставая из кармана платок и вытирая испарину с её лба.
– На Звездной… третья поликлиника, – прошептала она. – Если бы только отдохнуть немного… наверное, я смогу…
– Никаких «смогу»! – решительно перебила я. – Сейчас такси вызовем.
Дрожащими пальцами я набрала номер такси, который помнила наизусть – ещё с тех времён, когда возила мужа на процедуры.
– Машина будет через пять минут, – сообщила я девушке, присаживаясь рядом и доставая из сумки бутылку воды. – На, выпей глоточек. Как тебя зовут?
– Алёна, – она благодарно приняла бутылку. – Спасибо вам… все просто отвернулись… словно меня нет.
– Ты не переживай, Алёнушка, – я невольно использовала ласкательное имя. – Бывает, люди не из-за жестокости отворачиваются, а от испуга. Не знают, как помочь – вот и делают вид, что ничего не происходит.
Она слабо улыбнулась, и я заметила ямочки на её щеках.
– Ножки отекают? – спросила я, глядя на её опухшие щиколотки.
Алёна кивнула.
– Давно ты одна с ребёночком?
Её глаза наполнились слезами.
– Четыре месяца… Он ушёл, когда узнал, что будет девочка. Хотел сына. Сказал, что не для того женился, чтобы нянчить дочек.
Мне захотелось разыскать этого мерзавца и высказать ему всё, что я думаю о таких «отцах». Но вместо этого я только крепче сжала её ладонь.
– Его потеря, – твёрдо сказала я. – Девочки – это особое счастье. И любят они пап больше, чем мальчишки.
Такси подъехало неожиданно быстро. Водитель – молодой парнишка с добрыми глазами – помог нам устроиться на заднем сиденье.
– В третью поликлинику на Звездной, – сказала я, поддерживая Алёну.
– Мимо не проезжайте! – твёрдо добавила я, заметив, что водитель как-то странно посмотрел на нас. – У беременной женщины плохое самочувствие.
Он тут же изменился в лице:
– Без проблем! Довезу с ветерком… в смысле, аккуратно и быстро!
В машине Алёна немного пришла в себя. Она прислонилась к окну и закрыла глаза.
– А вы не торопитесь? Я вас задерживаю? – спросила она виновато.
– Милая, мне торопиться некуда. Разве что кот ждёт дома, но он переживёт. Меня, кстати, Софья Ивановна зовут. Или просто тётя Соня, если ты так настроен.
– Спасибо, тётя Соня, – её голос дрогнул. – Я не знаю, что бы сделало без вас…
– Глупости, – отмахнулась я. – Любой бы помог.
Но мы обе знали, что это неправда. Не помог никто, кроме меня.
Когда мы добрались до поликлиники, Алёне стало совсем плохо. Я практически втащила её в здание, громко требуя о помощи:
– Беременная женщина теряет сознание! Врача, быстрее!
В этот раз отклик был мгновенным. Медсёстры подхватили Алёну, усадили в кресло-каталку и увезли в смотровую. Я осталась ждать в коридоре, нервно перебирая пальцами ручку сумки. Странное дело, но я почему-то чувствовала, что не могу уйти. Как будто с этой незнакомой девушкой меня связывало что-то важное, что-то, чего я сама еще не считала.
Через полчаса из кабинета вышла женщина в белом халате – строгая, с умными глазами и морщинками в уголках рта.
– Вы родственница? – спросила она меня.
– Нет, просто помогла добраться до больницы. Что с ней?
Врач вздохнула:
– Сильный токсикоз и гипертонус матки. Хорошо, что вы её привезли. Был риск преждевременных родов. Сейчас мы ей капельницу поставили, состояние стабилизировали.
– Можно увидеть меня ее? – неожиданно для себя спросила я.
Доктор внимательно посмотрела на меня, как бы пытаясь понять мотивы.
– Она вас спрашивала, – наконец сказала она. – Палата номер три, но ненадолго. Ей нужен покой.
Алёна лежала на кушетке, бледная, с закрытыми глазами. Капельница мерно отсчитывала какое-то лекарство. Когда я вошла, она открыла глаза и слегка улыбнулась.
– Вы не ушли, – прошептала она.
– Как я могла? – искренне удивилась я. – Даже не думала уходить.
– Спасибо… Врач сказала, вы спасли нас обеих. У меня могли начаться преждевременные роды…
Я села на стул рядом с кушеткой и осторожно взяла её руку:
– Всё хорошо, девочка. Теперь всё будет хорошо.
– Я так сомневалась… постоять там, просить о помощи, и чтобы все смотрели мимо, – ее голос задрожал. – Как будто меня нет… как мы существуем с дочуркой… невидимки какие-то.
Я погладила её руку:
– Знаешь, иногда люди просто не знают, как реагировать. Боятся, что не справятся, что сделают что-то не так. Это не оправдание, конечно…
– А вы не побоялись, – перебила она меня.
– Я просто увидела в тебе свою дочь, – честно призналась я. – Она далеко сейчас, в Канаде. А у тебя глаза такие же – зелёные, с золотистыми крапинками.
Мы помолчали. За окном медленно опустились сумерки, где-то вдалеке сигналили о машине, а в палате пахло лекарствами и почему-то весной.
– У вас есть внуки? – вдруг спросила Алёна.
– Нет, – я покачала головой. – Наташка моя карьеру строит. Говорит, ещё успеется с детьми, не всё же женщине в декретах сидеть. Может, она и права…
– А я думала… – Алёна запнулась, глядя на свой живот. – Я думала, что мы будем настоящей семьёй. Я, он и малышка. Глупо, да?
– Нисколько не глупо, милая, – я невольно поправила прядь её волос, выбившуюся из-под одеяла. – Просто не всем дано быть настоящими мужчинами. Твой ребёнок заслуживает лучшего отца.
Доктор заглянула в палату:
– Время посещения заканчивается. Алёна останется у нас до утра под наблюдением.
Я поднялась, но Алёна вдруг крепко сжала мою руку:
– Вы придёте завтра? Пожалуйста…
В её глазах было столько надежды, что я не смогла отказать.
– Конечно, приду. А сейчас скажи, кому позвонить? Родителям? Подруге?
Она отвела взгляд:
– Некому… Родители далеко, в Петрозаводске. Я сюда на учёбу приехала, потом работу нашла. А подруги… после известия о беременности как-то разбежались все.
В тот момент я принял решение, которое, наверное, вынашивала всю дорогу до больницы:
– Тогда запиши мой номер. Будешь звонить, если что-то понадобится. Хоть днём, ночью хоть.
Утром я проснулась раньше обычного. Накормила котенок, прибралась в квартиру и отправила на рынок. Купила свежие фрукты, мёда и домашнее творчество – всё, что разрешено беременной женщине. Потом заехала в магазин детской одежды и долго выбирала крошечный комбинезон – жёлтый, с вышитыми ромашками. Продавщица улыбнулась:
– Для внучки берёте?
Я замешкалась, но потом ответила:
– Для очень важного человека.
В поликлинику я приехала к одиннадцати. Алёна сидела на кровати, заполняя какие-то документы. Увидев меня, она просияла:
– Вы пришли!
– Обещала ведь, – я поставила пакеты на тумбочку. – Как себя чувствуешь?
– Гораздо лучше! Врач сказала, что можно домой, но нужен постельный режим хотя бы пару дней.
Я присела на край кровати:
– И кто будет следить за этим постельным режимом?
Алёна пожала плечами:
– Справлюсь как-нибудь. Не привыкать…
– Ну уж нет, – твёрдо сказала я. – Поедешь ко мне. У меня трёхкомнатная квартира, места хватит. Проконтролирую, чтобы ты лежала и не геройствовала.
Она посмотрела на меня с недоверием:
– Но… мы же едва знакомы. Зачем вам это?
Я сама не знала ответа. Зачем шестидесятидвухлетние женщины возиться с беременной девчонкой, которую она встретила только вчера? Но что-то внутри меня говорило, что так правильно. Что это – мой шанс на что-то важное.
– Знаешь, Алёнушка, – медленно произнесла я, – иногда в жизни случаются встречи, которые предопределены свыше. Я не очень верующий человек, но вчера, увидев тебя на остановке, почувствовала… как бы это сказать… толчок изнутри. Будто кто-то шепнул: «Иди и помоги». И потом… – я запнулась, – моя Наташка звонит раз в месяц, на пять минут. Разве это жизнь для старухи?
– Вы не старуха! – горячо возразила Алёна.
– Неважно, – отмахнулась я. – Важно то, что мы можем помочь друг другу. Ты сейчас ранима, тебе нельзя волноваться перед родами. А мне… мне просто не хватает того, для кого я могла бы быть нужной. Так что не спорь!
И она не стала спорить.
Следующие два месяца пролетели как один день. Алёна переехала ко мне, сначала – на те самые «пару дней», а потом осталась. Мы чудесно ладили. Она помогала с уборкой, насколько позволяло её состояние, я готовила и следила, чтобы она правильно питалась и гуляла на свежем воздухе. По вечерам мы пили травяной чай, и я рассказывала истории из своей молодости, а она делилась мечтами о будущем.
– Знаете, – сказала она однажды, поглаживая огромный живот, – я раньше думала, что самое страшное в жизни – остаться одной с ребёнком. А теперь понимаю: самое страшное – когда окружающим всё равно, существуешь ты или нет. Когда ты – пустое место.
Я отложила вязание:
– На каждое равнодушие найдётся своя доброта, девочка. Помни это. И учи этому свою дочку.
– Софья Ивановна, – она замялась, – у меня к вам важный вопрос. Вы… не согласились бы стать крёстной для моей малышки?
У меня перехватило дыхание. Никогда, даже в самых смелых мечтах, я не думала, что кто-то спросит меня стать крёстной матерью.
– Ты уверена? – только и смогла выговорить я.
– Более чем, – она улыбнулась. – Вы спасли нас обеих в тот день. И потом… я хочу, чтобы у моей дочери был человек, который научит её видеть тех, кто нуждается в помощи. Тех, кто для остальных – пустое место.
Я не удержалась и прослезилась.
– Спасибо тебе, Алёнушка. Это такая честь для меня…
Но договорить не успела. Алёна вдруг схватилась за живот:
– Кажется… кажется, начинается!
И начался новый виток суматохи: вызов скорой, сборы, приемный покой, отделение. Я металась, как курица с отрубленной головой, пытаясь быть полезной, но только мешала медикам.
– Бабуля, ждите в коридоре, – строго сказала медсестра, выпроваживая меня из предродовой. – Мы вас позовём.
Шесть часов я просидела на жёстком стуле, прислушиваясь к звукам за дверью. Молилась – хотя никогда не была особо религиозной. Просила всех святых, чтобы с Алёной и малышкой всё было хорошо.
Когда дверь наконец открылась, и усталый врач сказал: «Поздравляю, у вас здоровая внучка, три шестьсот!», я не стала его поправлять.
Сейчас Алёна с малышкой Софией (да, она назвала дочку в мою честь) живут у меня. Мы часто гуляем втроём в парке, и соседки умиляются: «Какая у вас славная внучка, Софья Ивановна!»
А я улыбаюсь и думаю о том, что иногда надо просто остановиться, когда проходишь мимо чужой беды. Остановиться – и сделать шаг навстречу. Потому что никогда не знаешь, что ждёт тебя за этим шагом. Возможно, новая жизнь. Возможно, новая семья.
И каждый раз, когда я вижу беременную женщину на улице, то вспоминаю тот сентябрьский день, остановку и людей, которые сделали вид, что Алёны не существует. Я не сержусь на них – они просто не знали, какое счастье прошло мимо них.
А я теперь знаю. И никогда больше не пройду мимо того, кто нуждается в помощи. Даже если все вокруг будут делать вид, что этого человека не существует.
— Это мои деньги от продажи бабушкиной квартиры, а не семейный бюджет, — объяснила я свекрови, которая уже планировала новую кухню