— Да мне всё равно, где ты прописан, Кирилл! — отчеканила Лена, скрестив руки на груди. — Эта квартира моя. Подарок от бабушки. И ты здесь — никто. Совершенно посторонний человек. Так что собирай вещи и уходи!
В дверях стоял мужчина в мятой рубашке и синих джинсах, явно не готовый к такому повороту. Он оперся на косяк и горько усмехнулся:
— Быстро ты сдала меня, Леночка. А ведь я любил тебя. Верил тебе.
— Любовь — это не когда ты месяцами валяешься на диване, а я тебя содержу! — голос Лены дрожал от напряжения. — Ты думал, я не замечаю? Как ты «устал» искать работу? Как врал мне про собеседования, а сам с утра сидел в «Трех пескарях»?
Он не ответил. Только сжал зубы и отвернулся.
Всего два года назад всё было иначе. Лена познакомилась с Кириллом поздним осенним вечером в баре на Петровке. Она забежала туда переждать дождь, а он сидел у стойки с бокалом красного вина и книжкой Сартра. В свете ламп её привлекло не столько лицо — приятное, с пронзительными серыми глазами, — сколько его голос. Низкий, спокойный, будто сразу обращённый лично к ней.
— У вас редкий цвет глаз, — сказал он, когда она заказала чай и села неподалёку. — Карие с золотом. Почти янтарные.
Лена усмехнулась:
— Это банально, но приятно. Спасибо.
Дождь барабанил по окнам, в зале звучала джазовая импровизация. Казалось, весь мир сжался до этих двух стульев у барной стойки. Они разговаривали три часа, как старые знакомые, вспоминая любимые книги, фильмы, города. Кирилл казался взрослым, цельным, надёжным. Он не лез в душу, но слушал внимательно, искренне, как никто до него.
Через несколько дней он пригласил её на прогулку по вечерней набережной. Через неделю они сидели у неё дома, пили ароматный глинтвейн и строили планы на будущее.
— У меня пока временно всё нестабильно, — честно признался он. — Только перебрался в Москву. Комната в коммуналке, работаешь на подхвате… Но я знаю, чего хочу.
— А я просто хочу, чтобы мне было спокойно, — сказала Лена. — Чтобы рядом был человек, на которого можно положиться.
Он сжал её руку:
— Я именно такой.
Спустя три месяца он переехал к ней. Всё произошло почти незаметно — сначала у неё осталась его щётка, потом рубашка, потом компьютер. В конце концов Лена сама сказала:
— Да что мы мучаемся? Живи здесь. Вместе же легче.
Теперь её уютная двушка на Академической делилась на два мира. Один — привычный, организованный, где всё по полочкам. Второй — наполненный вещами Кирилла, его кофе без сахара, пепельницей на балконе, запахом лосьона и старыми пластинками на кухне.
Он шутил, что её квартира — как музей с режимом тишины. Она смеялась. Сначала.
Сначала всё было почти идеально. По утрам Кирилл варил ей кофе, приносил завтрак в постель, стирал бельё и гладил рубашки. Он знал, как ей нравится тишина утром и что она ненавидит, когда кто-то распахивает шторы сразу после пробуждения. Казалось, он уважает её границы, даже если живёт за её счёт.
Но через полгода Лена заметила, что он стал слишком вальяжно себя вести. Работа «искалась» уже третий месяц, а компьютер использовался не для резюме, а для онлайн-покера и форумов с громкими заголовками: «Как заработать миллион, не вставая с дивана».
— Кирилл, может, хватит играть в мечты? — однажды сказала она. — Я не против поддержать, но это уже не смешно.
Он пожал плечами, не отрываясь от экрана:
— Ты не веришь в меня. А это обидно.
Позже он начал пить. Не часто, но регулярно. Пиво, потом виски, потом что придётся. Вечерами Лена приходила домой и слышала, как он бормочет что-то в телефон — про свои «идеи», «инвесторов», «предстоящие сделки».
Пару раз она пыталась выгнать его. Он уходил, но возвращался. С виноватыми глазами, с цветами, с нелепыми оправданиями.
— Это просто период, Лен. Я выйду из него.
Ты ведь сильная, ты понимаешь.
Она действительно была сильной. Но не дурой.
В один вечер, вернувшись с работы, она обнаружила, что её ноутбук исчез. Кирилл сидел на кухне с видом философа, у которого только что конфисковали последний том Сократа.
— Я… занёс его в ломбард, — пробормотал он. — Срочно нужны были деньги на один проект. Но я выкуплю. Обещаю.
Лена взяла его куртку, вынула из кармана ключи, выкинула её на лестничную площадку и тихо сказала:
— У тебя пять минут. Потом вызываю полицию.
Теперь, стоя в дверях, он уже не умолял. Только смотрел с той самой холодной усмешкой, от которой по спине Лены побежали мурашки.
— Уверена, что не пожалеешь? — спросил он, делая шаг ближе.
Она не отступила.
— Пожалею только, если позволю тебе остаться.
Он вышел молча. Тихо захлопнул за собой дверь.
Через три дня Лена проснулась ночью от шороха. Странный, липкий страх пробежался по коже. Она встала, включила свет в коридоре — и застыла.
Дверь была взломана. Замок выломан, на полу валялась отвертка.
— Кирилл?! — прошептала она.
Ответом была тишина.
Она медленно пошла в сторону кухни — и увидела его. Он сидел на подоконнике, будто ждал её. В глазах — злость и жажда мести.
— Я говорил, что ты пожалеешь, — выдохнул он. — Думаешь, ты можешь просто выкинуть меня, как пса?
— Я вызову полицию.
— Да вызывай! — Он вскочил. — Это и моя квартира, я здесь зарегистрирован!
— Но ты не владелец. Я уже подала заявление о снятии с регистрации. Завтра будет готово.
Он побледнел. А потом вдруг бросился к ней.
Спустя полчаса Лена сидела на ступеньках у подъезда, кутаясь в одеяло, в шоке. Рядом дежурил полицейский.
— Он жив? — спросила она.
— Да. Наручники помогли. Его отвезли в психиатрическую, — устало ответил сотрудник. — У вас отличная реакция. Не каждый догадается добавить снотворное в чай и вызвать полицию заранее. Вы его чувствовали?
Лена кивнула.
— Он начал говорить, как чужой. Это уже не был тот человек из бара на Петровке.
Полицейский усмехнулся:
— Такие обычно с книгами Сартра и приходят.
Через месяц в квартире снова стало тихо. Ни пепельниц, ни запаха лосьона. Только джаз на фоне и окно, распахнутое в ночь. Лена села на подоконник и сделала глоток кофе.
Она снова жила одна. И это было лучшее, что с ней случилось за последний год.
Зачем автомобилисты СССР заливали в фары тормозную жидкость