— Ты кто вообще такая? — Катерина стояла в дверях, прижав ладонь к косяку, будто закрывая собой вход в другую жизнь. — Мне не нужна подачка. И не нужны сказки про то, как вы «вынужденно» меня бросили.
На пороге стояла пожилая женщина, сутулая, с покрасневшими от слёз глазами. Пальцы дрожали. В руках — старая потрёпанная сумка.
— Я твоя мать, Катя. Я… мне нужно тебе всё объяснить.
Катерина стиснула зубы. Ей было тридцать шесть. За это время она вырастила себя сама. Без нянек, без сказок на ночь, без маминых объятий. Она никому ничего не должна. Ни ласки, ни прощения.
— У тебя есть две минуты. Говорите — и уходите.
Они сидели в кухне. Катя пила кофе, гостья — воду из-под крана. Холод в квартире был привычным. Он давно стал отражением того, что внутри.
— Меня зовут Лариса. Мне было восемнадцать, когда я работала в доме у состоятельных людей. Я была горничной. Их сын, Сергей… он был старше, добрый. Мы полюбили друг друга. Всё было, как в книгах. Я забеременела. Но когда его мать узнала, что я родила от него, она выгнала меня. В ту же ночь. Был октябрь, дождь. Я стояла с тобой на руках под ливнем, без документов, без денег. Мне некуда было идти.
Катерина не двигалась. Лицо — каменное. Только дрожь в руке, сжавшей чашку.
— И что вы сделали?
— Пошла на вокзал. Потом — приют. Там нас приютили. Я заболела. Туберкулёз. Меня положили в больницу. А тебя… тебя передали в детдом. Когда я очнулась — было поздно. Суд оформил опеку. Я пыталась найти тебя, но тогда… тогда это было не так просто. Я испугалась. Простишь ли ты меня, Катя?
Катерина поставила чашку. Слишком аккуратно.
— Простить? — она усмехнулась. — А вы знаете, каково это — слышать в лицо: «Ты детдомовская, ты — ничья»? Знаете, как это — сидеть на выпускном, когда к другим приходят родители, а ты сидишь одна? А потом — муж. «Ты никому не нужна, ты без роду, без племени». Он знал, куда бить. Спасибо за это детство.
Лариса заплакала. Беззвучно.
Катя встала.
— Уходите. Вы опоздали. Мне не нужно ваше раскаяние.
Через неделю Катя увидела её снова. На остановке у офиса, в сером пальто на два размера больше, с той же сумкой в руках.
— Прости, что снова пришла… Но ты ведь работаешь у Сергея Викторовича?
— Да. И что?
— Это твой отец.
Катя отшатнулась.
— Что вы несёте?
— Он не знает. Никогда не знал. Мать сказала, что я обманщица. Он был в армии, потом уехал работать. А я осталась одна. Он — твой отец, Катя. Всё это время ты была рядом.
Сергей Викторович. Генеральный директор строительной компании. Спокойный, вежливый, никогда не кричал. Она знала его семь лет. Устраивалась уборщицей, потом — помощником по кадрам. Сейчас была личным ассистентом. Он никогда не жаловался, платил вовремя. Она уважала его. Её уважение было редким даром. Он был ей… почти родным.
Катя достала старые фотографии. Архивные документы. Всё сходилось. И даты, и лица. Даже глаза. Её — и его. Серые, внимательные.
Она написала заявление. Взяла больничный на неделю. Пошла к психологу — впервые в жизни. Не потому, что не справлялась. А чтобы понять — как принять то, что не укладывается в голове.
И потом пришла к нему.
— Простите, можно поговорить? Лично. Очень важно.
Он удивился, но кивнул.
— Конечно, Катерина. Проходи.
Она положила на стол конверт.
— Мне нужна правда. Это — документы. Но чтобы всё подтвердить, нужно сдать ДНК-тест.
Он смотрел на неё внимательно. Удивлённо — с тревогой.
Две недели она жила как на вулкане. Муж — Игорь — то молчал, то язвил.
— Нашлась родственница. Интересно, богатенький батя скинет тебе пару миллионов?
Но когда он увидел результаты, переменился.
— Катя, я ведь всегда знал, ты не просто так. В тебе что-то было. Извини за всё… давай начнём сначала?
Она смотрела, как он вдруг становится мягким, вежливым, заботливым. Как убирает за собой, покупает цветы.
И она молчала. Не потому, что поверила. Потому что знала: он ей больше не нужен.
— Я искал тебя. «Я догадывался», —сказал Сергей Викторович, глядя на неё. — Но мать была категорична. Сказала, что ты умерла. Или что это был обман. А потом Лариса исчезла. Я винил себя. Всю жизнь.
Он не обнимал её. Не давил. Просто был рядом.
Катя слушала. И впервые за долгое время не чувствовала ярости. Только усталость. И тихую благодарность.
— Я хочу, чтобы ты жила со мной. Тут, в доме. Как дочь. Если захочешь.
Она переехала. Тихо. Без скандалов. Игорь попытался устроить истерику, но Катя просто поставила чемодан и сказала:
— Мне больше не страшно быть одной. И не надо играть в любовь. Уже поздно.
Сергей Викторович проводил её в дом. Там был кабинет, библиотека, сад. Там пахло спокойствием.
Лариса приезжала раз в неделю, когда Сергей был на работе.. Катя слушала её. Не прощала. Но слушала. Иногда — даже спрашивала, как у неё дела. Однажды принесла тёплый свитер.
— Я не жду, что ты простишь, — сказала Лариса. — Просто хочу быть рядом, если позволишь.
Катя не ответила. Но не прогнала.
Однажды вечером в доме собрались втроём: Катя, мама и папа. Было тихо. За окнами шёл снег.
Сергей Викторович наливал чай.
— Лариса, — начал он, — мы должны поговорить. Столько лет прошло, но я всё ещё не понимаю, почему ты не сказала мне?
Лариса смотрела на чашку. Долго молчала.
— Я боялась, Серёжа. Твоя мать… она была страшной женщиной. Она унизила меня, обвинила во всех смертных грехах. Сказала, что, если я открою рот, она меня уничтожит. А потом ты уехал, и я осталась одна. Я была просто служанка. Я верила, что не имею права даже приблизиться к тебе.
Сергей кивнул.
— Мама действительно была… властной. Я тогда ей верил. Я был слеп. Прости, Лариса.
Она подняла глаза. В них стояли слёзы.
— Я не прошу, чтобы ты меня прощал. Я просто… хочу, чтобы ты знал: я тебя любила. И Катю тоже. Я её не бросала, я просто не справилась.
Он поставил ладонь на стол, близко к её руке. Не касаясь — но рядом.
— Я верю тебе. И благодарен, что ты сказала правду.
Катя смотрела на них. Впервые в жизни — не как на чужих.
Шли месяцы. Катя смеялась. Работала. Ходила с отцом по рынкам. Иногда они сидели вечерами, пили чай и смотрели старые альбомы. У неё наконец было прошлое. И было настоящее.
Катя стояла на крыльце. Её волосы трепал ветер. За спиной был дом. Её дом. Впереди — сад. Будущее.
— Я не обязана никому ничего. Ни благодарности, ни прощения, ни объяснений. Я просто хочу жить. Без страха. Без боли. И я буду.
Иногда правда приходит слишком поздно. Но даже тогда у тебя есть выбор — остаться в прошлом или сделать шаг в своё настоящее.
Неадекватные люди