— Наконец-то… — Алёна выдохнула так глубоко, словно пыталась выпустить из лёгких не только воздух, но и всю накопившуюся за последние две недели усталость.
Она стояла посреди их новой, ещё пахнущей краской и свежим ламинатом гостиной, обводя её медленным, почти благоговейным взглядом. Пусто. Тихо. Только тиканье новых настенных часов нарушало эту блаженную тишину. Родители Максима уехали час назад, оставив после себя шлейф из советов по ведению хозяйства, едва заметный запах свекровиных духов и ощущение тотального опустошения у Алёны. Нет, она ничего не имела против них, они действительно помогли с переездом, даже кое-что подкрасили, пока Максим был на работе, но две недели… Две недели непрерывного присутствия чужих, пусть и родных мужу, людей в её, их, выстраданной за пять лет съёмных углов квартире – это было слишком. Она чувствовала себя выжатой, как лимон, и мечтала только об одном: забраться с ногами на новый диван, укрыться пледом и просто смотреть в окно, не думая ни о готовке на четверых, ни о том, не слишком ли громко она ходит по утрам.
Максим вошёл в комнату, неся две кружки с горячим чаем. Улыбнулся, увидев расслабленное выражение лица жены.
— Ну что, хозяйка медной горы, довольна? Теперь всё только наше. Он протянул ей кружку, и Алёна с благодарностью приняла её, согревая озябшие пальцы. — Не то слово, Макс. Просто не верится. Наконец-то мы одни. Помнишь, как договаривались? Хотя бы месяц никого. Вообще никого. Просто мы, наши коробки и наш новый дом. Будем вечерами фильмы смотреть, пиццу заказывать…
Она мечтательно прикрыла глаза, представляя эту идиллическую картину. Тихие вечера, уют, возможность ходить по квартире в чём вздумается, не натыкаясь на свёкра в коридоре или на свекровь, инспектирующую холодильник.
Максим отхлебнул чай, подошёл к окну, побарабанил пальцами по подоконнику. Вид у него был какой-то… рассеянный.
— Да, да, конечно, месяц… — протянул он неопределённо. — Кстати, о гостях… Тут такое дело… Звонил Виталька сейчас, пока ты в ванной была.
Алёна напряглась. Виталий, младший брат Максима, был синонимом слова «катастрофа» в её личном словаре. Шумный, бесцеремонный, с вечно недовольной женой Светланой и двумя неуправляемыми детьми, которые воспринимали любую квартиру как полигон для испытаний.
— И что Виталька? — спросила она осторожно, стараясь, чтобы голос не выдал подступающей тревоги.
— Да так… Поздравил нас ещё раз с покупкой. Очень рад за нас, говорит. Так рад, что… В общем, они завтра приезжают. Все вместе. Посмотреть, как мы устроились.
Максим произнёс это быстро, почти скороговоркой, продолжая смотреть в окно, словно там происходило нечто невероятно увлекательное.
Алёна замерла с кружкой в руках. Она переспросила, уверенная, что ослышалась:
— Кто приезжает? Завтра?
— Ну, Виталька. Со Светкой и детьми. Говорят, на недельку, не больше. У него как раз отпуск начинается незапланированный, вот и решили совместить. Сюрприз нам сделать. Он наконец повернулся к ней, пытаясь изобразить на лице беззаботную улыбку, но выходило плохо. Он явно понимал, какой будет её реакция.
Кружка в руках Алёны дрогнула. Мечты о тихих вечерах, пицце и фильмах рассыпались прахом, погребённые под надвигающейся лавиной из криков, разбросанных игрушек и Светкиных критических замечаний. Неделя. Целая неделя этого ада, сразу после двух недель другого, более тихого, но не менее утомительного.
— Максим, ты серьёзно? — её голос зазвучал низко и угрожающе. — Завтра? На неделю? После твоих родителей, которые только что уехали?
— Ну, да!
— Мы только купили квартиру, только переехали, а ты уже тащишь к нам всех своих родственников по очереди, Максим?!
— А что в этом такого? — не понимал он.
— Ты же обещал! Ты обещал мне хотя бы месяц тишины! Месяц нашей жизни!
— Ну, Алён, ну что ты начинаешь? — Максим поморщился, как от зубной боли. — Это же брат! Семья! Как я ему откажу? Он так радовался, так хотел посмотреть… Неудобно получилось, я понимаю, но что теперь делать? Не выгонять же их.
— Не выгонять? — Алёна поставила кружку на ближайшую коробку с такой силой, что чай выплеснулся. — А почему ты не подумал обо мне, когда соглашался? Почему не сказал ему, что мы только переехали, что у нас ещё конь не валялся, что мы сами хотим обжиться? Почему ты всегда ставишь свою семью выше меня, выше нас? Её голос начал набирать силу, звеня от обиды и подступающего гнева. Она чувствовала, как внутри всё закипает. — Ты хоть представляешь, что такое Виталька с семьёй на неделю в нашей двухкомнатной квартире, где ещё половина вещей в коробках? Это будет не дом, а вокзал! Я только что две недели обслуживала твоих родителей, готовила, убирала, улыбалась, когда хотелось выть! Я думала, всё, можно выдохнуть! А ты мне – нате, получите новую порцию! Да ещё какую!
Максим тоже начал заводиться. Его лицо покраснело.
— Перестань! Что значит «обслуживала»? Мои родители помогали нам! И Виталька – мой брат! Это нормально, когда родственники приезжают в гости! Что ты вечно недовольна? Квартира и моя тоже, между прочим! И я имею право приглашать сюда свою семью!
— Приглашать – да! Но не превращать наш дом в бесплатную гостиницу для всей твоей родни сразу после переезда! Мы договаривались, Максим! Ты нарушил своё слово!
— Договаривались! — Максим фыркнул, отставляя свою кружку на подоконник. — Мало ли о чём мы договаривались! Ситуации меняются! Ты предлагаешь мне сейчас позвонить брату и сказать: «Извини, дорогой, моя жена против, чтобы ты приезжал»? Так, что ли? Чтобы вся родня потом на меня пальцем показывала, что я подкаблучник, а ты – мегера, которая мужа от семьи отваживает? Спасибо, не надо!
Алёна смотрела на него, и обида смешивалась с ледяным бешенством. Он даже не пытался её понять. Для него её чувства, её усталость, их общие планы – всё это было менее значимо, чем мнение какой-то абстрактной «всей родни».
— Значит, мой комфорт, моё состояние, наше с тобой личное пространство – это всё ерунда по сравнению с тем, что «скажут люди»? Я для тебя на последнем месте, да, Максим? Сначала твои родители, потом твой брат с выводком, а потом, может быть, если останется время и силы, вспомнишь и обо мне? Она скрестила руки на груди, чувствуя, как дрожат пальцы. Спокойствия, которое она испытала всего полчаса назад, как не бывало.
— Да прекрати ты драматизировать! — рявкнул Максим, его лицо исказилось от раздражения. — Никто тебя на последнее место не ставит! Но семья – это святое! Они приедут, погостят недельку и уедут! Что такого страшного? Поможешь мне немного, встретим их как положено, и всё будет нормально.
— «Поможешь мне немного»? — Алёна криво усмехнулась. — То есть, как обычно, всё ляжет на мои плечи? Готовка на ораву, стирка, уборка за твоими племянничками, которые, я уверена, разнесут нам квартиру в первый же день? А ты будешь сидеть с Виталькой, пиво пить и ностальгировать о детстве? Спасибо, проходили.
На следующий день, ровно в два, как и было «обещано», в дверь позвонили. Звонок был настойчивым, требовательным, словно за дверью стояли не гости, а судебные приставы.
Алёна открыла, уже заранее смирившись с неизбежным. На пороге стоял Виталий – копия Максима, только чуть полнее и с более развязными манерами. Рядом с ним – его жена Светлана, высокая, худая блондинка с вечно поджатыми губами и оценивающим взглядом, который сразу же принялся сканировать прихожую. За их спинами маячили двое детей: мальчик лет восьми, Егор, и девочка лет шести, Маша. Оба с одинаково хитрыми и шкодливыми глазами.
— Привет, братишка! Привет, Алёнка! — гаркнул Виталий, вваливаясь в квартиру и бесцеремонно оттесняя Алёну плечом. — Ну, показывайте хоромы!
Светлана проследовала за ним, не удостоив Алёну даже кивком, сразу направившись в гостиную. Дети, как два маленьких вихря, пронеслись мимо, уже крича: «А где наша комната? А тут есть вай-фай?»
Максим выскочил из кухни, сияя, как начищенный пятак.
— Виталька! Светка! Ребята! Заходите, располагайтесь! Как доехали?
Началась обычная гостевая суета: объятия, вопросы, сумки, которые тут же были брошены посреди коридора, создавая непреодолимое препятствие. Алёна молча наблюдала за этим, чувствуя, как внутри нарастает глухое раздражение. Её дом, её выстраданная крепость, на её глазах превращался в проходной двор.
Пока Максим и Виталий обменивались новостями, а дети уже начали носиться по комнатам, открывая все двери подряд, Светлана приступила к «ревизии».
— Ну, квартирка у вас, конечно, скромненькая, — протянула она, проходя по гостиной и критически оглядывая свежеоклеенные обои. — Я думала, после стольких лет мытарств по съёмным вы на что-то поприличнее накопите. И ремонт… ну, видно, что бюджетный. Хотя для первого раза сойдёт.
Алёна стиснула зубы. «Для первого раза»! Как будто они собирались менять квартиры каждый год.
— А что это у вас диван такой… маркий? — продолжала Светлана, тыча пальцем в обивку. — С детьми это непрактично. Мои его уделают за два дня.
«Твои его уделают, потому что ты им ничего не запрещаешь», — мысленно огрызнулась Алёна, но вслух промолчала. Максим, услышав слова невестки, лишь виновато улыбнулся Алёне, мол, ну что поделать, такой уж у неё характер.
Дети тем временем обнаружили коробку с ещё не разобранными Алёниными книгами и с восторгом принялись вываливать их на пол, строя из них «крепость».
— Егор, Маша, аккуратнее! — попыталась вмешаться Алёна.
— Да ладно, Лен, пусть играют! — отмахнулся Виталий. — Дети же! Им энергию девать некуда.
Максим поддакнул:
— Да, пусть веселятся. Мы же для этого и собираемся, чтобы семья была вместе, чтобы дети общались.
Алёна посмотрела на мужа взглядом, в котором читалось всё её отчаяние. Он действительно не понимал? Или не хотел понимать?
Вечером, когда гости наконец угомонились (детей с трудом уложили спать на надувном матрасе в гостиной, а Виталий со Светланой заняли их с Максимом спальню, «потому что им нужно больше пространства»), Алёна и Максим остались на кухне. Вернее, Максим пытался пить чай, а Алёна нервно ходила из угла в угол.
— Ты видел, что они делают? — прошипела она. — Твоя племянница фломастерами на новых обоях в коридоре чиркнула! А Егор едва не разбил мою вазу, которую мама подарила!
— Ну, Алён, это же дети, — устало повторил Максим заученную фразу. — Они не со зла. Не преувеличивай.
— Не преувеличивай?! Максим, они ведут себя как варвары! А твоя драгоценная Светлана прошлась по моей квартире, как по рынку, оценивая каждую мелочь! «Скромненько», «бюджетненько»! Я этот «бюджетненький» ремонт своими руками делала, пока ты на работе пропадал!
— Ну, такой у Светы характер, ты же знаешь. Она не хотела тебя обидеть. И вообще, хватит ворчать. Гости приехали, надо быть гостеприимной.
— Гостеприимной? — Алёна остановилась перед ним. — Я скоро начну ненавидеть это слово! И твою семью заодно! Ты превратил мою мечту о доме в какой-то кошмар!
— Не смей так говорить о моей семье! — Максим стукнул кулаком по столу. — Они мои родные! И если тебе что-то не нравится, это твои проблемы!
Алёна смотрела на его перекошенное от злости лицо и понимала, что это только начало. Впереди была целая неделя. И она не знала, как её пережить.
Но следующие дни показали, что это была лишь прелюдия. Бытовой ад, как она его окрестила про себя, разверзся во всей своей неприглядной красе, поглощая остатки её терпения и последние крохи надежды на понимание со стороны мужа.
Квартира, ещё неделю назад сиявшая чистотой и новизной, стремительно превращалась в филиал вокзальной комнаты ожидания повышенной некомфортности. Липкие пятна от сока на новом диване, который Светлана так предусмотрительно назвала «марким», стали его неотъемлемой частью. Раскиданные повсюду детали конструктора, кукольные одёжки и фантики от конфет создавали замысловатые полосы препятствий. Запах подгоревшей каши по утрам (Светлана пыталась «помочь» с завтраком, но её кулинарные таланты оставляли желать лучшего) смешивался с ароматом нестиранных детских носков, которые Егор и Маша сбрасывали где придётся.
Алёна чувствовала себя не хозяйкой, а многостаночницей на каторжных работах. Подъём в шесть утра, чтобы успеть приготовить завтрак на всю ораву, пока они не начали требовательно стучать ложками по столу. Потом – мытьё горы посуды, потому что Светлана считала ниже своего достоинства даже сполоснуть за собой чашку.
«У нас дома посудомойка, я отвыкла руками мыть», — бросила она как-то Алёне с видом королевы, инспектирующей жилище простолюдинки. Следом – попытки навести хоть какой-то порядок, которые сводились на нет буквально через полчаса усилиями юных вандалов. Обед, снова посуда, потом ужин, снова посуда. И всё это под аккомпанемент детских визгов, требований Виталия принести ему пива похолоднее и ехидных замечаний Светланы по поводу её кулинарных способностей или методов воспитания, которых у Алёны, по мнению невестки, не было вовсе.
— Алён, ну ты чего такая напряжённая ходишь? — спросил как-то Максим вечером, когда она, обессилев, присела на краешек стула на кухне, пока остальные смотрели какой-то дурацкий сериал в гостиной, завалив диван крошками от чипсов. — Расслабься, свои же люди.
— Свои? — Алёна посмотрела на него тяжёлым взглядом. — Максим, я в этом доме уже не чувствую себя «своей». Я чувствую себя прислугой, бесплатным приложением к твоей замечательной семье. Твой брат сегодня разлил пиво на свежевымытый пол на кухне и даже не подумал вытереть. Твоя племянница изрисовала ручкой обложку моей любимой книги, которую я специально отложила, чтобы почитать, когда этот балаган закончится. А твоя драгоценная Светлана заявила, что я неправильно комлю её детей, представляешь? Она, которая палец о палец не ударила за все эти дни!
Максим нахмурился, его лицо приняло то самое выражение обиженного ребёнка, которое Алёна уже успела возненавидеть.
— Ну что ты к мелочам цепляешься? Виталька не специально, Машка – ребёнок, а Света… ну, она просто говорит, что думает. Не нужно всё воспринимать в штыки. Они же гости.
— Гости, Максим, не ведут себя как саранча! — голос Алёны начал набирать силу, и она уже не пыталась его сдерживать. — Гости уважают хозяев и их дом! А эти… эти просто пользуются твоей бесхребетностью и моим терпением! Которое, кстати, уже на исходе!
На следующий день произошёл инцидент, переполнивший чашу. Алёна потратила полдня на приготовление сложного мясного рулета – хотела хоть чем-то порадовать себя, приготовить что-то действительно вкусное, а не дежурные макароны с сосисками, которые требовали дети. Когда она достала его из духовки, румяный, ароматный, и поставила на стол остывать, предвкушая хотя бы один нормальный ужин, в кухню вбежал Егор, преследуемый Машей. В пылу игры он налетел на стол, и рулет, не успев даже как следует остыть, полетел на пол, развалившись на куски.
— Ой, — только и сказал Егор, глядя на кулинарный шедевр под ногами. Светлана, зашедшая на шум, лишь развела руками.
— Ну, дети, что с них взять. Неаккуратненько получилось, конечно. Алён, ты там ещё что-нибудь приготовишь? А то мы уже проголодались.
Максим, ставший свидетелем этой сцены, попытался сгладить ситуацию:
— Да ладно, Алён, не расстраивайся. С кем не бывает. Приготовишь что-нибудь по-быстрому.
Это было последней каплей. Алёна ничего не ответила. Она молча посмотрела на Максима, потом на Светлану, на равнодушные лица детей. Затем развернулась и вышла из кухни. Она прошла в их спальню, которую они уступили гостям, и где теперь царил такой же хаос, как и во всей квартире, достала с антресолей свою старую спортивную сумку и начала молча, складывать в неё свои вещи. Максим вошёл через несколько минут.
— Ты чего это удумала? — спросил он, увидев сумку. В его голосе уже не было обычной снисходительности, прозвучали тревожные нотки.
— Я? — Алёна обернулась, её лицо было спокойным, почти отстранённым. — Я ухожу.
— Куда это ты уходишь? Что за представления?
— Туда, где меня не будут считать неодушевлённым предметом мебели, Максим. Туда, где мой труд будут ценить, а не воспринимать как должное. Я не буду больше готовить на эту ораву. Я не буду убирать за ними. Я не буду выслушивать оскорбления от твоей невоспитанной родни. Если для тебя это нормально, если ты готов жить в этом свинарнике и терпеть такое отношение – пожалуйста. Но без меня.
— Ты… ты что, из-за рулета этого скандал устраиваешь? — Максим не верил своим ушам.
— Не из-за рулета, Максим, — Алёна горько усмехнулась. — А из-за тебя. Из-за того, что ты позволил превратить наш дом и нашу жизнь в этот кошмар. Ты выбрал их, а не меня. Так что наслаждайся обществом своей идеальной семьи. А я в этом цирке больше не участвую. Это и мой дом тоже, как ты любишь говорить. И я имею право не терпеть в нём то, что мне не нравится. Раз ты не можешь обеспечить мне элементарное уважение и покой, я найду их в другом месте.
Она застегнула сумку.
— И что, ты вот так просто возьмёшь и уйдёшь? Бросишь меня с ними? — в голосе Максима смешались злость и растерянность.
— А ты меня не бросил, когда позволил им так себя вести? Когда раз за разом становился на их сторону? — Алёна посмотрела ему прямо в глаза. — Развлекай своих родственников сам, Максим. Почувствуй на своей шкуре, каково это.
Слова Алёны повисли в воздухе спальни, наполненной запахом чужих духов и разбросанных вещей Виталия и Светланы. Максим смотрел на решительное лицо жены, на сумку в её руке, и в его голове никак не укладывалось происходящее. Он привык к её недовольству, к периодическим вспышкам, но чтобы так… взять и уйти? Это было что-то новое, пугающее.
— Да ты с ума сошла! — наконец выдавил он, пытаясь схватить её за руку. — Куда ты пойдёшь? Что ты несёшь? Это же просто гости! Они уедут через пару дней!
Алёна отдёрнула руку, её взгляд был холодным и твёрдым.
— Через пару дней, Максим? А может, через неделю? Или твой брат решит продлить свой «незапланированный отпуск»? Ты ведь опять не сможешь ему отказать, правда? Ты же у нас такой хороший, такой семейный. А я, значит, должна всё это терпеть, улыбаться и делать вид, что счастлива? Нет уж, хватит. Я наелась твоего «гостеприимства» по горло.
Она двинулась к выходу из комнаты, но Максим преградил ей путь.
— Я тебя не пущу! Ты не можешь так поступить! Это глупо! Из-за чего? Из-за того, что дети немного пошумели? Из-за того, что Света что-то не то сказала? Алён, опомнись!
В этот момент в дверях спальни показалась любопытная физиономия Виталия, а за ним и Светлана с детьми. Они услышали повышенные тона и, видимо, решили узнать, в чём дело.
— А что тут у вас происходит? Концерт по заявкам? — ухмыльнулся Виталий, оглядывая сцену: Алёна с сумкой, растерянный и злой Максим.
— О, Алёнушка у нас, кажется, чемоданное настроение поимела, — ехидно протянула Светлана, скрестив руки на груди. — Что, не выдержала прелестей семейной жизни, дорогая? Мы тебе слишком много хлопот доставили своим присутствием?
Её слова подействовали на Алёну как красная тряпка на быка. Она резко развернулась к невестке.
— Да, Свет, представь себе, доставили! Вы превратили мой дом в свинарник! Ваши дети ведут себя как дикари, а ты сама не сделала ничего, кроме как критиковать и раздавать непрошеные советы! Если это, по-твоему, «прелести семейной жизни», то я от таких прелестей отказываюсь!
— Ах ты…! — Светлана аж задохнулась от возмущения. — Да как ты смеешь так говорить о моих детях! Они ангелы по сравнению с некоторыми! И вообще, кто ты такая, чтобы указывать нам, как себя вести в доме Максима?
— Это и мой дом тоже! — отрезала Алёна, её голос звенел от ярости. — И я не позволю никому, слышите, никому превращать его в помойку и вести себя здесь как хозяева!
— Алёна, прекрати! — вмешался Максим, пытаясь её успокоить, но было уже поздно. Скандал разгорался, втягивая всех присутствующих.
— А что «прекрати», Максим? — повернулась к нему Алёна. — Ты всё это время молчал! Ты позволял им вытирать об меня ноги! Тебе было наплевать на мои чувства, на моё состояние! Главное, чтобы твоя родня была довольна! Ну что, довольны?! Получили то, что хотели?!
— Да что ты вообще о себе возомнила? — Виталий шагнул вперёд, его лицо побагровело. — Мой брат тебя приютил, квартиру купил, а ты ещё и недовольна! Неблагодарная! Мы к вам со всей душой, а ты…
— Со всей душой? — Алёна рассмеялась резким, неприятным смехом. — Ваша «душа» заключается в том, чтобы приехать на всё готовое, жрать в четыре горла, гадить и считать, что все вокруг вам обязаны? Спасибо, такой «души» мне не надо!
— Замолчи! — крикнул Максим, его терпение лопнуло. — Ты переходишь все границы! Извинись перед ними немедленно!
— Извиниться? — Алёна посмотрела на него так, словно видела впервые. — За что? За то, что сказала правду? За то, что не хочу быть рабыней в собственном доме? Да никогда! Это вы должны извиняться за своё хамство и бесцеремонность!
Дети, Егор и Маша, испуганно жались к Светлане, наблюдая за перепалкой взрослых широко раскрытыми глазами. Светлана шипела что-то про «невоспитанную хамку» и «испорченный отпуск». Виталий грозно наступал, размахивая руками.
— Да я… да мы… мы к тебе как к родной, а ты… Ты просто ненавидишь нашу семью! Всегда ненавидела! Максим, ты видишь, какую змею ты пригрел на груди?!
— Я ненавижу не вашу семью, Виталь, — Алёна говорила громко и отчётливо, перекрывая общий гвалт. — Я ненавижу ложь, лицемерие и потребительское отношение! Я ненавижу, когда меня не уважают и не считаются с моим мнением в моём же доме! А ты, Максим, — она снова повернулась к мужу, и в её голосе прозвучала ледяная сталь, — ты оказался слабаком. Ты не смог защитить ни меня, ни наш дом, ни наши отношения. Ты выбрал их. Что ж, это твой выбор.
Она решительно оттолкнула Максима, который всё ещё пытался её удержать, и шагнула к двери.
— Если ты сейчас уйдёшь, можешь считать, что между нами всё кончено, — процедил он сквозь зубы, его лицо было искажено от ярости и бессилия. Алёна на мгновение замерла на пороге. Затем медленно обернулась. В её глазах не было ни слёз, ни сожаления – только холодная, выжженная пустыня.
— А разве между нами ещё что-то осталось, Максим? Ты сам всё разрушил. Своей слепотой, своей глухотой и своим безграничным угождением им. Живите как хотите. А завтра я подам на развод и на раздел имущества, сразу после этого я приеду забрать свои вещи, мебель и всё остальное, так что наслаждайтесь, пока есть время.
Она повернулась и вышла из квартиры, не оглядываясь. Хлопок входной двери прозвучал в наступившей тишине оглушительно.
Максим остался стоять посреди комнаты, окружённый своей семьёй. Светлана что-то возмущённо причитала, Виталий матерился сквозь зубы, дети испуганно хныкали. Но Максим их почти не слышал. Он смотрел на закрытую дверь, за которой только что исчезла его жена, и внезапно осознал всю глубину пропасти, которая разверзлась между ними. Дом, который должен был стать символом их совместного счастья, превратился в арену краха. И он, Максим, был главным режиссёром этого спектакля. Родственники скоро уедут, а пустота, оставленная Алёной, останется. И он пока не представлял, как с этим жить. Все поссорились окончательно, и слова, сказанные в пылу скандала, уже нельзя было взять обратно. Точка невозврата была пройдена…
— Раз я такая плохая невестка, что же вы постоянно ко мне приходите за помощью? Обращайтесь к своей дочери