Когда проводница зашла в купе и улыбнулась своей дежурной железнодорожной улыбкой, Марина тут же потянулась к сумке за билетами. Проверка была обычной, пока та не подняла брови:
— Вы выкупили все места? Даже по детскому тарифу для малышки?
— Да, — спокойно ответила Марина. — Так будет удобнее. Трое детей всё-таки, нам важно, чтобы никому не мешать.
Проводница кивнула с одобрением и вышла. Купе было уютным, дети заняли свои места, Даша прильнула к матери. Поезд тронулся. За окном поплыли города, перелески, поля, переходящие в вечерний пейзаж.
Марина обожала порядок. Даже в спешке, даже в суматохе переезда с тремя детьми она успела свериться со списком, запастись едой на дорогу и выбрать купе заранее — целиком.
В новом городе её уже ждал муж, а она с малышами покидала всё знакомое, чтобы начать сначала.
Но даже в поезд она села не с облегчением, а с тревогой. Марина не была из тех, кто легко меняет города.
Она держалась, чтобы дети чувствовали себя уверенно — близнецы Лёша и Тимур, и маленькая Даша, которой недавно исполнилось три года.
Их вещи были рассортированы по цветным сумкам: в одной игрушки, в другой еда, в третьей — тёплые вещи и пледы. Всё было под контролем. Или казалось, что под контролем.
Марина достала из рюкзака термос с чаем, аккуратно расставила пластиковые кружки, разложила бутерброды с сыром и курицей. Дети ели с аппетитом. Было тихо, спокойно, почти по-домашнему. Она даже подумала, что дорога пройдёт легче, чем ожидалось.
Только спустя час, когда Марина пошла с Дашей в туалет, в купе случилось то, что изменило их спокойную дорогу. Возвращаясь, она увидела, что её вещи были сдвинуты в угол, а на нижней полке без зазрения совести сидела тучная женщина лет пятидесяти. Рядом — та самая проводница, но уже без улыбки.
— Простите, — начала она неуверенно. — У этой женщины украли кошелёк. Ей очень нужно к больной матери. Она поедет шесть часов, никто не соглашается помочь… Может, вы позволите?
Марина колебалась. Женщина даже не смотрела в её сторону, только поглаживала огромную сумку у ног. Взгляд у неё был надменный, почти вызывающий. На ней было потёртое пальто, пахнущее табаком и чем-то сладковатым, приторным.
— Она же только на пару часов. — Проводница пыталась придать ситуации душевности. — Понимаю, у вас дети, но вы добрый человек, видно же.
— Хорошо, — ответила Марина, неуверенно кивая. — Только ненадолго.
— Благодарствую, — буркнула женщина и, не говоря больше ни слова, ушла «проветриться».
Проводница скрылась следом, а Марина осталась в глухом недоумении. В купе снова было тихо, дети грызли печенье, Даша уткнулась в книжку. Но что-то уже изменилось. Она чувствовала это кожей.
Через полчаса «гостья» вернулась. Запах спиртного ударил в нос. Женщина, не спрашивая разрешения, задвинула мариныны сумки под сиденье и с тяжким вздохом устроилась на полке. На её лице — самодовольная усмешка.
— Дорогуша, потише, — бросила она сквозь зевок. — Я отдохнуть хочу. С ног валюсь. Небось, вы в тепле сидите, а я целый день по вокзалам моталась.
Марина почувствовала, как внутри всё сжимается. Это не просьба — это приказ. Она молчала. Лёша и Тимур замолкли, переглянулись. Даша вскоре начала капризничать, её плач становился громче, и это вызвало бурю:
— Успокойте ребёнка! Или вон, в коридор выйдите! — рявкнула женщина, поднимаясь на локте.
Марина крепче прижала дочь, молча вышла. Холодный воздух коридора был спасением. Но вместе с ним пришло чувство унижения. Она заплатила за комфорт — и уступила его. Почему?
Когда состав остановился на очередной станции, Марина с детьми вышла подышать. Купила пирожки, надела улыбку для детей и пошла обратно. Но дверь в купе не открылась. Закрыта.
Она постучала. Молчание. Снова. Никакой реакции.
— Открывайте, — сказала твёрдо. — Это моё купе!
Но за дверью — тишина. Дети начали ёжиться от холода, а Марина ощутила, как у неё начинают дрожать руки.
Разозлившись, Марина пошла к проводницам. Те сидели с чаем и закусками, лениво обернулись.
— Что теперь? — спросила одна с равнодушием.
— Она нас не пускает! Это моё купе, у меня все билеты!
— А вы же сами согласились. Что теперь жалуетесь? — в голосе проводницы скользнула насмешка. — Билет есть у вас — и у неё теперь есть. Мы ей выдали.
Марина едва сдержалась.
— Вызовите начальника поезда. Сейчас же.
И через несколько минут он стоял перед ней. Внимательно выслушал, кивнул и пошёл за ней. Проводницы побледнели, не успев спрятать свои чашки. Он открыл дверь в купе — и увидел женщину, храпящую на полке, с пустыми бутылками и рассыпанными крошками вокруг.
— Поднимайтесь. Вы нарушаете порядок. — Голос у начальника был жёсткий.
— Я заплатила… — пробормотала женщина.
— Проводницы, собирайте вещи. Вы отстранены. Немедленно.
Шок. Пауза. И Марина снова заняла своё место. Дети облегчённо выдохнули, Даша устроилась у неё на коленях.
И пусть поезд ещё долго мчался к новой жизни, для Марины это была победа. Она сделала вывод: помощь должна быть разумной.
И никогда больше она не позволит переступить через себя. Даже из вежливости. И особенно — если кто-то считает, что доброта это слабость.
— Вам двоим явно не нужны три комнаты, — сказал брат, держа в руках запасные ключи, которые я ему никогда не давала