Анна поправила подушку на диване и потянулась к пульту — время вечерних новостей. За окном моросил октябрьский дождь, а в гостиной горел только торшер у кресла, где обычно читал Павел. Сегодня муж задерживался на работе.
Звонок домашнего телефона разорвал тишину.
— Слушаю, — Анна зажала трубку плечом, продолжая листать журнал.
— Добрый вечер! Банк «Альфа-Финанс». По поводу просроченного платежа по кредиту Павла Сергеевича Морозова…
Анна замерла. Страницы журнала шелестели, падая на пол.
— Какой просроченный платёж? Вы что-то перепутали!
— Кредит на триста тысяч, оформлен в мае этого года. Последний платёж…
Трубка заскользила в потеющих ладонях. Триста тысяч. Май. Инвестиции, о которых Павел упоминал вскользь, не глядя в глаза.
— Я… я перезвоню, — прошептала Анна.
Положив трубку, она медленно опустилась на диван. В груди разливался холод предательства.
***
Анна долго сидела в темноте, слушая, как капли дождя стучат по подоконнику. Когда ключи зазвенели в замке, она не встала навстречу, как обычно.
— Ань, я дома! — Павел стряхнул с куртки капли воды и повесил её в прихожей. — Что так рано спать легла?
— Не легла. — Голос прозвучал глухо из гостиной.
Он прошёл на кухню, включил чайник. Привычный ритуал — заварить чай, нарезать бутерброды, рассказать о работе. Семь лет брака выстроили уютные традиции в их двушке на пятом этаже. Книжные полки до потолка, диван с мягкими подлокотниками, фотографии с отпусков на комоде.
— Паш, нам звонили из банка, — сказала Анна, когда он вошёл с двумя кружками.
Павел остановился.
— Из какого банка?
— «Альфа-Финанс». Про просроченный платёж. Триста тысяч рублей.
Он поставил кружки на столик, не глядя на жену. Анна изучала его профиль — знакомые черты вдруг стали чужими.
— Это… это для мамы. Она попросила оформить карту. У неё проблемы со здоровьем, нужны деньги на лечение.
Анна вспомнила последние полгода. Как исчезлитридцать тысяч в марте — «маме нужен ортопедический матрас». В апреле ещё пять — «дорогие витамины, врач прописал». А в мае Татьяна Петровна похвасталась новым абонементом в фитнес-клуб за двенадцать тысяч.
— Павел, мы копили на ремонт кухни два года. На счету осталось сорок тысяч вместо ста пятидесяти.
— Мама одна, ей нужна поддержка…
— А мне нужен честный муж! — Анна поднялась с дивана. — Почему ты не сказал про кредит?
Павел крепко сжимал кружку в руках, словно всё ещё переживал ту детскую дрожь перед первым в жизни экзаменом.
— Я не хотел тебя расстраивать. Думал, быстро верну…
— Когда? На какие деньги?
Павел молчал. Он не нашелся, что ответить.
***
Утром Павел ушёл на работу, не позавтракав. Анна слышала, как он возился на кухне, гремел чашками, но за стол так и не сел. Хлопнула входная дверь — и в квартире повисла напряжённая тишина.
Анна достала из сумки мужа банковскую выписку, которую он так и не решился показать вчера.
Листая страницы, она чувствовала, как внутри всё холодеет. Май: «Академия личностного роста» — двадцать пять тысяч. Июнь: «Курсы флористики для души» — восемнадцать тысяч. Июль: «Семинар по тайм-менеджменту» — двенадцать тысяч.
— Тайм-менеджмент, — пробормотала Анна, откидываясь на спинку стула. — У женщины, которая в шестьдесят лет не работает.
Вечером Павел вновь завел разговор о карте:
— Ань, давай поговорим спокойно…
— Спокойно? — Анна положила выписку на стол. — Расскажи мне про флористику для души за восемнадцать тысяч.
Павел сел напротив, не снимая куртки.
— Мама переживает кризис среднего возраста. Ей нужно найти себя, развиваться…
— За наш счёт?
— Она одна! Папы нет уже десять лет. Ей нужна поддержка, понимание…
Анна смотрела на мужа и видела мальчика, который боится расстроить маму. Татьяна Петровна мастерски играла роль несчастной вдовы, которой все должны и обязаны.
— Паш, а кто поддержит нас? Когда мы будем старыми и больными, кто оплатит наши курсы самопознания?
— Мы молодые, у нас есть время…
— Время кончается вместе с деньгами, — тихо сказала Анна, складывая выписку. — А твоя мама очень хорошо это знает.
***
На следующий день Анна дождалась, когда Павел вернётся с работы. Он сидел за кухонным столом, устало расстегнув рубашку после долгого дня. Перед ним стояла тарелка гречневой каши с котлетой — простой ужин, который они теперь могли себе позволить. Анна вытирала руки кухонным полотенцем, собираясь с духом.
— Паш, давай позвоним твоей маме. Вместе.
— Зачем? — н его а лице отразилось беспокойство.
— Попросим её составить план трат на ближайшие месяцы. И вернуть хотя бы часть денег.
Анна достала телефон, положила его на стол между ними и набрала знакомый номер. Включила громкую связь. Гудки казались особенно громкими в тишине кухни.
— Татьяна Петровна, добрый вечер. Это Анна.
— Анечка, милая! Как дела? — голос свекрови лился из динамика приторно-ласково, с той особенной интонацией, которую она приберегала для невестки.
Анна глубоко вдохнула, сжав руки в замок на столе.
— У нас проблемы с деньгами. Нам нужно, чтобы вы вернули часть потраченного и показали план своих расходов.
Пауза. В трубке слышалось только тихое дыхание. Потом взрыв:
— Как ты смеешь?! Требовать отчёты от меня?! Я мать твоего мужа! Я вас поставила на ноги, а ты… ты неблагодарная змея!
Голос свекрови становился всё выше, почти переходя в визг. Павел съёжился на стуле, плечи поднялись к ушам.
— Мама, ну успокойся, пожалуйста, — пробормотал он, не поднимая глаз от тарелки.
— Павлик, сыночек, ты слышишь, как она со мной разговаривает? Я больна, я одна, а она деньги считает! Как торговка какая-то!
Анна смотрела на мужа. Он буквально сжимался под материнскими упрёками, превращаясь из взрослого мужчины в провинившегося ребёнка.
— Анна неправа, мам. Мы как-нибудь разберёмся сами.
Анна медленно нажала красную кнопку и сбросила вызов.
— Значит, я неправа? — тихо спросила она, глядя на согнутую спину мужа.
Павел не ответил, упорно изучая остывшую кашу в тарелке.
***
Анна стояла у раковины, перемывая тарелки после ужина. Горячая вода обжигала руки, но она не замечала — последние три дня прошли в тягостном молчании. Павел устроился в своём любимом кресле перед телевизором, щёлкая пультом и делая вид, что скандал с матерью их не касается. Синий свет экрана мерцал в полутёмной гостиной.
Резкий звонок телефона заставил Анну вздрогнуть. Она вытерла мокрые руки о фартук и сняла трубку.
— Анечка, это мама, — голос Марины Александровны звучал непривычно слабо. — Не хочу тебя расстраивать, но врач сказал — нужна операция.
— Мам, что случилось? — Анна прислонилась к столешнице, чувствуя, как подкашиваются ноги.
— Желчный пузырь. Камни, таблетками уже не поможешь. А потом восстановление… — Марина замолчала, и в трубке слышалось только её тяжёлое дыхание. — Знаю, что у вас тоже сейчас не просто.
Анна присела на табуретку.
— Сколько нужно денег?
— Семьдесят тысяч с операцией и лекарствами. Анечка, я не прошу, понимаю, что времена тяжёлые…
Анна закрыла глаза, представляя маму — худенькую, седеющую женщину, которая всю жизнь ставила дочь на первое место.
— Мам, ты моя родна, любимая. Мы найдём деньги.
Положив трубку, Анна поднялась и прошла в гостиную. Павел лениво переключал каналы, но по напряжённой спине было видно — он всё слышал.
— Что случилось? — спросил он, не отрываясь от экрана, где мелькали рекламные ролики.
— Моей маме нужна операция. Семьдесят тысяч.
Павел наконец повернулся, и Анна увидела в его глазах не сочувствие, а раздражение.
— А откуда мы их возьмём? — его голос звучал резко. — На счету сорок тысяч осталось, и то половину нужно на кредит отдать. А твоей маме…
— Что «моей маме»? — Анна опустилась в кресло напротив, чувствуя, как внутри поднимается холодная ярость. — Моя мама десять лет одна воспитывала меня после развода. Работала продавцом, убирала офисы, чтобы я могла учиться. И ни разу — слышишь, ни разу! — не попросила денег на флористику для души или семинары счастья.
Павел отвёл взгляд, его пальцы нервно сжимали пульт.
— Но мы же не можем бросить мою маму…
— А мою можем? — Голос Анны стал жёстким, как сталь. — Пока твоя мама покупает себе «эмоциональную разгрузку» за наши деньги, моя болеет и стесняется попросить о помощи.
Павел молчал, бессмысленно щёлкая каналами. На экране сменялись лица ведущих, рекламные ролики, фрагменты фильмов.
Анна встала, расправив плечи. Решение созрело мгновенно, как будто долго зревший нарыв наконец прорвался.
***
Анна складывала документы в папку, когда Павел вошёл в спальню. Паспорт, свидетельство о браке, справки о доходах — всё аккуратными стопками на кровати.
— Что это? — спросил он, хотя прекрасно понимал.
— Завтра подаю заявление на развод.
Павел сел на край кровати.
— Ань, давай не будем торопиться. Мы же можем всё обсудить…
— Ты уже всё решил. Выбрал маму. — Анна убрала документы в сумку. — А я выбрала свою.
На следующее утро Анна поехала в банк. Менеджер, молодая девушка с аккуратным маникюром, долго щёлкала калькулятором.
— Можете оформить кредит под залог моей доли в квартире?
— Конечно, но нужно согласие второго собственника…
Анна достала справку из больницы с диагнозом мамы.
— Это экстренная ситуация. Есть какие-то варианты?
Через два часа у неё на руках была банковская карта с семьюдесятью тысячами. Сумма, за которую можно было купить жизнь.
Домой она вернулась за вещами, когда Павла не было. Книги, фотографии, кружка с университетских времён. Соседка тётя Лида выглянула из своей двери, когда Анна уходила с вещами из квартиры.
— Анечка, а что случилось?
— Развожусь, тётя Лида.
— И правильно, милая. Мужчина должен жену защищать, а не маме в ножки кланяться.
В маминой двушке на третьем этаже было все по-старому.
— Мам, я переехала к тебе. Насовсем.
— Не жалеешь? — спросила Марина Александровна, обнимая дочку.
— Нет, мам. Жалею только, что так ошиблась в человеке.
Операцию для Марины Александровны провели через неделю после переезда. Первую неделю Анна практически жила в больнице. Домой их выписали через десять дней. Через три недели маме разрешили гулять. Сначала только до лавочки у подъезда и обратно. Анна шла рядом, поддерживая под локоть.
— Как хорошо дышится, — говорила Марина Александровна, подставляя лицо солнцу. — А я думала, уже никогда не увижу осень.
Вечерами Павел названивал каждые полчаса. Обещал поговорить с матерью, установить лимиты на карте, всё исправить. Голос его становился всё более отчаянным.
— Слишком поздно, — отвечала Анна, глядя, как мама осторожно поднимается с дивана. — Я больше не играю в эту игру.
Теперь её время и деньги шли на то, что действительно имело значение.
— Ольга Владимировна, откуда у вас такая наглость вмешиваться в МОИ решения по поводу МОЕГО жилья?