— Ну и что? Ребёнок хочет смотреть в окошко. Вы что, детей не любите?

Самолёт — мой личный ад. Я ненавижу летать. Точнее — взлетать. Мне нужно сидеть строго у окна, чтобы прижаться лбом к стеклу, дышать и не паниковать. Я всегда бронирую место заранее — пусть хоть что в мире произойдёт, но место у окна должно быть моим. На этот рейс я выбрала 7А. Авиакомпания с функцией доплаты за конкретное место. Я заплатила. Потому что знаю себя.

Захожу в салон. Сумка, наушники, успокаивающие таблетки в кармане. Спокойно иду до седьмого ряда. И тут…На моём месте сидит ребёнок. Мальчик лет пяти. Улыбается, жмётся к стеклу, тычет пальчиком в облака.

Рядом его мама. Блондинка в ярко-розовом худи и с недобрым прищуром. Я останавливаюсь.

— Простите, у меня 7А, — говорю максимально вежливо.

— Да, мы знаем. Но мы тут первые сели, — отвечает она, не вставая.

— Это моё место. Я бронировала.

— Ну и что? Ребёнок хочет смотреть в окошко. Вы что, детей не любите? У тебя их, наверное нет просто, раз не знаешь, что детям нужно уступать!

Я зависаю.

— Это не имеет значения. Я заплатила за это место.

Она закатывает глаза:

— Господи, ну вы же взрослая женщина! Разве трудно уступить? Добрые люди всегда уступают. Вы одна такая упёртая. Ребёнку радость нужна, эмоции! Он всегда любит смотреть сверху на землю и облака

— И я не в восторге от полётов. Поэтому и бронирую нужное место.

Она смотрит на меня с ненавистью. Мальчик крутится, начинает хныкать.

— Я не хочу в середину! Я хочу в окноооо!

Я обращаюсь к стюардессе. Та подходит:

— Что у вас случилось?

— Простите, я хотела сесть на своё место . Я бронировала 7А. Но женщина посадила туда своего ребёнка, и они не хотят освобождать его.

— Можно ваш билет? — спросила у меня бортпроводница. Сверив моё посадочное место, она обратилсь к маме с ребёнком:

— Простите, женщина, вам придётся встать с этого места, так как оно занято другим пассажиром, да и в самолёте запрещено менять место без разрешения бортпроводника.

Женщина перехватывает инициативу:

— В смысле запрещено? Сколько я летаю, у нас с этим проблем не было, и всегда все уступали, когда я просила. Понимаете, мы с ребёнком первыми зашли. Мы всегда так садимся, люди уступают! А она настаивает. У неё сердце каменное, наверное.

— Я вас поняла, — говорит стюардесса. — Но если вы хотели сменить своё место, вам надо было лучше это сделать заранее при бронировании билета или при регистрации на рейс.

— Так надо было доплачивать за место возле окна, — резко отвечает мать, — а зачем мне переплачивать, если добрые люди всегда шли на встречу моему сыну, ну дайте этой другое место у окна, раз так хочет, а нас здесь уже оставьте!

Стюардесса начинает терять терпение:
— Простите, мадам, но наш рейс полностью заполнен, и свободных мест нет. Попрошу вас ещё раз немедленно пересесть на свои места, вы такими действиями нарушаете порядок и безопасность полёта в самолёте.

Женщина фыркает, встаёт, подталкивает сына:

— Ладно, сейчас пересядем, Никакого уважения у вас нет к матери с сыном. Идём, зайка, здесь сидит тётя без сердца.

Садятся рядом, на среднее и проходное место.

Я сажусь у окна.

Через минуту мальчик громко и многократно всхлипывает:

— Я хочу в окноооо!

— Потерпи, солнышко. Эта тётя вредная… Люди бывают плохими. Потом расскажешь в садике, какие бывают злые люди.

Мне хочется вскочить. Закричать. Но я молчу. Половину полёта она пускает шпильки, громко комментирует, возмущается, что «сама-то, небось, без детей» и «некому объяснить, что такое добро». На выходе я говорю лишь одно:

— Вам не стыдно манипулировать ребёнком?

Она пожимает плечами:

— А тебе — не стыдно быть такой су…ой?

Вот и поговорили.

Эпилог

— Буря перед выходом
Когда самолёт приземлился, я встала одной из последних.

Позади весь полёт — под хныканье ребёнка, демонстративные вздохи матери и постоянные «ах, если бы у людей было сердце…» На выходе нас задержали — какая-то заминка на трапе. Все стояли в проходе. Я оказалась рядом с этой «мамашей».

— Удовлетворена? — прошипела она мне. — Отобрала у ребёнка радость. Молодец. Только и умеешь— давить на правила. Скучная, одинокая, несчастная. Я вот — мать. А ты кто?

— Я человек, который заплатил за своё место и не позволяет собой вытирать ноги, — холодно ответила я.

— Бедная, одна, никому не нужная… Наверняка с кошкой живёшь.

Я выдержала паузу. Потом громко — так, чтобы услышали впереди и позади:

— А вы — воровка. Потому что занять чужое оплаченное место — это кража. Ещё и ребёнка втянули в свою наглость. Какой пример вы подаёте? Что можно сесть куда хочешь, если заплачешь громко?

Люди начали оглядываться. Кто-то фыркнул. Кто-то поддержал:

— Да уж, ребёнок не виноват, но мать — цирк.

— Я бы вызвал полицию за нарушение посадки.

Она покраснела.

— Не ваше дело, куда мы садимся! Ребёнку было интересно! Люди всегда уступают!

— Добрые люди — это не бесплатные коврики, по которым вы топчетесь. Хотите — платите. Не хотите — сидите на том, что дали.

Её глаза метались. Мальчик тянул её за руку:

— Мам, мне стыдно.

Она схватила его за плечи и практически выволокла наружу.

А я вышла — спокойной, как никогда.

Я не жалею. Потому что иногда — скандал это единственный язык, который понимают.