Телефон зазвонил в тот момент, когда Максим уже заканчивал ужинать после рабочего дня. Он привычно дернулся к телефону, но Лиза опередила его.
— Я возьму, — сказала она, отложив салфетку.
Максим вытер пальцы о джинсы. Он был ещё в рабочей футболке с масляными пятнами — не успел переодеться после смены, едва успел к ужину. Сын мотал ногами под столом и рисовал кетчупом круги на краю тарелки.
Лицо Лизы менялось, пока она слушала: сначала нахмурилась, потом побледнела. Кивала коротко, напряжённо — будто пыталась согласиться с тем, что слышит. Затем вдруг резко сбросила вызов и положила телефон.
— Нет, — сказала она, глядя Максиму в глаза. — Я не собираюсь платить за чьи-то долги. Это не наша проблема. Не моя. И не сына.
***
Максим Крылов всегда хотел быть лучше своего отца. Не в профессии — Геннадий был мастером от бога, мог на слух определить неисправность двигателя. Но как человек… отец был чужим в собственной семье.
Когда Максиму исполнилось четырнадцать, отец впервые взял его в свою мастерскую в старом автокооперативе. «Руки у тебя золотые,» — говорил Геннадий, наблюдая, как сын разбирает карбюратор. Но дома эти руки редко находили применение — отец пропадал в гараже сутками, а мать плакала по ночам.
Максиму было четырнадцать, когда его впервые взяли в тот самый гараж в конце старого кооператива. Отец смотрел, как сын разбирает карбюратор, и говорил с лёгкой гордостью:
— Золотые у тебя руки, Макс. Весь в меня.
Но дома эти руки редко находили применение — отец пропадал в гараже сутками, а мать плакала по ночам.
После развода родителей Максим дал себе клятву: его семья будет другой. Настоящей. Когда родился Артём, он взял две недели отпуска, чтобы помогать Лизе. Когда начали копить на квартиру, устроился на СТО к Савельичу — пусть зарплата меньше, чем на заводе, зато ближе к дому, ближе к семье.
— Опять задержался? — спросила Лиза, ставя перед ним тарелку с макаронами.
— Да Савельич просил подменить парня, — пожал плечами Максим. — Ничего. Нам же на первый взнос копить надо.
Он протянул руку и растрепал волосы сыну, проходящему мимо.
— Как дела, космонавт?
Шестилетний сын с грохотом уронил игрушечную машинку и начал что-то рассказывать про детсад, когда зазвонил телефон.
— Максим? — женский голос звучал отстраненно. — Это Ольга… жена твоего отца. Геннадий у мер вчера вечером. Сердце.
Вилка застыла на полпути ко рту. Пять лет молчания, и вот так просто — конец.
По хо роны прошли под моросящим дождём. На клад бище людей было немного. Ольга — женщина с напряженным лицом и крашеными светлыми волосами — держалась отстраненно. Через несколько дней она позвонила.
— Он оставил тебе мастерскую, — сказала она. — Та, что в кооперативе.
Максим поехал. Его встретил знакомый запах — железо, пыль, машинное масло. На стене — те же крючки с инструментами, старый верстак, кресло в кожзаме. Здесь он когда-то впервые понял: у него получается. Здесь он верил, что может стать мастером — не хуже отца, а, может, и честнее.
— Он всегда надеялся, что ты продолжишь, — сказала Ольга, стоя в дверях.
— А почему сам ничего не сказал? — спросил Максим, водя пальцами по полке с болтами.
— Ты знаешь, какой он был… — вздохнула она. — Да, есть немного долгов — по свету, воде. Но ничего страшного. Всё по мелочи.
Вечером Лиза встретила новость холодно.
— У нас и так всё впритык: ипотека, садик, еда. Максим, я против.
Но он уже видел перед собой не пыльный бокс, а шанс. Возможность не просто работать — строить своё. Он смотрел не на проблемы, а на перспективу. Своя мастерская — то, о чём он всегда мечтал.
— Я оформлю наследство, — сказал он. — Это шанс, Лиз. Наш шанс.
***
Максим сидел за кухонным столом, разглядывая документы о вступлении в наследство. Лиза гремела кастрюлями у плиты, демонстративно игнорируя мужа. Артём собирал конструктор на полу, изредка поглядывая на родителей.
— Завтра съезжу в мастерскую, составлю план ремонта, — сказал Максим, складывая бумаги в папку.
— Делай что хочешь, — холодно ответила Лиза, не оборачиваясь.
Почтальон принёс письмо через две недели. Белый конверт с печатью нотариуса лежал на столе, как бомба замедленного действия. Максим вскрыл его, стоя посреди коридора.
«…дополнительно сообщаем, что в состав наследственной массы входит долговое обязательство наследодателя в размере 900 000 (девятисот тысяч) рублей…»
Буквы поплыли перед глазами. Максим перечитал дважды, потом сел на табуретку у входа.
— Что случилось? — Лиза выглянула из кухни, увидела его лицо.
— Долг. Девятьсот тысяч, — он протянул ей письмо дрожащими пальцами.
Лиза прочитала молча, потом швырнула бумагу на пол.
— А я что говорила? — её голос звенел от сдерживаемой злости. — Но ты же лучше знаешь!
Ольга открыла дверь своей квартиры в халате, с папильотками на голове.
— Максим? А, ты про долг… Я правда не знала, — она избегала смотреть в глаза. — Геннадий мне ничего не рассказывал про такие суммы.
— Расписка настоящая, я проверил, — Максим стоял на пороге. — Кому он был должен?
— Какому-то Борису… фамилию не помню, — Ольга поправила халат. — Слушай, мне некогда, у меня стирка…
Дверь закрылась перед его носом.
Сосед по гаражу — дедушка Валерий — сидел на табуретке возле своего бокса, чинил удочку.
— Твоя мачеха? — он поднял очки на лоб. — Да она тут на второй день после похорон была с мужиками. Всё вывезли — станки, инструменты, запчасти. Даже кресло забрали. Говорила, что продаёт по завещанию.
Максим медленно открыл замок своего бокса. Внутри были только голые стены, масляные пятна на полу и запах пустоты.
— Меня просто развели…— прошептал он, опираясь о дверной косяк.
Телефон завибрировал — сообщение от Бориса-кредитора: «Жду возврата долга до конца месяца. Б. Суслов».
Максим смотрел на экран, будто в приговор.
***
Письмо с суммой долга лежало на кухонном столе уже три дня. Девятьсот тысяч рублей — цифры не становились меньше от того, что Максим смотрел на них каждое утро за завтраком.
— Я устроился на подработку, — сказал он Лизе, наливая себе кофе в потертую кружку. — По вечерам буду чинить машины на дому.
Лиза сидела напротив, кормила Артёма овсянкой.
— Когда ты будешь дома? — спросила она тихо.
— Справлюсь за полгода, — Максим потянулся к хлебу. — Может, чуть больше.
Через неделю он продал усилитель. Тот самый, который они с отцом собирали из радиодеталей, когда Максиму было шестнадцать. Покупатель — молодой студент — отсчитал пятнадцать тысяч и унес коробку, не подозревая, сколько воспоминаний помещается в полукилограмме железа.
Лиза собрала чемодан в субботу утром. Артём спрашивал, почему они едут к бабушке без папы.
— Это твой выбор. Я не хочу жить на руинах чужих решений, — сказала она в прихожей, не глядя на мужа.
Дверь закрылась, оставив Максима наедине с тишиной квартиры и стопкой счетов на комоде.
Он работал до полуночи: днём — на СТО, вечером — в гаражах частных клиентов. Руки болели, спина ныла, но с каждой тысячей, отложенной в банку, он понимал: это не борьба за мастерскую. Это борьба за право быть тем, кем он выбрал быть.
***
Максим открыл банковское приложение и устало улыбнулся. Четыреста пятьдесят тысяч – ровно половина долга. Месяц без выходных, двойные смены, ночные подработки. Пальцы в мозолях не чувствовали боли, а спина привыкла ныть постоянно.
Квартира встретила его тишиной. Одинокая кружка в раковине, нетронутая постель. Он уже привык приходить в пустой дом, когда звонок в дверь заставил его вздрогнуть.
На пороге стояла Лиза с небольшой сумкой. Без Артёма.
— Можно? — спросила она, и Максим молча отступил.
Она прошла на кухню, включила чайник. Движения знакомые, родные, но какие-то осторожные, будто она в чужом доме.
— Ты похудел, — заметила она, разглядывая его. — И глаза другие.
— Устал просто, — он сел напротив. — Как Артём?
— Скучает, — она помешивала чай, не поднимая глаз. — Я пришла посмотреть, как ты.
— Половину долга закрыл, — сказал он с гордостью, которая тут же показалась ему ненужной.
Лиза кивнула, но без восторга.
— Я не вернулась навсегда, Макс, — она наконец посмотрела ему в глаза. — Я вернусь, если ты поймёшь, что не всё надо спасать.
После её ухода Максим поехал в мастерскую. Пустой бокс, голые стены, запах затхлости. Он сел в углу на перевёрнутое ведро и просто смотрел. Ни боли, ни вины — только бесконечная усталость.
«Я не он», — подумал Максим, и это была такая простая, такая очевидная мысль. Он не обязан тащить прошлое отца. Он не Геннадий Крылов. Он – Максим, у которого есть сын, жена и собственная жизнь.
Юрист внимательно изучал документы, пока Максим барабанил пальцами по столу. Кабинет был маленький, но уютный — стопки бумаг, компьютер, фотография семьи в рамке.
— Продать мастерскую вполне реально, — наконец сказал Сергей Петрович, поправляя очки. — Есть заинтересованный покупатель, автосервис «Колесо». Готовы заплатить хорошую цену.
Максим кивнул. Деньги от продажи полностью покрывали оставшуюся часть долга, даже небольшой остаток выходил.
Через неделю Максим стоял в банке, закрывая последнюю часть отцовского долга. Кассирша поставила печать на квитанции и протянула ему.
— Всё, теперь вы свободны, — улыбнулась она.
***
Вечером Лиза привезла Артёма. Мальчик с криком «Папа!» бросился к нему, обхватив ноги. Максим поднял сына на руки, вдыхая родной запах.
— Он скучал, — сказала Лиза, ставя сумку в прихожей.
Они сидели на кухне, пока Артём смотрел мультики в комнате.
— Долг закрыл полностью, — сказал Максим. — Мастерскую продал. Теперь только наша ипотека, наш дом.
— Мечта уме рла? — спросила она тихо.
— Нет, — он взял её за руку. — Она сменила адрес. Просто теперь я знаю, что настоящее — здесь. Не в прошлом, не в иллюзиях.
Мастерская, долги, наследство — все это осталось в прошлой жизни.
— Папа, смотри! — Артём протянул листок бумаги с рисунком. Три фигурки — мама, папа, он сам. Над ними большое желтое солнце и дом с красной крышей.
— Красиво, — Максим взял рисунок, повесил на холодильник магнитом.
Он подошел к окну. За стеклом обычный осенний вечер — дворники убирали листья, женщина выгуливала собаку, горели окна в домах напротив. Простая жизнь, без героических порывов и великих планов.
— Теперь я знаю, за кого держаться, — тихо сказал он. — Остальное — просто металл.
Фросино счастье