Катя сбросила рабочие кроссовки и выдохнула так, будто сбросила с плеч мешок цемента. Десять часов в швейном цеху — это вам не шутки. Спина ныла, пальцы покалывало, а в голове всё ещё стучал ритм швейной машинки: тук-тук. Август выдался жарким, заказы на школьную форму сыпались как из рога изобилия, и начальство, конечно же, требовало работать сверхурочно. «Катюша, ты у нас золотые руки!» — расплывалась в улыбке начальница цеха, подкидывая очередную стопку брюк на подшивку. Золотые руки, ага. А зарплата — медные копейки.
Квартира встретила прохладой и благословенной тишиной. Небольшая двушка в спальном районе — единственное наследство от деда, старого фронтовика, который всю жизнь берёг эти квадратные метры как зеницу ока. «Катюха, это твоё гнёздышко, — говорил он, поглаживая её по голове. — Никому не отдавай, слышишь?»
Катя огляделась — высокие потолки, старый паркет, который она сама циклевала и покрывала лаком (руки потом неделю болели!), кухня с видом на зелёный двор… Здесь каждая мелочь была её рук делом: занавески с вышивкой, подушки на диване, даже коврик в прихожей она связала сама долгими зимними вечерами. На полках теснились книги по дизайну одежды — её тайная страсть и несбыточная пока мечта. Когда-нибудь, когда-нибудь она откроет своё ателье… Но пока — швейный цех, усталость и редкие вечера наедине с эскизами.
После свадьбы сюда переехал Павел. Поначалу всё было как в сказке — готовили вместе, смеялись над глупыми сериалами, мечтали о будущем. Но потом… потом началось то, что Катя про себя называла «нашествием свекрови».
Переодевшись в мягкую домашнюю футболку и любимые джинсы (те самые, с дыркой на колене, которые Павел называл «позором семьи»), Катя налила себе холодного вишнёвого компота из трёхлитровой банки. Включила старенький проигрыватель — подарок деда — и поставила пластинку Высоцкого. Хриплый голос заполнил квартиру, и Катя невольно улыбнулась. Это был её личный ритуал расслабления, её способ отгородиться от мира.
Павел сегодня задерживался — опять аврал на складе. Перед началом учебного года все словно с ума сходили, скупая канцтовары оптом. Катя не возражала против его задержек. Честно говоря, несколько часов тишины были ей только в радость.
Она устроилась на диване с блокнотом и начала рисовать. Лёгкое летнее платье с воланами… Нет, слишком просто. А что если добавить асимметричный подол? И пояс с вышивкой? Карандаш порхал по бумаге, создавая новые образы. В такие моменты Катя забывала обо всём — о цехе, об усталости, о том, что завтра снова вставать в шесть утра…
Резкий звонок в дверь вырвал её из творческого транса. Катя нахмурилась — Павел никогда не звонил, у него были ключи. В глазок она увидела знакомую фигуру в строгом сером пальто. Галина Ивановна собственной персоной. При виде свекрови у Кати автоматически напряглись плечи.
— Катюша, открывай, дело есть! — властный голос не терпел возражений.
«Ну вот, приплыли», — подумала Катя, делая глубокий вдох. Поправила волосы (зачем — сама не знала, привычка) и повернула ключ.
Галина Ивановна ворвалась в квартиру как генерал на поле боя. Окинула взглядом прихожую (тапочки не на месте!), заглянула в гостиную (опять эти дурацкие подушки с цветочками!), и направилась прямиком на кухню, даже не поздоровавшись толком.
— Здравствуйте, Галина Ивановна, — Катя старалась сохранять вежливый тон, хотя внутри всё кипело. — Паши ещё нет дома.
— Знаю, знаю, — свекровь махнула рукой, усаживаясь за стол с видом хозяйки. — Я к тебе пришла. По делу.
«По делу» от Галины Ивановны никогда не означало ничего хорошего. В прошлый раз «по делу» Кате пришлось отдать её любимую вазу («Такая красивая, мне как раз в спальню нужна!»), а до этого — переставить всю мебель в гостиной («Фэн-шуй, Катюша, фэн-шуй!»).
— Чаю? — спросила Катя, уже зная ответ.
— Давай. И покрепче завари, не люблю я твою цветную водичку.
Катя молча поставила чайник. Руки слегка дрожали — от усталости или от предчувствия беды, она и сама не знала.
— Так вот, — начала Галина Ивановна, сложив руки на столе. — Ты же в курсе про Олю?
Катя кивнула. Младшая сестра Павла недавно развелась с мужем-алкоголиком. Вадик — редкостный подлец — не только пил, но и руки распускал. А потом и вовсе сбежал в другой город, оставив Олю с двумя детьми и кучей долгов.
— Живут они у меня, — продолжила свекровь, барабаня пальцами по столу. — В однушке! Представляешь? Я, Оля, Мишка и Лизка — четверо в одной комнате! Соседи уже жалуются, дети же не могут тихо сидеть.
Катя разливала кипяток по кружкам, стараясь не встречаться взглядом со свекровью. Она уже догадывалась, к чему идёт разговор, и от этой догадки становилось дурно.
— Мише в садик пора, — Галина Ивановна развела руками. — А Лизке вообще места нет нормально поиграть. Всё друг у друга на головах! А у вас тут… — она обвела взглядом кухню, — хоромы целые! Две комнаты, место есть, двор хороший, садик рядом…
«Вот оно», — Катя почувствовала, как внутри всё сжалось в тугой комок.
— Вы хотите, чтобы Оля с детьми переехала к нам? — она решила не ходить вокруг да около.
Галина Ивановна расцвела в улыбке, словно Катя сама предложила эту «гениальную» идею.
— Вот именно! Умница ты, Катюша! Временно, конечно. Пока Олька на ноги не встанет.
— А мы с Пашей? — Катя старалась говорить спокойно, хотя внутри уже поднималась волна возмущения.
— Да ко мне переедете! — беззаботно махнула рукой свекровь. — У меня тихо, спокойно. Вам места хватит.
Катя представила их с Павлом в тесной квартирке свекрови. Продавленный диван, на котором невозможно спать вдвоём. Кухня размером с платяной шкаф. Вечно включённый телевизор с «Пусть говорят» и «Давай поженимся». Запах борща, который готовится через день. И постоянные нравоучения: «Катя, почему суп не сварила?», «Катя, когда внуков подарите?», «Катя, что за привычка по вечерам книжки читать?»
— Это неудобно, — осторожно сказала она. — Я работаю по десять часов, прихожу уставшая…
— Ерунда! — отрезала Галина Ивановна. — Молодая ещё, справишься. А детям простор нужен! Неужели ты племянникам не поможешь?
«А я-то тут при чём?» — хотелось крикнуть Кате, но она молчала, сжимая кружку так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Галина Ивановна, — она сделала глубокий вдох, — это моя квартира. Мне её дед оставил. Я не могу просто так…
— Что значит «твоя»? — свекровь вскинула брови. — Ты же замужем! Значит, общая! И вообще, семья — это святое! Неужели ты сестре родного мужа откажешь?
Тишина повисла между ними, тяжёлая, как грозовая туча. Катя понимала: что бы она сейчас ни сказала, это будет воспринято как предательство, эгоизм, чёрствость. В семье Павла было принято жертвовать собой ради родственников. «Мы же семья!» — этой фразой оправдывалось всё.
— Мне… мне надо подумать, — выдавила Катя.
Галина Ивановна фыркнула:
— Думай, думай. Только недолго. Детям-то каково в тесноте мучиться?
В этот момент в прихожей щёлкнул замок. Павел! Катя почувствовала одновременно облегчение и тревогу.
— Мам? — удивлённо спросил он, заглядывая на кухню. — Ты чего тут?
— С Катей беседуем, — улыбнулась Галина Ивановна. — О семейных делах.
Павел поставил пакеты из супермаркета на стол, чмокнул Катю в щёку (она едва удержалась, чтобы не отстраниться) и сел рядом.
— И о чём беседуете?
— О том, как Оле помочь, — свекровь многозначительно посмотрела на Катю.
У Кати внутри всё оборвалось.
— Паш, — тихо сказала она, глядя мужу в глаза, — твоя мама предлагает, чтобы мы переехали к ней, а Оля с детьми — сюда.
Павел замер с бутылкой молока в руках. Потом медленно поставил её на стол.
— Ну… это же временно, да? — неуверенно спросил он.
Катя почувствовала, как сердце ухнуло вниз.
— Ты знал? — её голос дрогнул.
— Мам вчера звонила… мы обсуждали варианты… — он отвёл взгляд.
— И ты согласился? Без меня?
— Кать, ну что ты сразу… — Павел попытался взять её за руку, но она резко отдёрнула.
— То есть вы всё решили, — Катя встала, чувствуя, как подступают слёзы. — А моё мнение никого не интересует?
— Катюша, не драматизируй! — Галина Ивановна тоже встала. — Семья важнее всего! Неужели ты не понимаешь?
— Понимаю, — Катя кивнула. — Понимаю, что в вашей семье моё мнение — пустой звук.
Она вышла из кухни и закрылась в спальне, прислонившись спиной к двери. Слёзы наконец прорвались — горячие, злые, обидные. Не из-за квартиры даже. А из-за того, что человек, которому она доверяла, которого любила, так легко распорядился её жизнью. Будто она — не личность, а приложение к нему.
За дверью слышались голоса. Галина Ивановна что-то выговаривала Павлу, тот оправдывался. Потом хлопнула входная дверь — свекровь ушла. Катя достала телефон. На экране высветилось сообщение от Павла, хотя он был в соседней комнате: «Кать, давай поговорим спокойно. Мама же права — семья важнее всего. И Оле правда тяжело».
Катя швырнула телефон на кровать. В груди будто камень застрял, тяжёлый и холодный. Она подошла к окну, распахнула его. Август дышал в лицо тёплым ветром, пахнущим пылью и отцветающей липой. Где-то во дворе смеялись подростки, гремела музыка из чьей-то машины, лаяла собака. Жизнь шла своим чередом, а её маленький мир рушился.
Ночь тянулась как резина. Павел пытался поговорить ещё пару раз, но Катя не открывала дверь. Он устроился на диване в гостиной — она слышала, как скрипят пружины. А сама лежала в темноте, глядя в потолок, и думала, думала, думала…
Когда рассвело, решение пришло само собой. Простое и ясное, как утренний свет.
Катя тихо вышла из спальни. Павел спал, раскинувшись на диване, одна нога свесилась на пол. Она прошла на кухню, сварила кофе. Крепкий, чёрный, без сахара — такой, какой нужен для серьёзных решений.
Павел проснулся от запаха кофе. Сел, потирая заспанное лицо.
— Кать… прости. Я вчера…
— Садись, — она поставила перед ним кружку. — Поговорим.
Он сел напротив, нервно поправляя взъерошенные волосы.
— Паш, — Катя смотрела ему прямо в глаза. — Это моя квартира. Моя. Понимаешь?
— Ну да, но мы же семья…
— Стоп, — она подняла руку. — Дослушай. Дед оставил её мне. Не нам — мне. И я не собираюсь никуда переезжать.
— Но Оля…
— У Оли есть мама с квартирой. Есть бывший муж, с которого можно требовать алименты. Есть работа, в конце концов. А у меня есть дом, который я никому не отдам.
Павел молчал, сжимая кружку. Катя видела, как в его глазах борются разные чувства — обида, злость, растерянность.
— То есть моя сестра с детьми тебе безразлична? — наконец спросил он.
— Нет, не безразлична. Но я не обязана решать её проблемы за свой счёт. И знаешь что? — Катя отставила кружку. — Если бы ты пришёл и сказал: «Кать, давай поможем Оле, придумаем что-нибудь вместе» — я бы подумала. А ты с мамой всё решил за моей спиной!
— Я не думал, что ты так воспримешь…
— Вот именно! Не думал! О моих чувствах ты вообще думаешь?
Тишина. Павел опустил голову.
— Что ты хочешь? — тихо спросил он.
— Чтобы ты выбрал, — Катя встала. — Или ты мой муж, и тогда мы — команда. Или ты мамин сын, и тогда… тогда нам не по пути.
Она ушла в ванную, оставив его одного. Включила воду, долго смотрела на своё отражение в зеркале. Бледная, с кругами под глазами, но в взгляде — решимость. Та самая, которую она унаследовала от деда вместе с квартирой.
День на работе прошёл как в тумане. Катя строчила на машинке, подшивала брюки, пришивала пуговицы — всё на автомате. Мысли были далеко. Что её ждёт дома? Скандал? Ультиматум? Или…
Когда она вернулась, сердце ёкнуло. В прихожей стояли детские ботиночки. На вешалке — яркие курточки. Из гостиной доносились голоса и детский смех.
Катя вошла — и застыла на пороге.
Ольга сидела на её диване, укачивая трёхлетнюю Лизу. Пятилетний Миша носился по комнате с машинкой, врезаясь в мебель. А Галина Ивановна… Галина Ивановна копалась в её буфете!
— А, Катюша! — свекровь обернулась с тарелкой в руках. — Хорошо, что пришла. Поможешь Олины вещи разобрать.
Катя стояла, не в силах произнести ни слова. Это был какой-то абсурд, дурной сон.
— Вы… переехали? — наконец выдавила она.
— Ага! — Ольга улыбнулась. — Паша сказал, ты не против. Спасибо тебе огромное! Дети так рады!
Из спальни вышел Павел с коробкой в руках. Увидев Катю, побледнел.
— Кать… я хотел объяснить…
Но она уже не слушала. Катя прошла в спальню — её шкаф был открыт, вещи сложены в чемоданы. На кровати лежала чужая сумка.
Всё. Финал.
Катя развернулась, вернулась в гостиную и сказала громко и чётко:
— Всем выйти из моей квартиры. Немедленно.
Тишина упала как топор.
— Что? — Галина Ивановна выронила тарелку. К счастью, на ковёр.
— Вон. Все. Сейчас же.
— Катя, ты чего? — Ольга прижала к себе дочку.
— Я не давала разрешения на переезд. Это моя квартира. Убирайтесь.
— Но Паша сказал…
— Паша здесь никто! — Катя повысила голос. — Это МОЙ дом!
Галина Ивановна покраснела как свёкла:
— Да как ты смеешь! Мы же семья!
— Вы — может быть. А я — нет. У меня есть свой дом, который вы пытаетесь отнять. У вас пятнадцать минут.
— Ты не можешь! — взвизгнула свекровь.
— Могу, — Катя достала телефон. — Или вызываю полицию. Решайте.
Павел бросил коробку:
— Катя, прекрати истерику!
— Истерику? — она повернулась к нему. — Ты привёл чужих людей в мой дом без моего согласия. Кто тут истерит?
— Это моя сестра!
— А я тебе кто? Пустое место?
Тишина. Даже дети притихли, чувствуя напряжение.
— Пойдём, мам, — тихо сказала Ольга, поднимаясь. — Мы уходим.
— Оля!
— Нет, мам. Катя права. Это её квартира.
Следующие пятнадцать минут были самыми длинными в жизни Кати. Она стояла у двери, наблюдая, как собирают вещи, как Галина Ивановна бросает на неё полные ненависти взгляды, как Павел мечется между ней и родными.
Когда за ними закрылась дверь, Катя сползла по стене на пол. Слёз не было — только огромная пустота внутри. И странное чувство… свободы?
В квартире пахло чужими духами. На полу валялась забытая машинка. Катя медленно поднялась, подошла к окну, распахнула его настежь. Вечерний воздух ворвался в комнату, принося запахи города — выхлопных газов, цветущих где-то клумб, чьего-то ужина.
Она сделала глубокий вдох. А потом достала телефон и набрала номер слесаря.
— Виктор Иванович? Это Катя с третьего этажа. Можете сегодня замки поменять? Да, срочно. Спасибо.
Первый шаг к новой жизни был сделан.
Виктор Иванович — дядька лет шестидесяти с руками, похожими на корни старого дуба — приехал через час. Пока он возился с замками, Катя методично стирала следы чужого присутствия. Собрала разбросанные игрушки в пакет, вымыла липкие отпечатки детских ладошек со стола, выбросила забытые Ольгой влажные салфетки. Каждое движение было как маленький ритуал очищения.
— Вот, — слесарь протянул ей новые ключи. — Теперь только ваши. И цепочку поставил, как просили. Крепкая — топором не срубишь.
— Спасибо, Виктор Иванович.
— Да не за что. Мужа-то выгнали? — старик хитро прищурился.
Катя невольно улыбнулась:
— Можно и так сказать.
— Правильно! Нечего в девичью квартиру всякий сброд таскать. Мой вам совет — живите для себя. Жизнь короткая.
Когда он ушёл, Катя заварила себе чай с мятой — тот самый, который Галина Ивановна презрительно называла «травой для коров». Села на подоконник, поджав ноги, и смотрела на вечерний двор. Детская площадка опустела, только пара старушек на лавочке обсуждала последние новости. Обычный спальный район, обычный вечер. Но для Кати всё изменилось.
Телефон разрывался от звонков и сообщений. Павел, Галина Ивановна, даже Ольга — все хотели «поговорить», «объясниться», «решить проблему». Катя выключила звук и отложила телефон. Завтра. Всё завтра.
Она прошлась по квартире, словно заново знакомясь с ней. Вот гостиная — диван вернулся на своё место, подушки расправлены, книги стоят ровными рядами. Вот кухня — чистая, уютная, с геранью на подоконнике. Вот спальня — постель застелена, на тумбочке лежит недочитанный роман. Всё на своих местах. Всё правильно.
Катя достала блокнот с эскизами. Платье с асимметричным подолом смотрелось неплохо, но чего-то не хватало. Она добавила пояс с вышивкой, прорисовала складки… Да, теперь лучше. Может, стоит попробовать сшить? Для себя, для души.
Утром надо будет позвонить юристу. Оформить всё правильно, по закону. Чтобы больше никто не смог претендовать на её дом. А ещё… может, пора подумать о том ателье? Копить деньги, искать помещение, учиться новому. Почему нет?
Часы показывали полночь, когда в дверь забарабанили. Катя вздрогнула.
— Катя! Открой! Это я! — голос Павла звучал пьяно и жалобно.
Она подошла к двери, но не стала открывать.
— Уходи, Паша.
— Кать, ну прости! Я дурак! Открой, поговорим!
— Завтра. Трезвым. И с юристом.
— Ты что, развестись хочешь?! — в его голосе звучала паника.
— Я хочу жить в своём доме. Спокойно. Иди домой, Паша.
— Домой?! Мой дом здесь!
— Нет, — Катя покачала головой, хотя он не мог её видеть. — Твой дом там, где твоя мама. Иди к ней.
Он ещё долго стоял под дверью — уговаривал, ругался, даже плакал. Катя сидела на кухне, пила остывший чай и ждала. Наконец шаги удалились.
Она легла спать одна — в своей кровати, в своей квартире, в своей жизни. И впервые за долгое время заснула спокойно, без тревожных снов.
Следующие дни пролетели в хлопотах. Юрист — Олег Сергеевич, сухощавый мужчина в очках — оказался человеком дельным. Выслушал, покивал, достал толстую папку с бумагами.
— Квартира оформлена на вас, это хорошо. Муж претендовать не может. Но на всякий случай оформим брачный договор задним числом — такое возможно при обоюдном согласии. И заявление в полицию напишите — о незаконном проникновении. Для истории.
— А если он не согласится?
— Согласится, — юрист поправил очки. — Объясню ему перспективы. Неприятные для него перспективы.
Встреча с Павлом прошла… странно. Он пришёл трезвый, но помятый, в мятой рубашке. Сел напротив, долго молчал, потом заговорил:
— Я всю ночь думал. Мама сказала, что я тебя предал. Сначала я злился — какое предательство, я же хотел помочь сестре! А потом… потом дошло. Я правда всё решил без тебя. Как будто ты… мебель какая-то, которую можно передвинуть.
Катя молчала. Что тут скажешь?
— Прости меня, — он поднял глаза. — Я понимаю, ты не простишь. Но я правда… я не со зла. Я просто привык, что мама всегда права.
— Вот именно, — кивнула Катя. — Привык. А я устала быть второй после твоей мамы.
Павел подписал все бумаги без возражений. Когда юрист вышел, они остались вдвоём.
— Что теперь? — спросил он.
— Не знаю, — честно ответила Катя. — Давай попробуем пожить отдельно. Ты — у мамы или снимай что-нибудь. Я — здесь. Посмотрим.
— А если я изменюсь?
Катя пожала плечами:
— Время покажет.
Он ушёл, а она осталась сидеть в опустевшей квартире. Было странно — ни облегчения, ни радости. Просто… пустота. Но пустота эта была как чистый лист — можно нарисовать что угодно.
Прошла неделя. Катя погрузилась в работу — в цеху начался настоящий аврал перед первым сентября. Вечерами она шила платье по своему эскизу — медленно, тщательно, наслаждаясь процессом. Синяя ткань струилась в руках, принимая нужную форму. Это было медитативно, успокаивающе.
В пятницу позвонила Лена — подруга ещё со школы.
— Кать, ты как? Паша мне тут названивает, плачется.
— Нормально я. Живу.
— Слушай, а давай завтра по магазинам пройдёмся? Мне платье нужно на корпоратив, поможешь выбрать?
— Давай, — Катя улыбнулась. Когда она последний раз ходила по магазинам просто так, для удовольствия?
Суббота выдалась солнечной. Они бродили по торговому центру, примеряли платья (Лена) и придирчиво их оценивали (Катя).
— Нет, это тебя полнит. А это — цвет не твой. О, а это попробуй!
— Ты прямо профессионал! — смеялась Лена, крутясь перед зеркалом.
— Я… я подумываю ателье открыть, — вдруг призналась Катя.
— Серьёзно? Класс! Давно пора!
За кофе в маленькой кофейне Катя рассказала всё — и про квартиру, и про Павла, и про свои планы. Лена слушала, кивала, а потом сказала:
— Знаешь, моя тётка помещение сдаёт. Небольшое, но в центре. Для ателье самое то. Хочешь, познакомлю?
Сердце Кати забилось чаще. Неужели?
— Хочу!
В понедельник она уже осматривала помещение — небольшое, но светлое, с большими окнами. Бывшая фотостудия. Цена… кусалась, но если поднапрячься, взять подработку…
— Думайте, — сказала хозяйка. — Но долго не тяните, желающих много.
Катя кивнула. Она уже всё решила.
Следующие два месяца пролетели как один день. Катя работала как проклятая — в цеху днём, дома по вечерам брала заказы на дом. Шила шторы соседям, перешивала старые пальто знакомым, даже свадебное платье сделала для дочки начальницы. Каждая заработанная копейка откладывалась.
Павел звонил раз в неделю. Рассказывал, что снял комнату, устроился на вторую работу («Хочу доказать, что могу сам»), даже на психолога записался («Чтобы разобраться, почему я такой маменькин сынок»). Катя слушала, кивала, но держала дистанцию. Слишком свежи были раны.
Галина Ивановна пыталась приходить пару раз — звонила в дверь, кричала про «разрушенную семью» и «бессердечную невестку». Катя не открывала. Соседи, поначалу косившиеся на неё («Свекровь не пускает, вот ведь!»), постепенно стали на её сторону. Особенно после того, как Галина Ивановна устроила скандал прямо на лестничной площадке, и пришлось вызывать полицию.
А потом случилось чудо. Начальница цеха, Марина Павловна, позвала Катю к себе в кабинет.
— Слушай, Катюша, — начала она, закуривая. — Ты у нас лучшая швея, спору нет. Но я вижу — не лежит у тебя душа к конвейеру.
Катя напряглась. Неужели увольняют?
— Есть у меня предложение, — продолжила начальница. — Подруга моя бутик открывает. Ищет мастера для индивидуальных заказов. Зарплата — процент от заказа. Заработаешь больше, чем у нас. Интересно?
Интересно? Да это же был шанс!
Через неделю Катя уже работала в маленьком, но уютном бутике в центре города. Клиентки — дамы с деньгами, которые ценили индивидуальный подход. Катя шила для них платья, костюмы, переделывала винтажные вещи. И параллельно училась — как общаться с клиентами, как презентовать свою работу, как вести бизнес.
А вечерами дома она продолжала работать над своей коллекцией. Пять платьев были уже готовы — каждое особенное, со своим характером. Она даже организовала маленькую фотосессию с Леной в качестве модели.
— Кать, это же бомба! — восхищалась подруга, разглядывая фотографии. — Давай в инстаграм выложим!
— Давай, — согласилась Катя. Почему нет?
Отклик превзошёл все ожидания. За неделю — сотня лайков и десяток сообщений с вопросами «Где купить?». Катя смотрела на эти сообщения и понимала — пора. Пора делать следующий шаг.
В декабре, за неделю до Нового года, Катя стояла перед дверью своего ателье. Небольшая табличка «Катин стиль. Ателье авторской одежды» блестела на морозном солнце. В руках — ключи. Настоящие, её собственные.
Она открыла дверь, вошла. Внутри пахло свежей краской и новыми тканями. У окна стояла швейная машинка — не старенькая «Чайка», а современная, купленная в кредит. На стенах — её эскизы в рамках. В углу — манекены с готовыми платьями.
Завтра — открытие. Придут Лена с подругами, несколько клиенток из бутика, даже Марина Павловна обещала заглянуть. А сегодня… сегодня Катя просто стояла посреди своего ателье и улыбалась.
Телефон завибрировал. Сообщение от Павла: «Видел твою рекламу ВКонтакте. Горжусь тобой. Можно прийти на открытие?»
Катя задумалась. Три месяца прошло с той августовской ночи. Три месяца, которые изменили всё. Она изменилась. А Павел? Изменился ли он?
«Приходи», — написала она. — «Но один, без мамы».
«Конечно», — ответ пришёл мгновенно. — «Я теперь сам решаю, куда и с кем идти».
Катя усмехнулась. Посмотрим.
Она закрыла ателье, вышла на улицу. Снег падал крупными хлопьями, оседая на волосах и плечах. Город готовился к празднику — везде гирлянды, ёлки, суета. А у Кати уже был свой праздник. Личный, выстраданный, настоящий.
Дома её ждала тишина. Но теперь эта тишина не давила — она обнимала, успокаивала, давала силы. Катя сварила какао (с маршмеллоу — маленькая слабость), укуталась в плед и села рисовать. Новая коллекция — весенняя. Лёгкие ткани, яркие цвета, радость…
Завтра начнётся новая глава. А сегодня… сегодня она просто счастлива. В своём доме. Со своей мечтой. Со своей жизнью.
И это было главное.
— Это ваша проблема, а не моя, Тамара Васильевна! Я вас возить никуда не буду, я вам не бесплатное такси