— Ну и что это за завтрак? — голос Клавдии Михайловны прорезал утреннюю тишину. — Омлет недожаренный, хлеб черствый, а чай вообще как бурда какая-то.
Виктория застыла у кухонного стола, держа в руках бутерброд, который собиралась упаковать Максиму в школу. Свекровь появилась в их квартире, как всегда, без предупреждения, воспользовавшись запасными ключами, которые Геннадий когда-то дал ей «на всякий случай».
— Доброе утро, Клавдия Михайловна, — тихо произнесла Виктория, продолжая намазывать масло на хлеб.
— Какое уж тут доброе, — фыркнула свекровь, придирчиво осматривая кухню. — Посмотри на Софочку, волосы торчат во все стороны. Ты что, расческу потеряла? А косички научиться заплетать слабо?
Восьмилетняя София опустила голову, инстинктивно пригладив непослушные локоны. Виктория сжала губы, но промолчала.
— Максим, иди сюда, — подозвала свекровь внука. — Что за рубашка на тебе? Мятая вся, как будто спал в ней. А брюки короткие стали, пора новые покупать.
Десятилетний мальчик неуверенно подошел к бабушке, косясь на мать.
— Клавдия Михайловна, дети опаздывают в школу, — попыталась вмешаться Виктория.
— Вот именно! — воскликнула свекровь. — Опаздывают, потому что мать с утра не может их нормально собрать. Смотрю на них и думаю — что из таких детей вырастет? При таком воспитании только дворы подметать будут!
Виктория зажмурилась на секунду, прося у себя терпения. Пятнадцать лет замужества научили ее молчать, но каждое утро превращалось в испытание.
— Бабушка, а мы хорошо учимся, — робко заступилась София за мать.
— Пока учитесь, — отрезала Клавдия Михайловна. — А дальше что? Мать вас ничему толковому не научит. Вон, завтрак какой приготовила — одни углеводы. Где мясо? Где овощи? Растете слабыми и болезненными.
Геннадий появился в кухне, застегивая рубашку.
— Мам, ты рано сегодня, — буркнул он, избегая взгляда жены.
— Внуков проведать решила. Хорошо, что пришла — вижу, в каком они состоянии в школу идут.
Виктория молча доложила яблоки в рюкзаки детей, стараясь не реагировать на очередные колкости. Но когда Клавдия Михайловна принялась поправлять Софии заколки и недовольно цокать языком, терпение начало подходить к концу.
— Мама, может, не стоит, — слабо возразил Геннадий, наливая себе кофе.
— А кто их воспитывать будет? Твоя жена? — свекровь бросила презрительный взгляд на Викторию. — Сама толком ничего не умеет, детей и научить нечему.
Виктория молча застегнула Софии куртку, стараясь не показать, как ее задевают эти слова. Дети торопливо собрали рюкзаки и убежали в школу, оставив ее наедине с семейным кошмаром.
Вечером Виктория попыталась поговорить с Геннадием.
— Гена, мы не можем так дальше жить, — начала она, убирая посуду после ужина. — Твоя мать каждый день меня унижает при детях.
— Мам просто волнуется за внуков, — отмахнулся Геннадий, не отрывая глаз от телевизора. — Не принимай все так близко к сердцу.
— Не принимать? — Виктория обернулась к мужу. — Она говорит, что наши дети будут дворы подметать из-за моего воспитания!
— Ну, мама иногда перегибает палку, — равнодушно пробормотал он. — Но в чем-то она права. Может, стоит больше внимания уделять детям?
Виктория растерянно посмотрела на мужа. За пятнадцать лет брака он ни разу не встал на ее защиту.
Через неделю история повторилась. В субботу утром Клавдия Михайловна снова появилась в их квартире, когда дети делали домашние задания.
— И что это такое? — возмутилась она, заглядывая Максиму через плечо. — Почерк отвратительный! А задача решена неправильно.
— Бабушка, но учительница сказала, что это верно, — робко возразил мальчик.
— Учительница! — фыркнула свекровь. — А что она понимает? В мои времена дети писали каллиграфическим почерком и считали в уме.
— Клавдия Михайловна, дети справляются с программой, — вмешалась Виктория.
— Справляются? — свекровь повернулась к ней. — А почему Софочка в музыкальную школу не ходит? А Максим в спортивную секцию? Сидят дома, деградируют!
— У них есть кружки, — попыталась объяснить Виктория. — София занимается рисованием, Максим ходит в шахматный клуб.
— Рисование! — презрительно протянула Клавдия Михайловна. — Это не серьезно. А шахматы для слабаков. Нормальные мальчики футболом занимаются.
— Мама, хватит, — слабо возразил вошедший Геннадий.
— Ничего не хватит! — взвилась свекровь. — Я смотрю, как моих внуков воспитывают, и волосы дыбом встают! Никакой дисциплины, никаких требований!
Виктория сжала кулаки. Все. Предел.
— Знаете что, Клавдия Михайловна? — тихо, но твердо произнесла она. — Выйдите из моего дома. Прямо сейчас.
Свекровь опешила от неожиданности.
— Что ты сказала?
— Я сказала — выйдите. Мне надоели ваши постоянные придирки. Это мои дети, мой дом, и я не позволю вам больше нас унижать.
— Геннадий! — взывала свекровь к сыну. — Ты слышишь, как со мной разговаривает твоя жена?
Геннадий растерянно мялся в дверях, не зная, что сказать. Виктория прошла мимо него к входной двери и распахнула ее.
— Прощайте, Клавдия Михайловна.
Свекровь с возмущенным видом собрала сумочку и вышла, бросив на прощание:
— Ну и наглость! Это еще не конец, Вика!
Почти месяц в доме царил мир. Клавдия Михайловна не появлялась, видимо, изображая обиженную сторону. Виктория словно заново начала дышать. Никто не критиковал ее завтраки, не переделывал прически детям, не учил жизни. Дети тоже заметно оживились.
— Мам, а бабушка больше не придет? — осторожно спросила София, делая домашнее задание по рисованию.
— Не знаю, доченька.
— Не хочу, чтобы она приходила, — честно признался Максим. — Она все время говорит, что я неправильно держу карандаш и что почерк у меня плохой.
— И мне говорит, что волосы неаккуратные, — добавила София. — А я же их утром расчесываю!
Виктория погладила дочку по голове. Как же хорошо было без постоянного напряжения, без ожидания очередной критики.
Но мир продлился недолго. В воскресенье, когда семья собралась за обеденным столом, в дверь позвонили. Геннадий открыл, и на пороге появилась Клавдия Михайловна с непроницаемым лицом.
— Здравствуйте, — сухо произнесла она. — Внуков проведать пришла.
Не дожидаясь приглашения, свекровь прошла в кухню, где дети ели куриный суп.
— Что это за манеры? — сразу же начала она. — Максим, ложку держи правильно! И сиди прямо, горбиться нехорошо.
Мальчик испуганно выпрямился и переложил ложку в правую руку.
— София, не хлебай! Девочка должна есть аккуратно, — продолжала свекровь. — И локти со стола убери.
Девочка покраснела и быстро убрала руки.
— А суп жидкий какой-то, — не унималась Клавдия Михайловна, пробуя с тарелки Геннадия. — Мяса мало, овощи разварились. В мое время умели готовить.
Виктория молча разливала компот по стаканам, стараясь сдержаться.
— И вообще, дети за столом как дикари сидят, — не унималась свекровь. — Спины кривые, манер никаких. Это кто их так воспитывает?
Геннадий упорно смотрел в тарелку, будто изучая узор на дне.
— Максим, рубашку заправь! — скомандовала бабушка. — И почему пуговица расстегнута? Мать что, не видит?
— Клавдия Михайловна, дети нормально едят, — тихо возразила Виктория.
— Нормально? — свекровь повернулась к ней. — Это ты называешь нормально? Они же не знают элементарных правил поведения за столом!
— София, салфеткой вытрись, а не рукавом! — снова набросилась она на внучку. — Боже мой, что из них вырастет при таком воспитании!
Виктория медленно поставила кувшин с компотом на стол. В воздухе повисло напряжение. Она подняла глаза и посмотрела прямо на свекровь.
— Хватит указывать мне, как воспитывать моих детей.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать? — взвилась Клавдия Михайловна. — Геннадий! Ты слышишь, как твоя жена со мной общается?
— Вика, мама права, — неожиданно произнес Геннадий, наконец подняв глаза от тарелки. — Дети действительно учатся не очень хорошо. И в секции ходят непонятно какие.
Виктория смотрела на мужа с недоумением. Он впервые за пятнадцать лет встал, но не на ее сторону.
— Максим в четвертом классе и уже троечник, — продолжал Геннадий. — А София вообще витает в облаках. Может, стоит послушать маму?
— Дети, идите в свои комнаты, — тихо сказала Виктория.
Максим и София поспешно убежали, радуясь возможности сбежать от неприятного разговора.
— Гена, ты когда в дневники детей заглядывал последний раз? — спросила Виктория, когда дети скрылись. — У Максима четверки и пятерки. У Софии тоже.
— Не может быть, — махнул рукой Геннадий.
— Может. Потому что их уроками занимаюсь я, а не ты. И в школу хожу я, и с учителями общаюсь тоже я.
— Но секции у них несерьезные, — встряла свекровь. — Шахматы какие-то, рисование. Это не развивает детей!
— Они ходят туда, где им нравится, — объяснила Виктория. — Чтобы не заниматься через силу тем, что им не интересно.
— Ну да, балуешь их, — фыркнул Геннадий. — Мама права, нужна дисциплина.
— Дисциплина? — Виктория посмотрела на мужа долгим взглядом. — Гена, ты вообще знаешь, во сколько дети ложатся спать? Что они едят на завтрак? Как зовут их учителей?
Геннадий растерянно молчал.
— Вот именно. Ты детьми не занимаешься, но поучать меня готов. Как и твоя мать.
— Виктория! — возмутилась Клавдия Михайловна. — Да как ты разговариваешь с мужем!
— А знаете что? — Виктория встала из-за стола. — С этого момента я больше не буду слушать ничьих претензий. Завтра подаю на развод.
— Что? — опешил Геннадий.
— Именно так. Пятнадцать лет я терплю твою матушку, которая делает из моей жизни ад. А ты молчишь. Более того, встаешь на ее сторону.
Виктория прошла в детскую комнату.
— Собирайтесь, едем к бабушке Лене.
Через час они уже сидели в такси. Дети, привыкшие к конфликтам в семье, не задавали лишних вопросов.
Три месяца пролетели незаметно. Развод оформили быстро — Геннадий не препятствовал. Виктория получила хорошие алименты на двоих детей, их общую квартиру продали. Половину денег плюс детские доли она получила себе.
На эти средства Виктория купила просторную трехкомнатную квартиру в новом районе, немного влезла в ипотеку, но теперь у каждого ребенка была своя комната.
— Мама, а здесь никто не будет нас ругать? — спросила София, обустраивая свой уголок для рисования.
— Никто, доченька.
Виктория стояла у окна своей новой квартиры и дышала полной грудью. Впервые за много лет воздух казался по-настоящему свежим.
— Я слышала, у твоей бабки был вклад в банке! Переведи-ка мне, милая, 3 лимона! — потребовала свекровь, едва Полина вернулась с похорон