Я закрыла дверцу холодильника и посмотрела на кактус на подоконнике. Колючий молчаливый старичок, прям как мой муж.
Я уже пожарила котлетки, сварила рожки и ждала своего Петю. За тридцать два года я изучила своего мужа от и до.
— Ну что, Колючка, как думаешь, Петр сегодня хоть слово скажет?
Муж в последние месяцы был немногословнее моего зеленого друга. Приезжал с работы, ел молча, садился перед телевизором.
Раньше хотя бы интересовался, чем я занималась целый день, кто из соседей по даче заглядывал. А теперь только молча ел и бурчал что-то себе под нос.
Я не понимала, почему он в одночасье стал таким угрюмым и хмурым. Жизнь прожили хорошо, дочке оставили квартиру в городе, сын женился, сами уже многие годы живем в своем домике на даче.
Если уж кто и имеет право ходить мрачнее тучи, так это я, которая устраивает весь быт, чтобы мужу жилось комфортно.
Послышался скрип ворот, и я подошла к окну. Странно, Петр обычно приезжал часа на два позже.
— Ты сегодня рано вернулся, что-то случилось? — сказала я, вытирая руки полотенцем, когда он вошел в дом. — Садись, я уже твои любимы котлетки приготовила.
Муж кашлянул, скинул свои ботинки в прихожей и прошел в комнату, даже не взглянув на меня. Уселся в свое кресло, потер виски, будто у него разболелась голова.
— Я не хочу есть. У нас с тобой сейчас будет серьезный разговор.
От его слов у меня по спине пробежал холодок. Серьёзных разговоров у нас было всего несколько раз в жизни, и ничего хорошего это не сулило.
Я взяла полотенце и зачем-то начала протирать сухие тарелки.
— Что опять случилось? На работе проблемы?
Петр глубоко вздохнул и наконец посмотрел мне в глаза.
— Мне всё надоело, Галь.
Я отложила полотенце и подошла ближе к мужу, а он поморщил нос, будто моя близость его сильно раздражала.
— О чём ты говоришь? Я ничего не понимаю.
— Всё ты понимаешь. Я ухожу от тебя. Меня тут все раздражает.
Казалось, что в доме воздух стал спёртым, и вот-вот у меня начнется одышка.
— Ты так пошутить решил?
— Нет. Я давно уже всё решил.
Мне хотелось взять полотенце, намочить его в раковине и отхлестать своего мужа, но сдержалась.
— Нашёл себе кого помоложе?
Петр поднялся и подошел окну. Он не спешил отвечать, просто уставился на кактус и о чём-то задумался.
— Меня достала эта рутина. Я как белка в колесе, каждый день одно и то же. Сколько мне осталось? Пятнадцать, двадцать лет? Я устал от всего этого.
Устал он, видите ли. А ходить во всем чистом, быть всегда сытым не устал?
— Какой же ты эгоист! А обо мне ты не подумал?
— Не устраивай драму, ты сильная женщина, со всем справишься.
Он пошел в спальню и достал с антресоли старую дорожную сумку. Я пошла за ним, но остановилась у зеркала и посмотрела на себя.
Господи, я столько лет старалась обустроить быть, пылинки с мужа сдувала, чтобы он всегда был доволен.
А сейчас из зеркала на меня смотрела уставшая женщина с лишним весом, непрокрашенными корнями на голове и наспех постриженными ногтями, чтобы удобнее было возиться с грядками.
— Кто она? Думаешь, я поверю, что вот так вот просто уходят из семьи?
Он молча открыл шкаф и начал складывать вещи. Рубашки, свитера, носки.
— Не придумывай. Я просто устал. Сниму себе квартиру и поживу один.
С кухни донёсся звук телефона. Я вышла из спальни и посмотрела на экран. Звонила Наташа, наша дочка.
— Мам, мне вчера звонил папа и сказал, что собирается съезжать. Что у вас там происходит? Вы же никогда не ссорились. Что у вас творится?
— Наташ, не обращай внимания. Мало ли что он ляпнул, я тебе перезвоню позже.
Я засунула телефон в карман и направилась к мужу. Петр продолжал методично складывать вещи в сумку.
— Значит, детям ты сказал раньше, чем мне?
Он пожал плечами.
— Так получилось.
— А что ты им объяснил? Что я тебе надоела? Что я плохая?
— Ничего я такого не говорил, Галь, успокойся. Просто сказал, что мне нужно побыть одному.
Телефон снова зазвонил.
— Да, Дим. Нет, все нормально. Папа решил пожить отдельно. Нет, не знаю зачем. Спроси у него сам. Потом поговорим.
Муж застегнул сумку и выпрямился.
— Остальное заберу потом.
Я пыталась найти в его в глазах хоть что-то напоминающее сомнение, но там была лишь пустота. Прошла в зал и села на диван.
— Ты всё решил? — тихо спросила я.
— Извини, Галь. Так будет лучше.
— Для кого лучше?
Он не ответил, взял сумку и направился к выходу, но у двери остановился.
— Я ещё позвоню.
Первый день без него
Когда за ним закрылась дверь, я вскочила и побежала на кухню. Выключила огонь под сковородой и уставилась на свое отражение в оконном стекле. Глаза сухие, лицо бледное.
— Он ушел, — произнесла я вслух.
Я выглянула в окно и увидела нашего соседа, он возился у сарая, собирал свои инструменты. Вот, жизнь продолжается, как ни в чем не бывало.
Через час в гости зашла соседка по даче.
— Галь, я Петьку видела с сумкой, он что, в командировку собрался?
— Нет, Зин. Он… ушел.
— В каком смысле ушел? Совсем?
— Совсем. Говорит, устал.
— Батюшки! — ахнула Зинаида. — В его возрасте нужно думать, что внукам на день рождение подарить, а у него крышу снесло. А ты, Галь, как, держишься?
— Не знаю. Еще не осознала толком.
— Я сейчас принесу свою наливочку, посидим, поплачем.
Соседка вышла из дома, а я даже не подумала, что через час все соседи уже будут знать, что меня бросил муж. Зачем я ей сказала, глупая женщина?!
Сняла крышку со сковороды и выбросила подгоревшие котлеты в мусорное ведро. Заиграла мелодия. Я нащупала телефон в кармане и посмотрела на экран.
Опять Наташа звонит, а у меня будто и сил больше нет говорить.
— Мам, мы с Димой сегодня приедем к тебе.
— Наташ, не нужно. Я справлюсь, правда.
— Но мам…
— Наташенька, — голос мой смягчился. — Я правда хочу побыть одна. Подумать.
В дверь опять постучали. Зина примчалась с бутылкой, за ней тянулась Клавдия Семеновна из соседнего дома.
— Мне пора, милая, соседки пришли. Не переживай за меня, я тебе завтра позвоню!
Мы сели за стол. Клавдия Семеновна рассказывала про свою золовку, от которой муж тоже ушел, но через год вернулся.
Позже пришла Лидия Петровна, тоже с наливкой из смородины. Я сидела в этот вечер женской солидарности совершенно безучастно.
Слушала их разговоры и поглядывала на свое отражение в экране выключенного телефона. Кому я теперь такая нужна?
Когда соседки наконец ушли, в доме стало оглушающе тихо.
Я посмотрела на часы — половина одиннадцатого. Обычно в это время я уже мыла посуду после ужина, а Петр читал газету.
— За что мне это? — мои слова отозвались эхом в пустом доме.
Пошла в спальню. На кровати еще была видна вмятина от его сумки. В шкафу зияла пустота.
Я открыла комод, нащупала старую шкатулку и достала ее. Фотографии, письма, билетики в театр. Наша с ним история.
Рядом нашла бархатный футлярчик, где лежали золотые серьги с маленькими бриллиантами.
Муж подарил их мне на жемчужную свадьбу, а я их даже ни разу не носила. Да и перед кем красоваться? Перед соседями на даче?
Я надела серьги и подошла к зеркалу. Из отражения на меня смотрела усталая женщина с красными глазами и блестящими камешками в ушах.
— Спасибо за подарок! — сказала я отражению и вдруг рассмеялась — нервно, с надрывом.
Вернулась на кухню, открыла буфет и достала бутылку вина, которую берегла для гостей.
Налила себе в бокал из подарочного сервиза и устроилась на веранде. Включила радио и впервые за много лет позволила себе просто сидеть и ничего не делать.
— За новую жизнь, — сказала я, поднимая бокал. — Раз уж ты так решил.
Необычное утро
Это утро было непривычно особенным. Никто не шаркал тапочками по полу, не кашлял и сморкался в ванной по полчаса.
Я открыла глаза и уставилась в потолок. Часы показывали половину десятого.
Впервые за много лет не встала в семь, чтобы приготовить завтрак мужу.
Включила телефон, и его волной накрыли уведомления. Пропущенные звонки от Наташи, Зина опять что-то написала. Даже свекровь звонила в восемь утра.
Видимо, сынок всё-таки рассказал матери о своем решении.
— Да, Анна Тимофеевна, — сказала я, когда ей перезвонила. — Нет, не знаю, что на него нашло. Спросите у вашего сыночка.
Завершила разговор, не дослушав причитания свекрови. Впервые за тридцать два года.
На кухне я машинально потянулась за сковородкой, но остановилась.
Сегодня я буду завтракать по-другому. Творог с медом и чай с мятой. То, что я люблю, а не то, что привыкла готовить для Пети.
День пролетел удивительно спокойно. Я не убиралась, не готовила обед на двоих, не проверяла, какие вещи мужа нужно постирать. Просто сидела с журналом, который давно хотела прочитать.
Потом позвонила подруге Людмиле, с которой не разговаривала уже полгода, и рассказала, что произошло.
— И как ты теперь?
Я задумалась. Как я? Разбита? Убита горем? Нет. Мне было… странно. Пусто. Но и свободно одновременно.
— Знаешь, я, кажется, тоже хочу попробовать жить по-новому.
На улице опять кто-то стучал молотком — Михалыч продолжал чинить сарай.
Неожиданная встреча
На следующий день я примеряла перед зеркалом красное платье, которое не надевала года три.
Оно все еще хорошо сидело, только в талии немного жало. Сделала прическу, накрасила ногти, достала золотые сережки.
Взглянула на себя в зеркало. Ну вот! Совсем другой человек. И улыбнулась.
В дверь постучали. На пороге стоял Петр.
— Я за остальными вещами пришел, — сказал он, входя в дом.
Я не бросилась к нему с расспросами, не стала умолять вернуться. Просто прошла на кухню, достала турку и заварила себе кофе.
Петр наконец взглянул на меня и замер от удивления.
— Как у тебя дела?
— Нормально. — ответила я обыденно и продолжила помешивать кофе. — А ты думал, я буду валяться в истерике и рвать на себе волосы?
— Нет, но… — он растерянно смотрел на меня. — Просто не ожидал такого…
Я выключила газ и отложила турку, чтобы кофе остыл.
— Петь, ты взрослый мужчина. Решил уйти — уходи! Я не собираюсь тебя держать.
— В тебе что-то изменилось…
— А у меня, представь себе, тоже теперь своя жизнь, — я спокойно улыбнулась. — Впервые за столько лет у меня появилось время думать только о себе. Побыть одной. Дать себе право на отдых.
Михалыч продолжал забивать гвозди в доски и стучал особенно громко. Петр вздрогнул и покосился в сторону окна.
— Он что, все время так долбит?
— А тебя это беспокоит? Ты же больше здесь не живешь.
Петр молчал. Он ожидал рыданий, обвинений, может, даже скандала.
— Ты серьезно?
— Абсолютно, — я поставила перед ним чашку. — Знаешь, я вчера весь день ничего не делала по хозяйству. Читала, слушала музыку. И знаешь что? Мир не рухнул без тебя.
— И ты… не сердишься на меня?
— Сержусь, разумеется, — я посмотрела ему в глаза. — Но это ничего уже не изменит.
Петр сидел за столом не поднимая глаз. Стук молотка за окном становился все настойчивее.
— Забирай свои вещи и уходи.
Он прошел в комнату, достал из комода документы, затем вернулся в прихожую за ботинками.
Все это время я с каменным лицом сидела на кухне и пила ароматный кофе.
Стук снаружи не прекращался и задавал ритм биению моего сердца. Но я не подавала виду.
— Что он там строит? — раздраженно бросил Петр.
— Сарай чинит, говорю же. Тебя это не должно волновать.
— Ну, я пойду, — сказал Петр, остановившись в дверях.
— Удачи, — сказала я даже не поворачиваясь.
Когда дверь за ним закрылась, я выдохнула.
Новая я
Прошла неделя. Два раза в неделю я ездила в город, чтобы с горящими глазами появится в танцевальном клубе. Я давно мечтала научиться танцевать танго.
Там было несколько дам моего возраста. Руководитель, молодой мужчина, говорил, что у меня неплохие данные.
— Галина Петровна, а вы в молодости танцевали? — спросила он после занятия.
— В школе немного. Потом замуж вышла, детей родила — не до танцев стало.
— А теперь время появилось?
— Да, — улыбнулась я. — Теперь появилось.
Домой я возвращалась воодушевленная. В доме было тихо. Я научилась наслаждаться этой тишиной.
Поливала цветы, читала, готовила только то, что хотела. Впервые за много лет жила для себя.
Михалыч закончил чинить сарай и теперь копался в огороде. Иногда мы перебрасывались парой слов через забор.
Дети поначалу волновались, но постепенно привыкли, что я справляюсь сама. Соседки тоже перестали ахать и причитать — видели, что я не развалилась от горя.
Через две недели позвонил сын.
— Мам, как дела?
— Хорошо, Димка.
— Ты с папой разговаривала? Жалуется, что скучно одному. Готовить не умеет, в квартире устроил бардак.
Я ничего не ответила, он сам этого захотел, пусть наслаждается.
— Наташка говорит, ты на танцы ходишь. Это здорово.
— Да, хожу, сыночек. Мне очень нравится.
— А помнишь, как ты нам в детстве рассказывала, что мечтала стать балериной?
Я улыбнулась. Да, было такое. Давным-давно, в другой жизни.
Встретила Зину в магазине.
— Галь, а ты прямо расцвела! — сказала она, не скрывая любопытства. — Помолодела лет на десять.
— Спасибо, Зин, я себя и правда чувствую моложе.
— А твой-то как?
Я пожала плечами и ничего не ответила. Его проблемы меня больше не касались.
Возвращение
Прошел месяц. Я стояла перед зеркалом, примеряя синее платье с пайетками для танцев.
Светка сказала, что на следующей неделе будет показательное выступление, и все должны быть нарядные.
В дверь постучали. Я открыла и увидела Петю с коробкой торта в руках.
— Привет, Галь. Можно войти?
— Что-то случилось?
— Хотел поговорить, — он переминался с ноги на ногу. — Если не возражаешь.
Мы сели на кухне. Петр поставил торт на стол.
— Галь, я… я, наверное, ошибся.
Я молча смотрела на него.
— Думал, что хочу свободы, другой жизни. А оказалось… — он сглотнул. — Оказалось, что без тебя жизнь никакая. Можно мне вернуться?
Я задумалась. За окном копался в огороде Михалыч. В доме тикали часы. Петр ждал моего ответа.
— Ладно, — тихо ответила я. — Но как раньше больше не будет! Я не собираюсь тебе прислуживать. Не буду готовить каждый день, убирать за тобой, стирать твои вещи. У меня теперь своя жизнь. Танцы, встречи с подругами, книги. Если хочешь вернуться — будешь сам о себе заботиться.
— Согласен, — он кивнул. — Я научусь. Буду помогать по дому, готовить. Только… только прости меня, Галь.
Он вернулся с вещами на следующий день. Но все было по-другому.
— Как дела на танцах? — спрашивал он, когда я возвращалась с города.
— Хорошо. Сегодня новые движения разучивали.
— Покажешь?
Я надела свое красное платье, включила музыку и показала несколько движений. Муж смотрел на меня открыв рот.
— Какая же ты у меня красивая, Галь!
Я посмотрела на мужа, потом на свое отражение в оконном стекле. Та же женщина, но другая.
Я больше не была просто женой Петра Ивановича. Я была свободной женщиной, которая живет так, как хочет.
Не смогу я тебя полюбить