Анастасия долго стояла в коридоре, не в силах поверить в происходящее. Сумка, собранная наспех, валялась у ног, а за дверью раздавались глухие голоса мужа и его матери.
— Настя, ну ты чего, давай спокойно обсудим, — доносился голос Романа, её мужа. Он говорил чуть приглушённо, но Анастасия знала, что это лишь тактика. Он всегда звал к разговору, когда надо было убедить её уступить.
Всего неделю назад её жизнь казалась нормальной. Они с Ромой обсуждали отпуск, выбирали новую мебель для кухни. И вдруг — этот удар. Его мать, Валентина Петровна, позвонила и сообщила, что приезжает «погостить на недельку». А на деле привезла с собой младшую дочь с двумя детьми и чемоданами вещей.
— Всего на пару недель, пока дочка не решит вопрос с квартирой, — заявила Валентина Петровна, как только переступила порог.
Анастасия остолбенела. Двухкомнатная квартира, купленная ими с Ромой в ипотеку, не выдерживала наплыва гостей. И это гости? Это родня, которая, судя по всему, уже решила, что имеет полное право на их пространство.
В первую же ночь дети скакали по дивану, а младшая сестра Ромы взяла и поставила в ванной свои крема и шампуни, сместив Настины вещи в пластиковый пакет.
— Мам, а может, лучше снять квартиру для Лены с детьми? — осторожно предложила Настя на кухне, когда Валентина Петровна переворачивала на сковороде оладьи.
— Настя, ты не понимаешь. Сейчас трудное время, у Лены муж работу потерял. Вот на вахту поехал. Снимать дорого. Мы же семья, надо помогать.
«Помогать», — это слово за последние дни превратилось в нож, которым тычут в спину.
— А почему вы не можете поехать к себе? Почему должны мучить меня?
— У меня нет условий для Лены с детьми, пусть пока у вас. А кухню я могу взять на себя, только продукты купи, вот список, — сделала жалобный вид свекровь.
«С продуктами и дурак приготовит,» — подумала Настя.
Роман не спешил вставать на её сторону. Он только разводил руками:
— Ну это же ненадолго. Потерпи чуть-чуть.
Настя терпела. До того самого утра, когда за завтраком услышала от Лены:
— Нам тут нравится. Может, дольше поживём. Всё равно у вас места много. Давно говорю, пора продать мамин «шалаш» и перебираться в город.
Она посмотрела на мужа, ожидая, что он остановит сестру. Но Роман лишь сделал вид, что слишком занят телефоном.
В тот момент Анастасия поняла: она либо остановит это вторжение сейчас, либо её жизнь превратится в бесконечный коммунальный ад.
Вечером, вернувшись с работы, она увидела, как Валентина Петровна хозяйничает на кухне, Лена развалилась с детьми в их спальне, а Рома сидит на балконе с видом «я не вмешиваюсь».
Она глубоко вдохнула, пытаясь сдержать эмоции.
— Рома, выйди поговорить, — сказала она, едва сдерживая дрожь в голосе.
— Что случилось? — он встал, но в его голосе слышалась усталость.
— Случилось? — Настя сжала зубы. — Случилось то, что ты не в состоянии поставить рамки своей маме и сестре.
— Началось… — Рома закатил глаза. — Ты снова раздуваешь из мухи слона.
— Правда? Давай тогда поговорим серьёзно.
Она чувствовала, как внутри нарастает злость.
— Или я, или твоя родня. Решай.
Роман удивленно поднял брови и слегка попятился.
— Ты что несешь? Это же моя мать и сестра. Какие такие ультиматумы?
— Какие? — Настя схватилась за спинку стула, чтобы не сорваться на крик. — Они поселились в нашей квартире, как у себя дома. Сестра развалилась на нашей кровати, дети разнесли гостиную, твоя мама указывает мне, как жарить котлеты в моей же сковороде!
— Ну подожди, — Рома вскинул руки, пытаясь ее успокоить. — Это временно. Ты сама говорила, что семья должна поддерживать друг друга.
— Поддерживать? — Настя засмеялась, но смех вышел нервным и злым. — Ром, я думала, что «поддерживать» — это помогать, а не тянуть на себе всех ваших родственников!
Она сказала это так громко, что за стенкой притихли. Послышались приглушенные голоса Валентины Петровны и Лены.
— Скажи честно, они будут тут находится пока мать жилье не продаст или пока отец семейства не вернется? Хватит врать?
— Не знаю я, Настя, не ори, — зашипел Рома. — Слышат же!
— Отлично! Пусть слышат! Может, тогда хоть кто-то поймет, что я больше не собираюсь жить в этом дурдоме!
Рома провел рукой по лицу и шумно выдохнул.
— Ты перегибаешь. Это же ненадолго.
— Ненадолго? — Настя уставилась на него с таким выражением, что он невольно сделал шаг назад. — Они приехали на неделю. Прошло три. Уже намекают, что останутся дольше. Знаешь, чем это закончится? Тем, что я буду спать на кухне, а твоя родня объявит эту квартиру своей.
— Перестань драматизировать, — Рома повысил голос. — Ты сама себе это накручиваешь.
— Я накручиваю?! — Настя шагнула к нему, сжимая кулаки. — Ты хоть раз за эти три недели встал на мою сторону? Хоть раз сказал своей маме: «Хватит»? Нет! Ты как тряпка — только отводишь глаза и ждешь, пока всё само рассосется!
— Я тряпка? — в его глазах мелькнул огонек злости. — Ты думаешь, мне легко между вами? Мама стареет, сестре тяжело. Я между двух огней!
— Так выбери огонь, Рома, — Настя вскинула голову. — Либо ты с ними, либо со мной.
Роман сжал челюсти и отвернулся к окну. За окном мерцали огни многоэтажек, во дворе кто-то курил, а в квартире стояла напряженная тишина.
— Я не могу выставить их на улицу, — наконец сказал он. — Они семья.
— А я кто? — Настя прошептала, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Или я для тебя никто?
— Ты… — он замялся, опустил глаза и тихо добавил: — Ты тоже семья.
— Тогда почему я чувствую себя чужой в собственной квартире?
Роман не ответил. За дверью раздался детский смех — дети снова носились по спальне, как по стадиону.
Настя резко развернулась и схватила куртку с вешалки.
— Всё. Я ухожу.
— Куда? — Роман обернулся.
— Туда, где меня не будут выживать из моей жизни.
Она хлопнула дверью так сильно, что со стены с глухим стуком слетела фоторамка с их свадебным снимком.
Настя спустилась по лестнице, держа в руках телефон. Сердце колотилось так громко, что казалось — стук слышен всем соседям. Она вышла на холодный ночной воздух и вдохнула полной грудью.
Стоять на крыльце подъезда было странно — всего полчаса назад она сидела за своим кухонным столом и слушала, как Валентина Петровна в очередной раз объясняла, что «Насте надо быть мягче, чтобы в семье был мир». А теперь перед ней — ночь и пустая улица.
Телефон завибрировал.
— «Рома».
Она выждала несколько секунд и сбросила звонок. И тут же пришло сообщение: «Прости. Вернись. Разберёмся».
Разберёмся… Она горько усмехнулась. Он ведь всегда так говорит. И никогда не разбирается.
Настя пошла к остановке. Ей было всё равно, куда ехать, лишь бы подальше от этих стен, где она больше не чувствовала себя хозяйкой.
В телефоне отобразился новый звонок — теперь уже от свекрови. Она сбросила и этот. Следом пришло сообщение: «Настя, ты не права. Семье и так трудно, а тут ещё ты с капризами. Давай жить мирно».
«Мирно», — повторила она про себя. Для них «мирно» значило — молчи и принимай всё, что они решат за тебя.
Настя доехала до маминой квартиры. Долго стояла у двери, прежде чем позвонить.
— Доченька? — мама открыла сразу. — Ты чего в таком виде?
— Мам, можно я у тебя переночую?
— Конечно, заходи. Что случилось?
— Случилось то, что я больше не могу жить так, как жила, — Настя сбросила куртку и села на диван. — Они заполонили мою квартиру. Я чувствую себя лишней в собственной жизни.
Мать вздохнула и принесла чай.
— Настя, я же тебя предупреждала. У Ромы мама сложный человек. Сначала будет гостить, потом решит остаться…
— Уже решила, — перебила Настя. — И Рома не собирается ничего менять. Для него удобнее отмалчиваться.
— И что ты теперь? Вернёшься?
— Не знаю, мам. Я люблю его. Но если любовь означает, что я должна жертвовать собой ради его семьи, то это не любовь. Это рабство.
Они сидели в тишине. Настя смотрела на знакомую с детства кухню и вдруг ощутила странное спокойствие. Здесь нет чужих тапочек в коридоре, разбросанных детских игрушек, запаха чужой еды. Только мама и чай с лимоном.
— Я не хочу туда возвращаться, — наконец сказала Настя вслух.
— Может, Рома всё поймет? Позвонит, приедет?
— Он уже звонил. Но если бы хотел понять — он бы остановил их раньше.
Телефон снова завибрировал. Настя глянула на экран. Рома: «Настя, ты где? Давай без истерик. Это же моя семья. Завтра всё обсудим».
«Без истерик…» Она положила телефон экраном вниз.
— Мама, я устала. Можно я просто лягу спать?
— Конечно, доченька.
Всю ночь Настя не сомкнула глаз. Она пыталась понять: если она вернется, что изменится? Будет ли Рома когда-нибудь на её стороне? Или она снова услышит: «Ну потерпи ещё немного…»
Утром она взяла телефон и написала короткое сообщение: «Рома, я останусь у мамы. Мне нужно время подумать».
Ответ пришёл быстро: «Ты серьёзно? Значит, мама была права — ты не умеешь быть женой».
Настя перечитала эти слова и вдруг ощутила облегчение. Не боль, не обиду — именно облегчение.
«Если для тебя «быть женой» — значит, терпеть вторжение твоей семьи, то ты прав. Я не умею. Развод и раздел имущества неизбежен», — написала она и нажала «отправить».
Она посмотрела в окно. Город просыпался. Люди спешили по делам. Настя вдруг поняла, что впервые за долгое время чувствует себя свободной.
Собирай вещи и уходи, это не мой ребенок