— Я не приду, мам, — голос Евгении в трубке был все таким же сухим и холодным, как при последнем их разговоре пять лет назад.
— Доченька, ну как так – не придешь? Это же отец твой, каким бы он не был…
— Вот именно, мама! Не был! После того, что вы сделали, радуйся, что я хотя бы на похороны согласна копейкой помочь.
— Женечка, ну то люди подумают! Как же так, единственная дочь – и на похороны отца не явилась!
— Скажи им, что у дочери много дел. Она ремонт в доме делает, — язвительно отозвалась Женя в ответ.
После чего бросила трубку и до Анастасии Михайловны донеслись гудки.
— Как же так, — вздохнула пожилая женщина, промокнув глаза черным платком. – Как же так… Мы ведь все для нее делали.
А в это же время на другом конце города Евгения, положив трубку, повернулась и тут же встретилась взглядом с сыном Славиком.
— Кто звонил так поздно? – уточнил он, потягиваясь.
— Мать. На похороны отца звала, — буднично пожала плечами Евгения.
— Я не пойду, — сразу же поставил ультиматум Слава.
— Я тоже. Сказала, что занята, дом ремонтирую.
— Между прочим, чистая правда, — хмыкнул Слава. – Я, кстати, что тебя искал…
На маркетплейсе те обои, что нам понравились, по скидке в тридцать процентов выставили.
Там остатки, двенадцать рулонов всего. Но на твою комнату хватит.
— Их и на твою хватит. Ты же именно их хотел.
— Будем считать, что я перехотел. Выбрал другие, они тоже прикольные и тоже, представляешь, со скидкой.
И их там всего девять рулонов, как раз на мою комнату, ну если не считать акцентную стену, которая будет в другом цвете.
— Заказываем, — тут же приняла решение Евгения.
И пока они с сыном оформляли заказ, нет-нет да возвращалась мыслями в свое тяжелое (благодаря отцу) и беспокойное детство.
Мать всегда в оправдание отца (она во всем поддерживала его причуды) говорила, что плохо жили все вокруг.
И в ее словах отчасти была доля правды, если воспринимать за «всех вокруг» ал..кашей и любителей запрещенных веществ, которых в их районе было пруд пруди, по крайней мере – во времена детства Евгении.
Да только это самое детство лишь ранней своей частью пришлось на девяностые, причем на самый их конец.
А вот сознательный возраст и подростковые годы – это уже были вполне себе нормальные нулевые, когда семья из двух работающих взрослых могла нормально одеть и накормить одного ребенка.
Да только Евгении о «нормальном» уровне жизни и мечтать не доводилось.
Потому что мечты отца были важней и значимей ее собственных. Да и что это за мечта такая – шампунь и новые сапоги!
Волосы, вон, можно и мылом хозяйственным помыть. В старину золой и луковой шелухой головы мыли – и не жаловались. И гривы до пояса имели.
А Женька просто приду…ривается, когда говорит, что от хозяйственного мыла у нее волосы секутся.
А сапоги новые – это вообще за гранью фантастики мечта, конечно. Тоже мне, модница. Старые подклеишь и походишь еще год, а то и два.
Ну и что, что через месяц склеенное расклеится, потому что нога выросла и в обувь просто не влезает? У всех влезает, а у тебя не влезает? Не выдумывай, тоже мне, растущий организм.
Что это за мечты у Женьки? Мелочные какие-то, однодневные. Ничего такие мечты не стоят. Вот у отца мечта так мечта – большой и качественный дом.
Не эти вот бревенчатые избушки и из дендрофекалия собственные каркасники, которые постоянно рекламируют, а настоящий дом! Добротный, каменный.
Вот как построит отец такую огромную домину, как переедут они в нее всей семьей – вот тогда и поймет Женька, что такое настоящее счастье и настоящее мечты.
Да еще и «спасибо» потом отцу скажет, что не на ерунду какую деньги спускал, а вкладывался в будущее своего рода.
А чего это ты, Женька, ро..жу кривишь? В мечты отца не веришь? Ну так если что не нравится – тебя никто не держит, куда хочешь – туда и иди.
Евгении порой казалось, что на всю семью мозги имеются только у нее одной. Потому что ей почему-то еще в десять лет было очевидно, что теми темпами и с теми доходами, что имеются у их семьи, этот дом они не построят никогда.
Каркасник в ипотеку, когда ставка еще не была непомерно высокой? Да, вполне осуществимо.
Взять деревянный дом, нуждающийся в ремонте и лет за десять пятнадцать силами всей семьи привести его в порядок? Тоже реальный вариант.
Но строить каменный дом, да еще и часть работ делать самостоятельно… Ну не для их достатка этот проект, неужели непонятно?
А вот непонятно. В семье считали каждую копейку, годами не покупали новую одежду, перешивая старую и донашивая за дальними родственниками, экономили на всем, включая еду.
И все для того, чтобы собранную в конце года сумму пустить на «новый этап строительства».
К моменту окончания Женей школы был готов первый этаж будущего дома в черновом варианте.
Без коммуникаций, с туалетом в конце огорода, но отец гордо называл это «домом». И, посоветовавшись сам с собой, решил, что пора Жене тоже вносить свою лепту и нечего за партой зря время просиживать.
Так Женя была весело и задорно трудоустроена после девятого класса уборщицей сразу в три места.
Заработанные деньги отец отбирал, распоряжаясь финансами по своему усмотрению.
То есть вливая большую часть денег в «стройку века», а на оставшиеся гроши позволяя супруге и дочери, так и быть, купить подмерзшей картошки по скидке, куриных лап и шкур на суп.
Ну и ладно уж, в честь праздника можно, пачку чая, но чтобы без сахара, потому что нечего тут зря деньги тратить.
— Мама, так нельзя жить! Я не могу и не хочу так! – пыталась достучаться до матери Евгения, но Анастасия Михайловна лишь вздыхала и принималась поучать дочь.
Внушать, что семья должна держаться вместе. Что отец лучше знает и его план ничем не хуже других. Что у других вообще родители пьют, а Жене радоваться надо…
Радоваться почему-то не хотелось. Хотелось сбежать как можно дальше, что Женя и сделала.
Тем более, что ей подвернулся самый что ни на есть удачный шанс – знакомый сантехник на пять лет старше ее начал оказывать девушке знаки внимания и весьма недвусмысленно намекать на серьезность своих намерений.
Скромно расписавшись с Олегом, Женя переехала к нему и его матери. Со свекровью она, что удивительно, быстро нашла общий язык.
И даже появление внука не внесло в семью раздора – наоборот, узнавшая про внеплановый «залет» женщина не песочила сына и невестку, а сказала, что раз уж так случилось, надо думать, что делать дальше.
Предложила помощь со своей стороны и действительно ее оказывала. Именно Кира Викторовна внушила Женьке, что ей надо пойти и получить «хоть какое-нибудь» образование.
Так что ее стараниями и с ее помощью (а кто бы еще со внуком посидел, если мать с отцом Женю и знать не желали после ее ухода?) Женька окончила кулинарный техникум и после окончания декрета вышла на более престижную и самое главное – лучше оплачиваемую работу.
Но судьба решила, что Жене еще недостаточно отсыпано проблем, поэтому послала ее семье новое испытание.
Во время одного из плановых обследований Олегу поставили страшный диагноз. И следующие три года семья билась изо всех сил, чтобы вырвать сына, мужа и отца из костлявых лап.
Лечение прошло успешно, но образовались долги, которые нужно было пусть и постепенно, но выплачивать. Вот тогда Женя и рискнула попросить помощи у родителей.
Попросила – и ушла в слезах, потому что отец не нашел и пяти тысяч в месяц для дочери и родного внука, чтобы хоть как-то облегчить их жизнь.
— Женька, ты взрослая уже, должна уметь правильно распоряжаться деньгами. Если нечем отдавать – незачем было и брать.
— Папа, да ты что такое говоришь! Мы ведь эти кредиты на лечение набирали! Жизнь спасали любимому человеку. Что, по-твоему, делать ничего не надо было?
— Бог дал, бог взял, — пожал плечами «отец года». – А люди каждый день умирают. Что теперь, ради каждого будешь впрягаться?
— Мама, а ты так и продолжишь молчать? – не веря, что все это происходит с ней, спросила Женя.
И поняла, что да – мать так и будет молчать. Молчала же, когда ее саму и общего ребенка муж кормил какими-то от.бросами.
Молчала, когда одевала дочь в обноски и слушала жалобы о том, что все дразнят ее ребенка лицом без определенного места жительства.
Промолчит и сейчас. Всегда молчать будет. Всегда будет молча одобрять любую дичь, которую только сотворит ее супруг.
Вот такая семья у Женьки была, ну да и черт с ними. Они сами справятся. Разберутся.
— Я поеду на вахту, — обозначила Женя за ужином.
Олег и его мать переглянулись друг с другом, словно Женя только что подтвердила самые худшие опасения.
Но пояснять природу этих взглядом не стали. А Жене следующие недели было не до того.
Она оформляла временную опеку по семейным обстоятельствам на свекровь, заключала договор и проходила инструктаж перед тем, как на целых полгода уехать в далекий северный поселок без связи и без солнечного света.
Повара были нужны везде, в этом свекровь была права. А вот ехать туда, куда отправилась Женя, даже за большие деньги, желающих было немного.
Шутка ли, вдали от цивилизации, на краю земли, да еще и с «подарками» от матери природы в виде полярной ночи!
Поездка эта и работа в тяжелых условиях забрали у Жени, казалось, лет пять жизни вместо полугода. Но зато одной такой поездки хватило, чтобы расплатиться с большей частью долгов.
— Мама, ты вернулась! – радостные вопли Славика, встречающего ее вместе с Кирой Викторовной на перроне, казалось, выдернули Женю окончательно из темного мрачного мира и вернули в нормальную реальность.
— Вернулась, — тихо выдохнула Кира Викторовна, крепко обнимая женщину и прижимая ее к себе.
— Да вы меня как с во.йны встречаете, Кира Викторовна. С чего бы я не вернулась-то? – только тут Женю озарило.
Вспомнила она все те взгляды, которыми обменивались муж и свекровь перед ее поездкой. Вспомнила и то, каким отстраненным выглядел Олег, когда ее провожали на поезд.
– Вы что, думали, что я вас брошу?! – возмущенно заорала она на весь перрон. – Да вы… Да вы знаете, что… Да как вы вообще могли обо мне так… — она могла лишь возмущенно открывать и закрывать рот, пытаясь подобрать нематерные слова для описания своего отношения к ситуации. Не получалось.
— Прости, дочка, прости. Навидалась просто, как вот так сбегали и жены, и мужья. И детей бросали, и чего только не делали, — поспешно замахала руками свекровь.
А потом сообщила Жене хорошую новость:
– Представляешь, у меня тетка умерла.
— Сочувствую, — отозвалась Женя.
— Да мы не были особо близки. Даже не общались почти. И надо же было такому случиться, что я там ближайшая родственница.
В общем, я думала продать ее дом и с долгами рассчитаться, но раз уж ты эту проблему решила – забирайте вы с Олегом этот дом себе.
А то вы вроде как второго собирались заводить, а мы и так в тесноте, хоть и не в обиде.
— Вы… Вы серьезно?
— Серьезно, Женечка, серьезно. Оформлю все вам с Олегом и Славиком в равных долях и живите.
Там дом на четыре комнаты с кухней, с печным отоплением, правда, но газ вдоль границы участка проведен, а уж себе подключение сделать не так уж много времени и денег займет.
Без долгов да оба работая быстро все сделаете. Да и я помогу, чем смогу, — пообещала свекровь.
И действительно, помогала. Самой лучшей помощью в итоге стало то, что в этот дом они так и переехали вчетвером, а квартиру Киры Викторовны сдали в аренду.
Пенсия женщины, доход от квартиры, работа Жени (но больше никаких вахт, хватило с нее этого экстрима). А там и Олег, закончив реабилитацию, снова встал в строй и начал приносить домой неплохую зарплату.
Именно тогда, когда Женя наконец-то наладила свою жизнь, кто-то наверху, видимо, решил напомнить ее биологической семье о значении слова «бумеранг».
Пока молодая женщина кр…вью и потом разгребала проблемы в своей семье, ее родители достроили все-таки дом отцовской мечты.
Достроили – и даже заехали туда жить, чтобы удобней было делать ремонт и постепенно обживаться.
Ох, как хвастался всем знакомым отец первую неделю существования готового дома… ровно до тех пор, пока однажды ночью они с женой не проснулись от жуткого треска и грохота.
Вышли наружу посмотреть – и увидели, что дом буквально треснул в двух местах. Фундамент, стена и даже на крышу зашло.
Как сказали потом знающие люди – проблема была именно в фундаменте, что-то нарушили при технологии изготовления, вот и дало о себе знать это нарушение в самый неподходящий момент.
Отец Женьки как увидел это – так за сердце схватился и упал замертво. Кира Викторовна, когда Женя пересказала ей все узнанное от матери, вздохнула и пробормотала что-то о том, что «бог – не Ерошка».
Женя в богов после случившегося верить не начала, но и отца не жалела. Считала где-то в глубине души, что он все произошедшее с ним заслужил.
Заслужил осознать перед см..ертью, что все его мечты, ради которых он лишал нормальной жизни и жену и дочь, ради которых отказал в помощи в трудную минуту Жене и ее новой семье, не стоят на самом деле и ломаного гроша.
На похороны Женя не пришла. А вот на вступление в наследство подала. Решила, что будет неплохо все-таки получить хоть какую-то компенсацию за годы жизни «в черном теле» и все перенесенные в детстве унижения.
— Наследство делить явилась? Последнее у матери забрать собралась?! – устроила мать ей сцену в кабинете нотариуса.
— Ну ты же позволяла ему забирать последнее у меня, — хмыкнула Женя. – Чего бы мне о тебе сейчас беспокоиться? У меня сын подрастает, я о его будущем беспокоюсь, в отличие от некоторых.
— И что ты хочешь?
— Да ничего особенного, мам. Деньги от продажи участка. Дом этот все равно под снос, он ни к проживанию, ни к реконструкции не пригоден.
Земля дорого не стоит, но как раз по стоимости перекроет и мою треть в нашей общей квартире, и ту четверть отцовского имущества, что мне достаться должна.
— Ты хочешь забрать у меня последнюю память о муже? Хочешь, чтобы мы продали участок, на котором стоит этот дом?
Чтобы уже через полгода было уничтожено какой-нибудь бригадой все, чего мы с отцом добились?
— Ничего вы не добились, мам. Ничего. Только зря страдали и меня страдать заставляли. И да – я с удовольствием бы посмотрела, как этот чертов дом разносит бульдозером по кирпичикам, да только времени на это нет.
У тебя, на самом деле, два варианта. Ты можешь продать участок и отдать мне деньги, решив все миром. Или же можешь упираться – и тогда я свою долю в нашей общей квартире продам чистоплотной цыганской семье из пятнадцати человек.
И будет у тебя старость настолько же веселая, насколько приятным было мое детство.
Анастасия Михайловна все же вняла голосу разума и участок продала. По деньгам действительно вышла сумма, компенсирующая Евгении ее долю в родительской квартире и в наследстве отца.
— Не дочь ты мне больше после такого, — вздохнула женщина, передавая Евгении деньги.
— Домик треснутый – твой единственный ребенок. Причем уже давно. А я дочерью и не была никогда.
На этом они и разошлись. Больше попыток связаться друг с другом не делали и как живет мать после продажи участка, Евгения не знает.
Деньги, доставшиеся ей от матери, женщина положила на счет. Постепенно и она, и Олег и Кира Викторовна при случае «добрасывают» туда копеечку, в шутку называя этот счет «институтским фондом».
Славка против названия протестует – говорит, что ему мозгов хватит на выбранную специальность и на бюджет поступить, а деньги лучше потом потратить на недвижимость для жизни или для сдачи в аренду.
Женя знает, что любой Славкин выбор в итоге будет лучшим, чем то, что делал ее собственный отец. Поэтому соглашается с идеями сына и продолжает при случае пополнять вклад.
Не загоняя всю семью в черное тело, понемногу и в доступных рамках. Как бы то ни было, когда-то эти деньги Славке пригодятся.
И хорошо, что у нее есть возможность дать сыну лучшее будущее чем то, что было у нее стараниями родителей.
Об отце и матери Женя не вспоминает, не скучает и все так же не жалеет о смерти отца. Сложно жалеть о том, кого у тебя не было.
— Ваш сын проиграл мои украшения, и вы считаете, что я должна это простить? — спросила я свекровь