У мусорных баков – картонная коробка. Потрёпанная, с разводами от дождя. И рядом – он.
Пёс лежал, вытянув лапы. Бурая шерсть свалялась комками, на левой передней – запёкшаяся кровь. Ребра проступали через кожу. Глаза – мутные, но настороженные.
Кто-то бросил ему остатки бутерброда.
– Эй, дружок! На, поешь.
Пёс даже не взглянул. Только тяжело вздохнул, не двигаясь с места. Еда осталась нетронутой.
Рыжая кошка, живущая при соседнем кафе, подкралась к коробке. Пес поднял голову – медленно, будто каждое движение причиняло боль. Не залаял. Просто посмотрел – и кошка отступила, юркнула за угол.
Люди шли мимо. Марина Сергеевна заметила его ещё вчера вечером.
– С работы иду – он там. На работу иду – он там, – рассказывала она коллеге. – Около этой дурацкой коробки. Словно ждёт чего-то.
В тот день Марина вышла из поликлиники пораньше. Что-то в этой собачьей верности задевало сердце.
Она остановилась в нескольких шагах.
– Ну привет, охранник. На посту?
Пёс поднял голову. В глазах – усталость.
– Что же ты стережёшь-то так? – Марина сделала шаг ближе, доставая из сумки купленный в кулинарии фарш. – Давай договоримся: ты поешь, а я одним глазком гляну?
Пёс с трудом поднялся на лапы. Покачнулся, но устоял – и встал между женщиной и коробкой. Не оскалился, не зарычал. Просто заслонил собой.
«Боже, – подумала Марина, – он же еле живой.»
Из коробки донёсся звук. Слабый, едва различимый. Писк?!
Писк повторился – слабый, как шелест осеннего листа. Марина замерла. Сердце пропустило удар, а потом забилось часто-часто. Тридцать восемь лет в медицине научили её одному: если что-то так пищит – оно живое. И ему нужна помощь.
– Там кто-то есть? – она опустилась на корточки, стараясь не делать резких движений.
Пёс не сводил с неё глаз. В них читалось что-то похожее на мольбу.
– Послушай, друг. Если там что-то живое, мне нужно посмотреть.
Она осторожно положила на асфальт пакет с фаршем. Пёс принюхался, но не сдвинулся с места. Голод, видимо, уже не был его главной проблемой.
– Ладно. Вернусь через полчаса.
Марина почти бежала по улице, прижимая к груди сумку со свежекупленными припасами. Термос с тёплым бульоном, чистое полотенце, маленький фонарик. И – на всякий случай – перчатки и антисептик. За годы работы в больнице она привыкла готовиться к худшему.
Пёс был на месте. Казалось, он вообще не менял позы с того момента, как она ушла.
– Это снова я. Поешь, пожалуйста.
Она налила в крышку термоса немного бульона и поставила перед ним. Пёс смотрел, не мигая. Потом медленно, словно преодолевая боль каждым движением, опустил голову и начал лакать. Отчаянно. Будто это первая еда за много дней.
«Бедняга, да он же на последнем издыхании.»
Воспользовавшись моментом, Марина осторожно приблизилась к коробке. Внутрь не заглядывала – просто присела рядом. Пёс вскинул голову, но не двинулся с места. Кажется, бульон подействовал – в глазах мелькнуло что-то вроде доверия.
– Можно? – она кивнула на коробку.
Пёс не возражал. Или просто не было сил.
Марина включила фонарик и заглянула внутрь. Сначала увидела старый, потрёпанный плед. Затем – что-то, завёрнутое в мужскую куртку, слишком большую для содержимого. И тут она услышала тот самый писк – на этот раз отчётливее.
Сердце сжалось. Она осторожно отодвинула край куртки.
– Боже мой.
В коробке, свернувшись клубочком, лежал крошечный котёнок. Серый, с белыми лапками, не больше её ладони. Он не открывал глаз – видимо, совсем новорождённый. И он был живой.
– Как же так? – прошептала Марина, оглядываясь на пса.
И тут её осенило. Этот пёс не просто сидел возле коробки. Он охрпнял её. Охранял котёнка! Пёс охранял котёнка – существо, которое по всем законам природы должен был бы считать добычей. Или врагом. Но никак не тем, кого нужно защищать.
– Ах ты. Вот ты какой. – Её глаза наполнились слезами.
Пёс, пошатываясь, подошёл ближе и лёг у её ног, положив морду на край коробки. Словно говорил: «Теперь ты знаешь. Помоги нам».
Марина достала телефон, пальцы дрожали:
– Алло, Светлана Юрьевна? Это Марина из второй хирургии. Да, знаю, что выходной. Помните, вы давали номер того ветеринара, к которому своего кота водите? Мне срочно нужен его номер. Это вопрос жизни и смерти.
Пока она говорила, ветер усилился. Начал накрапывать дождь. Марина, не думая, сняла свой шарф и прикрыла им коробку.
– Не волнуйся, малыш, – прошептала она, не зная точно, к кому обращается – к псу или к котёнку. – Теперь вы не одни.
Она набрала новый номер.
– Добрый вечер! Меня зовут Марина, мне дала ваш номер Светлана Юрьевна. Да, у меня экстренный случай. Бездомный пёс, очень истощён, рана на лапе. И ещё котёнок, совсем маленький. Я не знаю, сколько они уже так. Да, могу сфотографировать. Что? Нет, вы не поняли! – её голос дрогнул. – Пёс охраняет котёнка! Понимаете? Он сам еле живой, а оберегает чужого детёныша.
На том конце провода повисло молчание. Потом мужской голос произнёс:
– Давайте адрес. Буду через двадцать минут.
Ожидание растянулось, как резиновое. Дождь усиливался. Марина сидела на корточках рядом с коробкой, прикрывая её своей курткой, оставшись в одной блузке. Холода она не чувствовала.
Пёс задремал, привалившись к её ноге. Доверился. Марина смотрела на его морду – израненную, но удивительно благородную? Нет, не то слово. Человечную.
Ветеринарная клиника встретила их стерильной белизной и запахом антисептика. Марина почувствовала себя как дома – больничная атмосфера
Врач, Игорь Александрович (познакомились еще в машине), бережно принял коробку с котёнком.
–Давайте сначала осмотрим малыша.
Он осторожно извлёк крошечный комочек из куртки и положил на смотровой стол. Котёнок казался таким беззащитным под холодным светом ламп.
– Мм-да. Дней пять от роду, не больше. – Ветеринар ловко осмотрел животное, проверяя реакции и прослушивая крошечную грудную клетку. – Обезвожен, но в целом. Этому малышу крупно повезло.
– Повезло? – переспросила Марина, не сводя глаз с пса, который, несмотря на измождение, не спускал глаз с котёнка.
– Именно. Без матери, в холоде. Знаете, новорождённые котята даже не могут самостоятельно испражняться. Им нужна стимуляция, которую обычно мать обеспечивает вылизыванием.
Марина посмотрела на пса, и её глаза расширились от внезапной догадки.
– Вы думаете, он?
Ветеринар пожал плечами:
– Не знаю. Но кто-то явно заботился о малыше. И да, такое случается. Редко, но животные иногда удивительнее людей.
Он бережно переложил котёнка в специальный бокс с подогревом и повернулся к псу:
– Теперь этот герой. Поможете мне?
Следующий час прошёл как в тумане. Осмотр. Капельница. Обработка раны. Укол антибиотика. Стрижка свалявшейся шерсти вокруг повреждённой лапы.
– Старый перелом, – пробормотал Игорь Александрович, рассматривая рентгеновский снимок. – Неправильно сросся. И возраст. Ему лет девять, не меньше. Для дворняги это уже старость.
Пёс лежал на столе, позволяя чужим рукам делать с ним всё, что нужно. Только когда его переносили, он едва заметно повернул голову в сторону бокса с котёнком – будто проверял, всё ли в порядке.
– И что теперь? – спросила Марина, когда основные процедуры были закончены.
Лицо ветеринара стало серьёзным.
– Я не буду вас обманывать. Собака в тяжёлом состоянии. Истощение, обезвоживание, анемия, воспаление. Он очень долго был на пределе. – Игорь Александрович помолчал. – Такие собаки часто долго не протягивают. Понимаете?
Марина кивнула. Она понимала. За годы работы в хирургии она научилась распознавать этот тон – когда врач готовит к худшему.
– И ещё вот что, – Ветеринар показал на экран ультразвука. – Здесь, видите? Образование в брюшной полости. Нужна биопсия, чтобы точно сказать, но…
– Рак? – тихо спросила Марина.
– Вероятно.
Она прикрыла глаза.
В углу комнаты тихо пискнул котёнок. Пёс тут же поднял голову, напрягся, пытаясь встать.
– Тише, тише, дружок, – Марина погладила его по голове. – Он в порядке. С ним всё хорошо.
– Я заберу их. Обоих.
– Что? – Ветеринар посмотрел на неё с удивлением. – Но котёнку нужен особый уход. Кормление каждые два часа, и собака. Ей нужны лекарства, процедуры, возможно, операция.
– Я медсестра, – просто ответила Марина, и в этот момент она почувствовала себя снова двадцатилетней, только окончившей училище, полной надежд и веры в то, что может помочь каждому. – Я справлюсь.
– А что скажет ваша семья?
Она горько усмехнулась:
– Моя семья – это я и кошка Муся. Муся переживёт. – Она перевела взгляд на пса. – Он заслужил шанс. Шанс дожить свои дни не на улице. И видеть, как растёт тот, кого он спас.
Игорь Александрович покачал головой, но в его глазах читалось уважение.
– Что ж. Я дам вам все рекомендации. И вот что, – он понизил голос, – скажите, где вы его нашли. Я позвоню в приют, они пробьют по базе потеряшек. Вдруг его кто-то ищет?
Марина кивнула, но внутренний голос подсказывал – никто не ищет. Этому псу давно уже никто не был нужен.
Кроме крохотного бездомного котёнка.
А теперь и кроме неё.
– Дед! Дед, смотри, что я принесла!
Так теперь называли пса соседи – за седую морду и несуетливую мудрость во взгляде. Прошло два месяца с того промозглого вечера у мусорных баков. Два месяца, полных капельниц, уколов, крохотных побед и тихих разговоров по ночам.
Марина поставила на пол миску с куриным фаршем. Пёс, прихрамывая, но уже гораздо увереннее, подошёл к еде, принюхался и благодарно лизнул её руку.
– Ты только посмотри на себя, – улыбнулась она, потрепав его за ухом. – Кто бы мог подумать, а?
И действительно – пса было не узнать. Шерсть, теперь вычесанная и чистая, стала гуще, в ней проглядывали рыжеватые подпалины, скрытые раньше под слоем грязи. Глаза обрели ясность, а рёбра уже не торчали так отчаянно. Хромота осталась – старый перелом было не исправить – но теперь он даже мог иногда бегать за мячиком, который Марина бросала в парке.
– Доктор просто не верит своим глазам, – она присела рядом с псом. – Говорит, таких чудес не бывает. Образование уменьшается, понимаешь? Само по себе! Он говорит, такое редко, но случается.
В кухню вбежал Рыжик – так назвали котёнка, который за эти месяцы превратился в озорного, крепкого малыша с янтарными глазами и белыми «носочками» на лапах. Он с разбегу запрыгнул на спину пса и принялся бодаться, требуя внимания.
Дед только фыркнул – привычно, по-стариковски. Рыжик для него был центром мироздания. Они спали вместе, ели вместе, и пёс часами мог наблюдать, как котёнок носится за игрушечной мышкой или атакует собственный хвост.
Муся – кошка Марины – сначала шипела и протестовала против новых жильцов. Теперь же снисходительно наблюдала за их возней с высоты холодильника, изредка опускаясь, чтобы вылизать непутёвому «приёмышу» уши.
Марина улыбалась, глядя на своих подопечных. Рыжик теперь лежал, свернувшись клубком, между лап старого пса, а тот осторожно вылизывал его шёрстку, не пропуская ни единого сантиметра.
– Знаешь, – Марина погладила пса по голове, – я так и не поняла, кем ты был раньше. Бродягой? Чьим-то любимцем, потерявшимся в городе? Сторожевым псом с какой-нибудь стройки?
Дед посмотрел на неё спокойным, глубоким взглядом.
– Но я точно знаю, кто ты сейчас, – её голос дрогнул. – Ты герой. Самый настоящий. В мире, где люди проходят мимо чужой боли, ты, голодный и раненый, не оставил того, кто слабее. Не бросил.
Она смахнула непрошенную слезу и тихо рассмеялась. Тридцать восемь лет в медицине, видела всякое, а тут – расклеилась из-за собаки и котёнка.
Впрочем, не только из-за них. Из-за себя тоже – той, настоящей, которую она почти забыла под грузом смен, дежурств и одиночества.
За окном падал снег – первый в этом году. Рыжик дремал, Дед устало прикрыл глаза.
Иногда именно самые слабые оказываются самыми сильными. И самыми верными.
Несговорчивая жена