Нина и Сергей отдыхали после работы – жена разбирала бумаги на кухне, а муж смотрел новости.
Звонок в дверь разрезал тишину. На пороге, улыбаясь, но с напряженным взглядом, стояла золовка Виктория, а за ней пристроилась ее 15-летняя дочь Саша с огромным рюкзаком.
— Приветик, родные! Можно к вам? Заскочили на минутку, тут такое дело важное! – Виктория впорхнула в прихожую, не дожидаясь приглашения.
Саша молча последовала за матерью, уставившись в телефон. Чай был налит, неловкие расспросы о делах закончились. Виктория отставила чашку и сложила руки на столе.
— Сереж, Нина… Я к вам с огромной-преогромной просьбой, — ее голос стал слащаво-просительным. — Вы знаете, наша съемная халупа – просто кошмар, а школа рядом с ней и того хуже. А тут как раз рядом с вами есть гимназия престижная! Так что… мы с Сашенькой хотим к вам прописаться. Ну, формально, конечно! Просто чтоб документы оформить для школы и все такое. Мы же семья!
Нина почувствовала, как внутри нее все сжалось. Их квартира была плодом многолетнего труда и ипотеки.
Мысль о формальной прописки Саши и Вики, известной своей способностью «забывать» о формальностях, когда это выгодно, вызвала холодную волну тревоги.
Она встретилась взглядом с Сергеем. В его глазах читалось то же недоверие и беспокойство.
— Вика… – начала осторожно Нина. – Это… неожиданно. Прописка – дело серьезное. Это не просто бумажка, это ответственность. И наша квартира – это наше с Сергеем личное пространство, которое мы создавали…
— Ой, Ниночка, ну что ты занудствуешь! – Виктория махнула рукой, ее тон мгновенно сменился на раздраженный. – Какое пространство? Речь о помощи родной сестре и племяннице! Разве семья не должна поддерживать друг друга? Саша же страдает! Ты хочешь, чтобы моя дочь училась в задрипанной школе?
— Никто не хочет, чтобы Саша страдала, Вика, – мягко, но твердо вступил в разговор Сергей. – Но решение о прописке – это наше с Ниной общее решение. Нам нужно время подумать, взвесить все аспекты, и юридические в том числе.
— Подумать?! – женщина вскочила, ее лицо покраснело. – О чем тут думать? Я тебе сестра, Сергей! Кровь от крови! А ты из-за жены… – она бросила ядовитый взгляд на Нину, – …готов родную кровь на улицу выставить?!
— Виктория, это несправедливо и грубо, – холодно сказала Нина, вставая. – Речь не о «выбрасывании на улицу». Речь о нашем доме и нашем праве решать, кто в нем прописан. Мы не дадим сейчас согласия на твою и Сашину прописку.
В квартире повисла мгновенная тишина. Золовка посмотрела на них обоих с таким бешеным презрением, что по коже Нины побежали мурашки.
Саша, наконец оторвавшись от телефона, испуганно посмотрела то на мать, то на дядю с тетей.
— Ясно. Очень мне даже все ясно, – Виктория произнесла эти слова ледяным тоном, хватая дочь за руку. – Спасибо. Большое человеческое спасибо. Запомните этот день, — добавила она и, резко развернувшись и не прощаясь, вышла из квартиры.
Нина опустилась на стул, почувствовав дрожь в коленях. Сергей тяжело вздохнул и положил руку ей на плечо:
— Ты права. Мы поступили правильно. Вика… она всегда пытается надавить…
Покой вечера был безнадежно разрушен, а через час зазвонил стационарный телефон.
Нина подняла трубку. Голос в ней звучал холодно и укоризненно. Она сразу же узнала свекровь.
— Нина? Это Мария Васильевна. Я только что говорила с Викой. Она в слезах, бедняжка. Рассказала, как вы с Сергеем… отказали ей в пустяковой просьбе. Прописаться – какая ерунда! Чтобы Сашенька в хорошую школу могла ходить! И вы, вместо того чтобы поддержать родную кровь, встали на дыбы? Как ты могла, Нина? Сергей – он мужчина, он может не вникнуть. Но ты-то женщина, ты мать! Должна понимать, как это важно для ребенка! Как ты могла быть такой… черствой?
Нина закрыла глаза. Она чувствовала, как волна гнева и несправедливости подкатывает к горлу.
— Мария Васильевна, – начала она ровно, глядя на Сергея, который подошел и прислушался. – Речь шла не о пустяковой просьбе. Речь шла о постоянной регистрации в нашем доме. Нашей с Сергеем собственности, за которую мы еще заплатили банку. Мы не отказали в помощи, мы отказали в этой конкретной форме помощи, которая нас не устраивает. Виктория не рассказала вам, наверное, как она назвала меня «занудой» и обвинила Сергея в предательстве, когда услышала «нет»? Или как она хлопнула дверью?
На другом конце провода на секунду повисло молчание, а потом снова раздался голос свекрови.
— Ну… она расстроена! – запнулась Мария Васильевна, но ее тон уже потерял часть уверенности. – Но семья же должна…
— Семья должна уважать границы друг друга, – твердо закончила Нина. – И решения, которые муж и жена принимают вместе относительно своего дома. Мы с Сергеем оба сказали «нет», и это наше окончательное решение. Мы готовы помочь Вике и Саше по-другому – поискать хорошую съемную квартиру, помочь с переездом, если надо. Но прописаться у нас – нет.
— В чем проблема? Почему? Вы из-за того, что нужно платить больше за коммуналку? — поинтересовалась женщина.
— На эту тему мы не думали, но тоже, как вариант, — подхватила ее слова Нина. — Вы знаете, что по закону, если мы их пропишем, то не сможем выписать, пока Саше не исполнится 18 лет, то есть, если решим продавать квартиру, то кто ее купит с обузой несовершеннолетней? Никто!
— Я… я поговорю с Викой, – наконец произнесла свекровь, и в ее голосе впервые прозвучала не уверенность, а растерянность. – Но вы… вы меня разочаровали, Нина. И Сергей тоже, — она положила трубку, не попрощавшись.
Нина медленно вернула телефонную трубку на место. Кухня снова погрузилась в тишину.
— Ты держалась молодцом, – прошептал мужчина, подойдя к жене. – Мама… она всегда на стороне Вики, но ты была во всем абсолютно права.
Тишина после звонка свекрови длилась недолго. Уже на следующий день телефон Нины и Сергея начал разрываться от звонков.
Первым позвонил отец Сергея и Виктории, голос которого дрожал от искусственного возмущения:
– Сергей, ну что за безобразие? Вика вся в слезах! Ребенку школу хорошую найти не можем, а вы, самые близкие, в спину нож! Прописка – чистая формальность! Вы что, боитесь, что они вашу хрущевку отберут?
Затем подключилась тетя Марина с длинной нотацией о семейных ценностях и «как раньше все жили вместе и горя не знали».
Ее монолог плавно перетек в обвинения в жадности: «Ипотека? Да бросьте, это же просто отговорка! Не хотите делиться с родней кровом, вот и все!»
Пиком давления стал визит свекрови. Она явилась без предупреждения, с видом скорбящей матери, пытающейся примирить враждующие стороны. Усевшись на диван в гостиной, она вздохнула:
– Дети, ну что вы устроили? Семья в ссоре! Вика, конечно, горячая, но Сашенька-то ни при чем! Подумайте о ребенке! Ну что вам стоит? Пропишите их временно, на год, пока школу не оформят. Это же ваша племянница, кровь! Разве бумажка важнее родственных уз?
Нина и Сергей обменялись взглядами. Они ожидали этого натиска, но масштаб лицемерия все равно поражал.
– Мама, мы уже объясняли. Это не просто «бумажка». Это постоянная регистрация в нашей собственности. Это юридические риски. Мы не готовы на это идти. Мы предлагали Вике помощь в поиске съемного жилья рядом с гимназией, готовы были помочь с залогом. Она отказалась. Ей нужна была только прописка здесь, у нас.
– Ну, потому что съемное – это деньги, а тут бесплатно! – в сердцах вырвалось у Марии Васильевны, и она тут же спохватилась и покраснела.
Нина, до этого молча слушавшая слова свекрови, мягко, но очень четко произнесла:
– Мария Васильевна, мы вас услышали. И мы, действительно, хотим помочь Саше. А если вы так переживаете за нее и так уверены, что прописка у родственников – лучшее решение… У нас есть предложение.
Она сделала длинную паузу, глядя прямо в глаза свекрови.
– У вас же большая трехкомнатная квартира. Свободная комната есть. Пропишите у себя и Вику, и Сашу. Формально, временно – как вы и предлагаете нам. Рядом с вами тоже есть хорошие школы, я проверяла. Раз уж прописка – такая ерунда и чистая формальность, как вы говорите, то вам это не составит никакого труда. Вы – бабушка, вы – кровь Саши напрямую. Это даже логичнее. Мы, конечно, с радостью поможем с оформлением документов.
Эффект был мгновенным и оглушающим. Мария Васильевна резко откинулась на спинку дивана, будто от физического толчка.
Весь ее напор, вся праведная обида махом испарились, сменившись паникой и растерянностью. Цвет лица сменился с негодующе-красного на бледный.
– У… у меня?! – выдохнула она, широко раскрыв глаза. – Ну… это… это совсем другое дело! Моя квартира… это… там свои нюансы! И шум, ребенок… мне же покой нужен в возрасте! Да и вообще… нечего лезть со своими предложениями — вас никто не спрашивал…
Она засуетилась, избегая встречного взгляда Нины и Сергея.
– Нет, нет, это невозможно! Я не говорила о своей квартире! Я говорила о вашей помощи! – женщина начала торопливо собираться домой. – Я… я, пожалуй, пойду. Вике нужно передать кое-что. Вы… вы неправильно все поняли…
Спустя пару часов супругам позвонила Виктория. Голос ее зазвучал приглушенно и сдавленно:
– Мама сказала… что вы предложили… ну, прописаться у нее. Это… это бред какой-то! Не надо ничего! Мы… мы как-нибудь сами разберемся. Больше не беспокойтесь.
Давление прекратилось так же внезапно, как и началось. Звонки с упреками смолкли.
Родня притихла. Оказалось, что священные «семейные узы» и готовность «помочь кровной родне» волшебным образом испаряются, как только речь заходит о их собственном комфорте, их юридических рисках и их личном пространстве.
Сергей обнял Нину, глядя на внезапно замолчавший телефон:
– Значит, дело было не в помощи Саше, а в том, чтобы рисковали и несли неудобства мы, а не они. Лицемерие – оно такое. Стоило предложить им то же самое – и вся затея рассыпалась в пух и прах.
– Да уж, и мама сразу же забыла про хорошее образование и школу для внучки, – покачал головой мужчина. – У себя прописывать не захотела. Честно говоря, это какая-то придурь, потому как доучиться Саша могла и в своей школе. Осталось-то всего два года. Да и, мне кажется, прописка и школа друг от друга особо не зависят.
Нина одобрительно кивнула мужу. Она была полностью согласна со всеми его словами.
Пеку этот торт без духовки уже много лет: на вкус — «пальчики оближешь», а готовится просто и быстро (получается в меру сладкий)