— Глянь-ка, Лида, что творится, — Игорь Степанович разговаривал с фотографией, стоявшей на тумбочке. — Крышу не снесёт, думаешь?
Гроза над деревней Ключи бушевала так, словно хотела стереть её с лица земли. Старые тополя гнулись до земли, крыши трещали, куры и гуси забились в сараи. Даже местные старожилы, повидавшие всякое, заперлись по домам, бормоча охранные молитвы.
Игорь Степанович смотрел в окно, но видел не дождь. Бесконечные серые дни сливались, как капли на стекле — бессмысленные, одинаковые. Завтра. Вчера. Сегодня. Какая разница?
Жена на снимке улыбалась, замерев в далёком летнем дне. Три года прошло, а он всё ещё говорил с ней. Спрашивал, что приготовить на обед. Рассказывал про сломавшийся кран. Обсуждал новости.
Соседи считали, что Игорь немного тронулся.
— Наверное, надо б завтра лес проверить — сколько там повалено, — вздохнул он, отвернувшись от окна.
Утро встретило его тишиной. Такой оглушительной, что звенело в ушах. Ночью стихия выдохлась, оставив после себя поломанные ветки, сбитые черепицы и лужи размером с озёра.
Игорь натянул резиновые сапоги, взял старую палку — опора для ходьбы по размытым дорогам, — и побрёл к лесу.
Не то чтобы ему было дело до леса. Просто в доме стены давили, а лес молчал и не задавал вопросов.
За околицей раскинулось настоящее побоище: вывернутые с корнями сосны, расщеплённые берёзы, взбухшие ручьи. Игорь хмурился, переступая через завалы.
— Хороша работёнка, — пробормотал он, отодвигая палкой поваленный ствол.
Вдруг что-то остановило его. Игорь замер, прислушиваясь.
Тишина. И вдруг — тонкий, едва уловимый писк. Такой слабый, что легко спутать с воображением.
— Показалось, — буркнул он, но всё-таки сделал шаг в сторону звука.
Писк повторился — жалобный, отчаянный. Где-то под грудой веток.
Игорь стоял неподвижно, борясь с собой. Копаться в грязи? Ради кого? Ещё одна погибшая птица, раздавленная лягушка. Стоит ли?
Сам не зная почему, он начал отбрасывать ветки.
Сначала он увидел только кусок грязи. Потом грязь шевельнулась. И на него уставились два крошечных глаза, полных такого чистого, беспомощного страха, что внутри что-то дрогнуло.
Щенок. Мокрый комок шерсти размером с ладонь.
— Ну и на черта ты мне сдался? — спросил Игорь, уже понимая, что не сможет просто уйти.
Игорь сидел на краю канавы, растерянно глядя на грязный комок в своих руках. Щенок дрожал, но не скулил — словно берёг последние силы.
— Ну что с тобой делать-то?
Щенок в ответ только часто-часто дышал, еле заметно раздувая тощие бока.
Игорь огляделся. Вокруг — ни следа собаки-матери, ни других щенков. Лес вообще казался вымершим после урагана. В ладонях билась крошечная жизнь — еле теплилась, но цеплялась изо всех сил.
— Не моё это дело, — пробормотал Игорь, аккуратно опуская щенка на сухую кочку. — Природа сама разберётся. Выживет крепкий.
И, повернувшись, зашагал к деревне, с каждым шагом ощущая всё более тяжёлый камень под сердцем.
Ночью ему снилась Лида. Она стояла у окна — такая, какой была в молодости. Высокая, с копной русых волос, в любимом синем платье. Смотрела не на него — куда-то в лес. Молчала. Но Игорь и так знал, о чём она думает.
Проснулся в холодном поту. Часы показывали половину пятого. За окном только-только светало.
— Сдурел на старости лет, — ворчал он, натягивая сапоги и куртку. — Из-за какой-то шавки недосып устраивать.
Тропинка к лесу размокла, идти было трудно. Пару раз он чуть не упал, проклиная всё на свете: и грозу, и лес, и себя. И щенка этого несчастного.
Кочка, где он оставил малыша, пустовала. Игорь выдохнул с облегчением: «Нашли. Мать нашла или кто там у них.». Но червячок сомнения грыз: откуда взяться матери, если нора смыта, а кругом только поваленные деревья?
Он сделал ещё круг — просто для очистки совести. И тут заметил: под наклонённым стволом берёзы, в крошечном сухом пятачке сидел вчерашний щенок. Сидел прямо, неподвижно, будто статуэтка — только глаза чуть поблёскивали.
Ждал.
— А ты упрямый, — хмыкнул Игорь. — Весь в меня.
И тут же осёкся от этой нелепой фразы. При чём тут «в меня»? Но что-то в этом тощем комочке неуловимо напоминало ему самого себя: такой же брошенный, такой же упрямо цепляющийся за жизнь без надежды и смысла.
Щенок не двигался, только глядел прямо на Игоря. Просто смотрел — будто знал, что он вернётся.
— Ладно, чёрт с тобой.
Он подхватил щенка — тот оказался неожиданно лёгким, почти невесомым. Завернул в полу куртки и зашагал к дому, чувствуя, как крошечное сердце колотится о его ладонь.
Первый день был кошмаром. Щенок отказывался есть, отказывался пить. Игорь пытался впихнуть в него молоко из пипетки — тот только отворачивался.
— Как тебя зовут-то хоть? — устало спросил Игорь к вечеру. — Тимка, может? Был у нас в деревне пёс Тимофей, знатный сторож. Ладно, будешь Тимкой. Если выживешь, конечно.
Под утро Игорь проснулся от странного звука.
Щенок, которого он устроил в коробке у кровати, тихонько скулил — впервые подал голос. Игорь включил ночник. Тимка сидел, покачиваясь, будто ему было сложно держать равновесие, и скулил, глядя на Игоря.
— Ты чего?
Игорь опустил руку в коробку — щенок тут же лизнул его пальцы. Слабо, едва касаясь, но лизнул! И тут до Игоря дошло: он голодный. Просто голодный!
— Что ж ты, дурень, молчал?
Ход мыслей примерно такой: раз он голодный — значит, стало лучше. А раз стало лучше — может, и есть что-то будет, кроме молока.
Игорь, кряхтя, поднялся, поплёлся на кухню. Нарезал тонкими ломтиками варёное мясо, сварил кашу на бульоне. Смешал.
— На, держи, — он поставил блюдечко прямо в коробку.
Тимка неуверенно принюхался. Потом, собравшись с силами, сделал шаг к блюдцу и жадно, торопливо начал есть.
— Вот так-то, — Игорь почувствовал странное тепло в груди. — Кто не сдаётся, тот и побеждает, да?
Щенок поднял мордочку — казалось, он понимает каждое слово.
Через неделю Тимка окреп настолько, что уже бегал по дому. Игорь смастерил ему лежанку в углу кухни, но это оказалось совершенно бесполезным приспособлением: щенок всё равно засыпал только рядом с ним — у ног или прижавшись к боку.
Оказалось, удивительно много вещей нужно делать, когда у тебя появляется щенок. Нужно кормить его по часам. Выгуливать. Учить командам. Игорь вспомнил, что у Лиды где-то была книжка про собак — да, точно, на верхней полке шкафа, запылившаяся, забытая.
— Смотри, Лид, — говорил Игорь фотографии жены, показывая ей Тимку, который тщетно пытался поймать себя за хвост. — Это Тимка. Из леса. Говорили мне: не выживет. А он вот какой шустрый!
Порой Игорю казалось, что Лида улыбается чуть шире, глядя на их возню.
Повседневные ритуалы — застелить постель, позавтракать, расчесать бороду — обрели новое значение. К ним добавились утренняя и вечерняя прогулки, игры с Тимкой, приготовление собачьей еды.
И всё это время щенок смотрел на своего спасителя так, будто тот был центром вселенной.
— За что ты меня так любишь? — спрашивал Игорь. — Я ведь даже тебя бросил сначала. А ты всё равно ждал.
Тимка лишь склонял голову набок, словно говоря: глупый вопрос.
Первый снег выпал неожиданно рано — в начале ноября. Игорь с Тимкой возвращались с прогулки, когда крупные мягкие хлопья начали ложиться на замёрзшую землю.
— Гляди-ка, зима пришла, — Игорь запрокинул голову, ловя снежинки бородой.
Тимка, уже заметно подросший — но всё ещё нескладный, с лапами не по размеру — восторженно прыгал вокруг, хватая снег пастью.
Резкий порыв ветра швырнул в лицо горсть колючих ледяных игл. Игорь поморщился:
— Пошли-ка домой, малыш. Метель собирается.
Тимка будто понял — прижался к ноге хозяина, и они заторопились.
Ночью снегопад превратился в настоящую бурю. Ветер выл в печной трубе, швырял снег в окна, словно кто-то настойчиво стучался в дом. Игорь проснулся от этого надрывного воя, пошарил рукой возле кровати — Тимка обычно спал рядом.
Кровать пуста.
— Тимка? — сонно позвал Игорь. — Ты где?
Тишина.
Он сел, щурясь в темноте. Обычно щенок отзывался на первый зов.
— Тим!
Странный звук донёсся из соседней комнаты — будто что-то рвали. Игорь схватил телефон, включил фонарик.
Тимка лежал на полу в гостиной, вытянувшись в струну.
Тяжело дышал, пытаясь схватить ртом воздух. Рядом — разорванный коврик: видно, в судорогах щенок впился в него зубами.
— Тимка? Что с тобой?
Щенок не отреагировал, только протяжно застонал — звук, от которого волосы встали дыбом.
— Тише, мальчик. Тише, — Игорь опустился на колени, пытаясь понять, что происходит.
Живот Тимки был неестественно вздут, глаза закатились.
— Господи, да что такое?
Игорь заметался по дому, не зная, что делать. Врачей в деревне нет. Ветеринара тем более. Снаружи — метель стеной.
Мысли путались. Он гладил Тимку, бормотал что-то бессвязное, пытался напоить водой — безуспешно. Щенка выгибало в конвульсиях.
— Думай, Игорь, думай! Ведь был же у кого-то в деревне пёс… у Михалыча? Нет, у Петровых. Значит, они должны знать ветеринара!
В четыре утра, в метель, Игорь завернул Тимку в одеяло и выскочил на улицу. Снег мгновенно облепил лицо, ветер чуть не сбил с ног. Дом Петровых был на другом конце деревни — в обычных условиях минут пятнадцать ходьбы. Сейчас — казалось, целая вечность.
— Держись, малыш, — сквозь вой ветра шептал Игорь, крепче прижимая сверток к груди. — Не вздумай тут помирать.
Света в окнах дома Петровых, конечно, не было. Игорь заколотил в дверь так, что та содрогнулась.
— Петров! — заорал он, перекрикивая метель. — Открывай, чёрт тебя дери!
Спустя мучительно долгую минуту дверь приоткрылась. На пороге стоял взъерошенный Петров в трусах и накинутой наспех телогрейке.
— Игорь? Ты чего? Пожар?
— Хуже, — выдохнул Игорь, протискиваясь в дом. — Собака умирает.
Петров ошарашенно смотрел на сверток в руках соседа.
— Какая ещё собака? А, тот щенок из леса? — он почесал затылок. — А я при чём?
— Ветеринар! У тебя же овчарка была. К кому возили?
— В райцентр, конечно, к Николаичу… Но сейчас-то ночь на дворе. И метель.
Игорь схватил Петрова за грудки с такой силой, что тот охнул:
— Звони ему! Сейчас же! Скажи, что плачу любые деньги.
Петров, видя безумные глаза соседа, не стал спорить. Пошарил в телефоне, нашёл номер.
Николаич, проклиная всё на свете, всё-таки согласился выехать. Но метель не давала проехать в деревню — дорогу завалило.
— Встречай у поворота на Сухой Лог, — хрипел он в трубку. — Дальше не проедем. Через час буду.
Час. Целый час предстояло ехать по заметённой дороге, потом ждать. Выдержит ли Тимка?
Петров сжалился, дал свою «Ниву» — единственную в деревне машину, способную выбраться в такую погоду.
— Заведи, и сцепление не бросай резко. И смотри, в кювет не улети!
Игорь, не слушая, схватил ключи. Когда-то он умел водить — давно, ещё когда работал агрономом. Руки помнили.
Час превратился в кошмарный сон. Машину бросало по заметенной дороге, дворники едва успевали счищать снег. Тимка лежал на пассажирском сиденье, почти не дыша.
У поворота на Сухой Лог их уже ждал Николаич — пожилой мужичок с потёртым чемоданчиком.
— Ну, показывай своего дохлика.
Одного взгляда хватило, чтобы ветеринар посерьёзнел:
— В машину его, быстро. Похоже, заворот кишок. Час — и всё, конец.
По дороге назад Игорь молчал, сжимая руль, а Николаич на заднем сиденье колдовал над Тимкой, что-то вкалывая, щупая, прослушивая.
— Жить будет, — наконец буркнул он. — Но это не от хорошей жизни такое. Чем кормил?
— Всем понемногу. Кашу варил. Мясо давал.
— А кости? Давал?
— Ну, была куриная, — Игорь замялся. — Он так просил.
— Дурак ты, мужик. Трубчатые кости — смерть для собаки. Они раскалываются внутри, как иглы. Повезло, что успели.
Николаич ещё долго объяснял, что можно, что нельзя. Выписал лекарства. Но Игорь толком не слышал — он смотрел на Тимку, который лежал на руках ветеринара, измученный, но живой.
Когда отвез Николаича назад, Игорь поставил стул рядом с лежанкой Тимки и просидел так до утра. Смотрел на слабо вздымающиеся бока, на чуть подрагивающие во сне лапы. Живой. Господи, живой.
И вдруг — впервые с тех пор, как не стало Лиды — Игорь заплакал. Сначала тихо, потом в голос, содрогаясь всем телом.
Тимка приоткрыл глаза, с трудом поднял голову. Тёплый язык коснулся руки Игоря.
— Прости меня, мальчик, — шептал он, размазывая слёзы по бороде. — Я чуть не угробил тебя. Но мы справились, да? Мы справились.
Он говорил и говорил — сам не понимая, кому: щенку или себе.
Снаружи метель утихала. Начинался новый день.
— Игорь, ты чего с ним возишься, как с дитём малым? — Петров наблюдал, как сосед терпеливо вытирает лапы Тимке после прогулки.
— А чего не возиться? — Игорь промокнул полотенцем каждый палец на собачьей лапе. — Он же всё чувствует.
Это и правда был уже не тот Игорь Степанович, который три месяца назад шарахался от соседей. Теперь каждое утро он и Тимка обходили деревню, останавливаясь поговорить то с одним, то с другим.
Старушки угощали Тимку печеньем (которое Игорь вежливо, но твёрдо забирал себе — «Нельзя ему»), мужики интересовались, как растет «тот самый лесной найдёныш».
А Тимка рос не по дням, а по часам. Пушистый хвост колечком, остренькие уши, умные глаза. Из жалкого комочка, найденного в лесу, получился красавец-пёс, хоть и непонятной породы.
— Это ж надо, выжил как! — удивлялись деревенские. — Наверное, подранок, от волчицы убежал.
Игорь только усмехался в бороду. Он-то знал, что Тимка — из тех, кто не сдаётся. Как и он сам.
Однажды на деревенском сходе — решали проблему с колодцем — к Игорю подсела Марья, вдова из соседнего дома.
— Слышь, Степаныч, — она говорила тихо, чтобы другие не слышали. — Я ведь тебя давно знаю. Ещё когда Лидия твоя жива была.
Он напрягся. О Лиде он говорил только с фотографией — да с Тимкой иногда.
— Я, это. В общем, пирогов напекла. Заходи вечером, а? С псом своим.
Игорь собирался отказаться. Но потом увидел глаза женщины — усталые, но тёплые. Тимка, сидевший у его ног, вдруг потянулся и лизнул Марью в руку, будто знал её сто лет.
— Ну, только если Тимке можно, — неловко буркнул Игорь.
Вечером он надел новую рубаху. Причесал бороду. Сам себя не узнавал в зеркале.
— Ну что, Лид, — сказал он, глядя на фотографию. — Я ведь не предаю тебя? Просто посидим, чаю попьём.
Ему показалось, что Лида с фотографии смотрит мягче, чем обычно. Словно отпускает.
На крыльце стоял Тимка — нетерпеливо переминался с лапы на лапу.
— Что, тоже считаешь, что нам пора? — улыбнулся Игорь.
Тимка гавкнул и завилял хвостом.
Когда они проходили мимо дома Петровых, тот копался в огороде. Увидев Игоря, приодетого, с причёсанной бородой, присвистнул:
— Никак, на свидание собрался, Степаныч?
— Может, и так, — неожиданно для себя усмехнулся Игорь.
— А помнишь, ты сам говорил: куда сдался тебе этот щенок? Мол, жить ему недолго, — подначил Петров.
Игорь остановился. Тимка прижался к его ноге — тёплый, живой. Верный.
— Я и сам думал, что долго не проживу, — он посмотрел на закатное солнце, затем на пса. — А теперь вот живём.
И они пошли по деревенской улице — немолодой мужчина и й пёс, которому суждено было выжить. Оба нашедшие друг в друге то, что казалось давно потерянным.
Наигрались