— Невестка должна знать своё место! — голос свекрови прорезал утреннюю тишину квартиры, когда Татьяна только вошла на кухню за чашкой чая.
Слова повисли в воздухе, как пощёчина. Татьяна застыла в дверном проёме, держа в руках пустую кружку. Свекровь, Лидия Петровна, стояла у плиты спиной к ней, явно не заметив её появления. Рядом сидел Павел, её муж, уткнувшись в телефон и делая вид, что не слышит материнских слов.
— Мам, хватит, — пробормотал он, не поднимая головы. — Таня скоро проснётся.
— А что такого? Пусть слышит! — Лидия Петровна развернулась и увидела невестку. На её лице не дрогнул ни один мускул. — А, вот и она. Доброе утро, дорогая. Я как раз говорила Паше, что в нормальной семье каждый должен знать своё место.
Татьяна медленно вошла на кухню, поставила кружку на стол. Три месяца. Всего три месяца прошло с тех пор, как свекровь переехала к ним «временно», после продажи своей квартиры в пригороде. «Недельку-другую поживу, пока документы на новую оформлю», — обещала она тогда. Но недели превратились в месяцы, а разговоры о новой квартире как-то сами собой сошли на нет.
— И какое же моё место, Лидия Петровна? — спросила Татьяна, усаживаясь за стол. Она старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело.
Свекровь улыбнулась. Эта её фирменная улыбка — губы растянуты, но глаза остаются холодными, как у ящерицы.
— Твоё место — слушаться старших и уважать традиции семьи. А не командовать в доме, который тебе не принадлежит.
Татьяна вздрогнула. Вот оно. То, к чему всё шло последние недели. Намёки, колкости, а теперь — прямой выпад. Квартира действительно была записана на Павла. Они купили её в ипотеку за год до свадьбы, когда ещё только встречались. Татьяна вкладывала в выплаты не меньше мужа, но документально собственником был только он. Тогда это казалось неважным — какая разница, на кого записано общее семейное гнездо?
— Мам, прекрати, — Павел наконец оторвался от телефона. — Мы же договаривались…
— О чём договаривались? — Татьяна повернулась к мужу. — О чём вы договаривались без меня?
Павел покраснел, запустил пальцы в волосы — верный признак, что он нервничает.
— Да ничего особенного. Мама просто… она хочет остаться с нами насовсем. И мы обсуждали, как лучше это организовать.
— Без меня обсуждали, — констатировала Татьяна. — Моё мнение, видимо, не требуется.
— Не драматизируй, — Лидия Петровна налила себе чай, уселась напротив невестки. — Я мать Павла. Имею право жить с сыном. К тому же, я вложила деньги в первоначальный взнос за эту квартиру. Так что, можно сказать, она частично и моя.
Это была ложь. Татьяна точно знала, что первоначальный взнос они с Павлом собирали сами, откладывая с зарплат почти два года. Но сейчас не время было спорить. Она посмотрела на мужа, ожидая, что он возразит матери, скажет правду. Но Павел молчал, разглядывая узор на скатерти.
— Паша, — Татьяна тронула его за руку. — Скажи ей.
— Что сказать? — он дёрнул плечом. — Мама права. Она имеет право здесь жить. Это же моя мама.
В этот момент Татьяна поняла, что проиграла. Не свекрови — это было бы полбеды. Она проиграла мужу. Человеку, которого любила, за которого вышла замуж, с которым планировала детей и долгую счастливую жизнь. Он предал её, выбрав сторону матери в этой нечестной игре.
Следующие дни превратились в пытку. Лидия Петровна, почувствовав свою победу, окончательно распоясалась. Она переставляла вещи в квартире по своему вкусу, выбрасывала то, что ей не нравилось, покупала новое без согласования с Татьяной. Кухня превратилась в её вотчину — невестке было позволено готовить только когда свекровь милостиво разрешала.
— Я лучше знаю, что любит мой сын, — говорила она, отодвигая Татьяну от плиты. — Тридцать пять лет готовлю ему, а ты всего два года замужем.
Павел не вмешивался. Он приходил с работы, целовал мать в щёку, садился ужинать и нахваливал её готовку. А когда Татьяна пыталась поговорить с ним наедине, отмахивался:
— Ты преувеличиваешь. Мама просто хочет помочь. Она же от чистого сердца.
От чистого сердца свекровь перерыла все шкафы, нашла документы на квартиру и долго их изучала. От чистого сердца начала приглашать в гости своих подруг, представляя Татьяну как «временную жену Павлика, посмотрим, что из этого выйдет». От чистого сердца стала обсуждать с сыном планы ремонта, который «давно пора сделать в НАШЕЙ квартире».
Апогей наступил через две недели. Татьяна вернулась с работы раньше обычного — отпустил начальник, видя её измученный вид. Дома было тихо. Она прошла в спальню переодеться и услышала голоса из гостиной. Свекровь говорила по телефону, включив громкую связь.
— Да, Верочка, я тебе точно говорю, — вещала Лидия Петровна. — Недолго ей осталось тут прохлаждаться. Я уже поговорила с Пашей. Он согласен.
— И что, прямо разведётся? — спросил женский голос из динамика.
— А зачем разводиться? Пусть сама уйдёт. Создам ей такие условия, что сбежит. А квартира-то на Паше записана. Ни копейки ей не достанется. И правильно — нечего чужим людям на наше добро рот разевать.
— Лидка, ты стратег! А сын-то что?
— Сын у меня умница. Слушается маму. Я ему уже невесту новую присмотрела — дочка моей знакомой, с квартирой в центре и папа у неё при деньгах. Не то что эта… провинциалка.
Татьяна прислонилась к стене. Ноги стали ватными. Значит, вот как. Не просто выжить её из квартиры — заменить на более выгодную партию. И Павел… Павел согласен?
Она тихо прошла в спальню, достала телефон. Нужно было проверить. Набрала номер мужа.
— Алло, Тань? Что-то случилось?
— Паш, я хотела спросить… Мы ведь семья? Настоящая семья?
— Конечно. А что за странные вопросы?
— И ты меня любишь?
— Люблю. Танюш, ты чего? Мама опять что-то сказала? Не обращай внимания.
— Паш, а если бы тебе пришлось выбирать между мной и мамой?
Молчание. Долгое, тягучее молчание.
— Это нечестный вопрос, — наконец сказал он. — Мама — это мама. Она меня вырастила, всем пожертвовала. Я не могу её предать.
— А меня можешь?
— Тань, не начинай. Давай поговорим вечером.
Он отключился. Татьяна села на кровать, обхватила голову руками. Что делать? Уйти? Но она столько вложила в эту квартиру — не только денег, но и души. Каждую вещь выбирала с любовью, каждый уголок обустраивала. Остаться и бороться? Но как бороться, когда против тебя двое, и один из них — любимый человек?
Вечером состоялся тот самый разговор. Павел пришёл хмурый, явно готовый к неприятному разъяснению. Сел напротив Татьяны в их спальне — единственном месте, куда пока не добралась свекровь.
— Тань, давай начистоту. Мама хочет остаться с нами жить. Она продала квартиру, деньги вложила в какой-то бизнес своей подруги. Пока не очень удачно, но она надеется отбить. Ей некуда идти.
— Она говорила, что покупает новую квартиру.
— Планы изменились. Тань, она моя мать. Я не могу выгнать её на улицу.
— А я? Я твоя жена. Или это ничего не значит?
Павел встал, прошёлся по комнате.
— Значит. Но мама… Она ревнует. Ей кажется, что ты хочешь меня от неё забрать. Если ты будешь с ней помягче, всё наладится.
— Помягче? Паш, она обсуждает с подругами, как от меня избавиться! Она тебе невесту новую подыскивает!
Павел остановился, уставился на неё.
— Откуда ты это взяла?
— Слышала её разговор. Случайно.
— Подслушивала?
— Я в своём доме не подслушиваю. Я просто услышала.
— В моём доме, — поправил Павел, и тут же осёкся, но было поздно.
Татьяна смотрела на него, и в её глазах что-то погасло. Последняя искорка надежды, последняя иллюзия, что всё можно исправить.
— В твоём доме, — повторила она. — Да. Конечно. В твоём.
Той ночью они спали, отвернувшись друг от друга. А утром Татьяна проснулась от грохота. В их спальню без стука вошла свекровь с какими-то коробками.
— Я тут подумала, эта комната слишком большая для вас двоих. Мне нужно место для моих вещей. Переберётесь в маленькую спальню, а эту я займу.
Татьяна села в постели, посмотрела на Павла. Он делал вид, что спит, хотя она видела, как дрожат его веки.
— Нет, — сказала Татьяна.
— Что «нет»? — свекровь выпрямилась, руки в боки.
— Мы никуда не переберёмся. Это наша спальня.
— Паша! — Лидия Петровна тряхнула сына за плечо. — Скажи своей жене, кто в доме хозяин!
Павел сел, потёр лицо руками. Посмотрел на мать, на жену. И сказал:
— Тань, может, правда, перейдём в другую комнату? Маме надо где-то разместить вещи.
Это был конец. Татьяна встала, накинула халат.
— Хорошо. Вы правы. Мне действительно пора знать своё место.
Она вышла из спальни, прошла на кухню. Налила себе кофе. Руки не дрожали. Внутри была странная пустота, как бывает после сильной боли — организм включает защиту, отключает чувства.
Свекровь ходила по квартире, победно передвигая вещи, давая указания сыну. Павел послушно таскал коробки, не глядя в сторону жены.
В обед Татьяна вышла из дома. Сказала, что идёт в магазин. Но направилась совсем в другую сторону. К своей подруге Марине, которая работала юристом.
— Ты серьёзно? Совсем уходишь? — Марина наливала подруге уже третью чашку чая.
— А что мне там делать? Ждать, пока меня выживут окончательно? Или пока Павел приведёт новую жену, которую мамочка одобрит?
— Но ты же вкладывалась в квартиру. Можешь потребовать компенсацию.
— Могу. Но все чеки на Павла. Я переводила ему деньги на карту, а он платил. Доказать будет сложно.
— Попробовать стоит.
— Нет. Знаешь, я подумала… Может, оно и к лучшему. Лучше узнать правду сейчас, чем через десять лет и с тремя детьми.
Марина обняла подругу.
— Куда пойдёшь?
— Сниму квартиру. Работа хорошая, справлюсь. Главное — уйти оттуда, пока совсем себя не потеряла.
Вечером Татьяна вернулась домой. В бывшей их спальне уже хозяйничала свекровь — развешивала свои платья в шкафу. Вещи Татьяны и Павла были свалены в углу коридора.
— А, невестушка вернулась! — пропела Лидия Петровна. — Разбирай свои тряпки и тащи в маленькую комнату. Только аккуратно, не насорить мне тут.
Татьяна молча взяла свои вещи. Но понесла их не в маленькую комнату, а начала складывать в чемодан.
— Ты что делаешь? — Павел появился в дверях.
— Знаю своё место, — спокойно ответила Татьяна. — Оно не здесь.
— Тань, не глупи. Ты просто обиделась.
— Нет, Паш. Я просто прозрела.
Она продолжала складывать вещи. Павел стоял, не зная, что сказать. Из большой комнаты выглянула его мать.
— Ну наконец-то! Умная девочка. Поняла, что здесь лишняя.
— Мам, помолчи! — вдруг рявкнул Павел.
Обе женщины удивлённо посмотрели на него.
— Тань, не уходи. Давай поговорим. Мы что-нибудь придумаем.
— Поздно, Паш. Ты сделал свой выбор. Живи с ним.
Она защёлкнула чемодан, взяла сумку с документами.
— Тань!
— Бумаги на развод пришлю через адвоката. Компенсацию за мои вложения в квартиру тоже потребую. У меня есть все переводы.
— Ничего ты не получишь! — взвизгнула свекровь. — Квартира на Паше!
— Это решит суд, — Татьяна повернулась к ней. — А вам, Лидия Петровна, советую поторопиться с поисками новой невестки. Ваш сын без женщины, которая его обслуживает, долго не протянет. Вы же не собираетесь до конца жизни стирать ему носки?
Она вышла. Павел бросился за ней, но мать схватила его за руку.
— Пусть идёт! Найдём тебе жену получше!
Павел вырвал руку, выбежал на лестничную площадку. Татьяна ждала лифт.
— Тань, вернись. Я люблю тебя.
Она повернулась к нему. В её глазах не было ни злости, ни обиды. Только усталость.
— Нет, Паш. Ты любишь свой комфорт. А я для тебя всегда буду на втором месте после мамы. Мне этого мало.
Двери лифта открылись. Она вошла, не оборачиваясь.
Прошло полгода. Татьяна сняла маленькую уютную квартирку на другом конце города. Развод прошёл быстро — Павел не сопротивлялся. Компенсацию она так и не получила, но и не стала настаивать. Деньги того не стоили.
На работе её повысили — начальник оценил её упорство и трудолюбие. Жизнь постепенно налаживалась. Боль отступала, оставляя после себя только лёгкую грусть и ценный опыт.
Однажды она встретила в кафе общую знакомую.
— Таня! Как ты? Слышала, вы с Пашей развелись.
— Да, всё хорошо. А что у него?
— Ой, не говори! Мать ему невесту нашла, привела домой. Девица с приданым, но такая стерва! Первое, что сделала — выставила свекровь из большой комнаты обратно. Сказала, что если та хочет жить с ними, то будет знать своё место. Лидия Петровна теперь по углам шипит, но сделать ничего не может — невестка папина дочка, с деньгами и связями. А Пашка между ними мечется, не знает, чью сторону занять.
Татьяна улыбнулась.
— Каждый получает то, что заслуживает.
— Он о тебе спрашивал. Просил передать, что жалеет.
— Передай, что и я его жалею. Искренне.
Она допила кофе и вышла из кафе. На улице светило весеннее солнце. Впереди была целая жизнь. Своя, настоящая, без необходимости знать чьё-то место. Она знала своё — рядом с человеком, который выберет её. Не маму, не комфорт, не квартиру. Её.
А пока она шла по весенней Москве, улыбаясь солнцу и новому дню. Свободная.
— Щенок не выживет, — уверяли Антона владельцы. Через год не поверили глазам