— Что естественно, то не безобразно! — голос Ольги прозвучал резко, почти вызывающе.
Анна замерла с бокалом в руке. Эта фраза стала последней каплей в и без того напряжённом вечере. Но обо всём по порядку.
В тот субботний вечер она сидела за праздничным столом в доме брата. Гостиная была украшена воздушными шарами — светло-голубыми и белыми. На стене висела растяжка «3 месяца». Детский смех двоюродных племянников, звон бокалов, запах запечённой курицы — всё создавало атмосферу семейного уюта. Анна только вчера вернулась из месячной командировки и радовалась возможности увидеть всех родных.
Константин разливал вино, шутил со своим обычным добродушием. Её младший брат всегда умел создать лёгкую атмосферу. Рядом с ним сидела Ольга — красивая, но какая-то потухшая. Тёмные круги под глазами выдавали бессонные ночи.
И вдруг, прямо посреди тоста за здоровье малыша, Ольга расстегнула блузку и, не прикрываясь, приложила младенца к гру ди. Просто так, при всех. При мужчинах, при свекрови, при гостях.
Анна почувствовала, как краска бросилась ей в лицо. Она опустила глаза в тарелку, где остывал кусок мяса. Аппетит пропал мгновенно.
***
Они с Константином выросли в интеллигентной семье. Их отец преподавал историю в университете, мать работала библиотекарем. В доме всегда царила атмосфера сдержанности и культуры. За столом не говорили с набитым ртом, не клали локти на скатерть, извинялись, если нужно было выйти. О физиологии не распространялись даже в узком кругу.
Анна пошла по стопам родителей — стала преподавателем риторики в педагогическом университете. Она учила студентов правильной речи, умению держаться на публике, этикету. Константин выбрал другой путь — стал фитнес-тренером. Но даже в спортзале он оставался джентльменом старой закалки.
Три года назад Константин привёл домой Ольгу. Высокая, стройная шатенка с модельной внешностью. Работала администратором в том же фитнес-клубе. Анна сразу отметила её холодноватую красоту и какую-то внутреннюю жёсткость. С их матерью, Марией Ивановной, у Ольги сразу не заладилось. Слишком разные они были. Мария Ивановна — вся в заботах о доме, о традициях, о правильной сервировке. Ольга — современная, прямолинейная, не признающая условностей.
Но когда родился Рома, всё изменилось. Даже придирчивая Мария Ивановна растаяла при виде внука. Все сплотились вокруг малыша. Анна покупала развивающие игрушки, мать вязала пинетки, отец читал научные статьи о воспитании младенцев.
***
Месяц в командировке пролетел незаметно. Анна проводила семинары в трёх городах, жила в гостиницах, питалась в кафе. И вот наконец-то она дома, в кругу семьи. Или то, что раньше казалось семьёй.
За столом сидело человек двенадцать. Двоюродная сестра с мужем и детьми, дядя Саша с новой женой, родители. Стол ломился от закусок — Костя постарался. Салат оливье, селёдка под шубой, мясная нарезка, соленья. В центре — торт с марципановым младенцем.
Ольга почти не притронулась к еде. Сидела с отсутствующим видом, механически покачивая Рому на руках. Анна заметила, как невестка вздрогнула, когда малыш заворочался.
— Совсем не спит, — тихо сказал Константин, перехватив её взгляд. — Третью неделю ко лики мучают. Ольга на ногах еле держится.
Анна сочувственно кивнула. Она помнила, как её подруга прошла через это со своим сыном. Бессонные ночи, постоянный плач, изматывающая усталость.
Праздничные речи звучали одна за другой. Дядя Саша желал здоровья, двоюродная сестра — счастливого детства, отец процитировал Сухомлинского о воспитании. Анна тоже встала с бокалом:
— За нашего маленького богатыря! Пусть растёт здоровым и счастливым!
Именно в этот момент Рома заплакал. Сначала тихо захныкал, потом плач стал нарастать. Ольга попыталась укачать его, но безрезультатно. Константин взял сына на руки, прошёлся по комнате — плач только усилился. Мария Ивановна предложила пустышку — малыш выплюнул её.
И тогда Ольга, даже не встав из-за стола, расстегнула блузку. Белая кружевная чашка бюстгальтера опустилась, обнажив набухшую гру дь. Она приложила ребёнка, и тот жадно присосался.
Муж Анны, Игорь, закашлялся и поспешно встал:
— Пойду покурю.
Константин последовал за ним, бросив виноватый взгляд на сестру. Дядя Саша уткнулся в телефон. Только женщины продолжали сидеть как ни в чём не бывало. Мария Ивановна даже улыбнулась:
— Молодец, Олечка, сразу успокоился.
Анна не могла поверить своим глазам. Её мать, которая краснела от слова «бельё», спокойно смотрит на обна жённую г руд ь невестки? Двоюродная сестра продолжала резать торт, словно ничего необычного не происходило.
Кусок встал поперёк горла. Анна отодвинула тарелку. В голове крутилась одна мысль: как можно? Как можно вот так, при всех, при мужчинах? Неужели нельзя было выйти в другую комнату? Накрыться хотя бы пелёнкой?
Она вспомнила, как её университетская подруга кормила ребёнка. Всегда находила укромный уголок, прикрывалась специальной накидкой. И это было правильно, деликатно, уважительно по отношению к окружающим.
Ужин продолжался. Разговоры возобновились, словно ничего не произошло. Обсуждали ремонт у двоюродной сестры, новую работу дяди Саши, планы на лето. Ольга так и сидела с обнажённой гру дью, пока Рома со сал. Минут через пятнадцать он отвалился, сытый и довольный. Только тогда она застегнула блузку.
***
Анна едва дождалась, когда гости начнут расходиться. Ей нужно было выговориться, понять, она одна так остро реагирует или это действительно за гранью?
Когда остались только близкие родственники, она не выдержала. Подошла к Ольге, которая укладывала Рому в коляску:
— Оля, можно вопрос?
— Конечно, — невестка подняла усталые глаза.
— Как ты можешь… ну, кормить г рудь ю при всех? При мужчинах? Тебе не неловко?
Ольга выпрямилась. В её взгляде мелькнуло раздражение:
— А что такого? Я кормлю своего ребёнка. Это естественный процесс.
— Но это же… ин тимно. Можно было выйти в спальню или хотя бы прикрыться.
— Зачем? Чтобы сидеть там в одиночестве, пока все празднуют? Или таскаться с этими дурацкими накидками, под которыми ребёнок потеет?
— Но это же неприлично! При посторонних мужчинах…
— Что естественно, то не безобразно! — отрезала Ольга. — Г руд ь создана для кормления детей, а не для того, чтобы её прятать. Если кому-то неудобно — пусть не смотрит.
Анна почувствовала, как внутри поднимается волна негодования:
— Есть понятие деликатности, уважения к окружающим…
— Уважения? — Ольга усмехнулась. — А уважение к матери, которая кормит ребёнка? Которая не спит третью неделю? Знаешь, что я тебе скажу — мне плевать на условности. Мой ребёнок хочет есть — я его покормлю. Где угодно и когда угодно.
Константин появился в дверях:
— Девочки, всё в порядке?
— Да, — сухо ответила Ольга. — Твоя сестра учит меня приличиям.
Брат неловко переминался с ноги на ногу:
— Ань, ну что ты, в самом деле… Сейчас все так делают. Это нормально.
— Нормально? — Анна посмотрела на брата с недоумением. — Кость, мы же с тобой в одной семье выросли. Разве мама нас этому учила?
— Времена меняются, — пробормотал он.
В этот момент Анна поняла — они по разные стороны баррикад. Её брат, её Костя, с которым они строили шалаши из одеял и делились секретами, теперь на стороне этой женщины с её дикими представлениями о приличиях.
***
Домой они с Игорем ехали молча. Муж первым нарушил тишину:
— Знаешь, я тоже считаю, что это чересчур. Но сейчас, похоже, это в порядке вещей.
— В порядке вещей? — Анна покачала головой. — Может, я действительно отстала от жизни? Может, это я ханжа и зануда?
— Ты нормальный, воспитанный человек. Просто мир меняется. И не всегда в лучшую сторону.
Дома Анна долго не могла уснуть. Перед глазами стояла эта сцена — Ольга с обна жённой г руд ью за праздничным столом. И полное безразличие окружающих. Даже мама не возмутилась.
Она вспомнила, как в детстве мама учила их с Костей правилам поведения. Как объясняла, что есть вещи, которые делаются наедине. Как важно уважать чувства других людей, не ставить их в неловкое положение.
А теперь? Теперь всё это не важно? Главное — удобство и естественность? А как же границы? Как же элементарная деликатность?
Анна понимала — материнство тяжёлый труд. Она видела измученное лицо Ольги, её усталость. Но разве это оправдание? Разве забота о ребёнке отменяет базовые правила приличия?
***
С того вечера прошло два месяца. Анна старалась избегать визитов к брату. Придумывала причины — работа, головная боль, срочные дела. Когда всё же приходилось встречаться на семейных праздниках, она держалась отстранённо вежливо.
Мария Ивановна заметила перемену:
— Аня, ты что-то редко к Косте заходишь. Поссорились?
— Нет, мама. Просто работы много.
— Ромка так вырос! Такой хорошенький. Ольга молодец, справляется.
Анна кивала, переводила разговор на другую тему. Как объяснить матери, что не может больше смотреть на невестку без внутреннего содрогания? Что каждая встреча — это пытка неловкости и раздражения?
Иногда она спрашивала себя — может, проблема в ней? Может, она действительно закостенелая в своих представлениях о правильном и неправильном? Но потом вспоминала тот вечер, взгляд Игоря, его поспешное бегство на балкон. Нет, не она одна чувствует, что это неправильно.
Мир менялся. Соцсети пестрили фотографиями кормящих матерей. В кафе и парках женщины спокойно прикладывали детей к г руд и. Общество аплодировало естественности и осуждало тех, кто смел возражать.
Но Анна не могла изменить себя. В её системе координат оставались понятия ин тимности, деликатности, уважения к окружающим. Оставались границы, которые не стоит переступать даже ради удобства.
Она продолжала преподавать риторику, учить студентов правильной речи и манерам. Иногда ловила их снисходительные взгляды, когда говорила о важности этикета. Для них она была динозавром из прошлой эпохи.
Вечерами, сидя с книгой в кресле, Анна думала о том, как разошлись их пути с братом. Как одно событие, один вечер может стать водоразделом. Она любила Костю, желала счастья его семье. Но больше не могла быть частью их мира. Мира, где естественность важнее деликатности, где личные границы размыты, где ин тимное становится публичным.
Осадок от того ужина так и не прошёл. Как камень в ботинке — маленький, но постоянно напоминающий о себе. Анна приняла это как данность. У каждого своя правда, свои границы дозволенного. Просто их с Ольгой границы оказались в разных вселенных.