Вера сидела на кухне, сжимая ручку. Руки дрожали. Перед ней на клеёнке — бумаги: предварительный договор, выписки из ЕГРН, расписка о задатке. Всё расплывалось перед глазами.
Телефон Ивана пискнул. Он глянул на экран, молча повернул его к Вере. Три сухие строчки от Людмилы Андреевны:
«Деньги дадим только если трёшка будет записана на Ивана. И точка. Мама»
Вера подняла глаза. Иван стоял у окна, избегая её взгляда.
— То есть я вбухиваю всё, а остаюсь с нулём? — спросила она. Голос звучал глухо, будто из-под воды.
Часы на стене тикали. До сделки оставалось три дня. На столе лежали документы — надежда на свое жилье, которая с каждой минутой казалась всё призрачнее. Ком подступал к горлу.
— Вер, я поговорю с ней, — тихо сказал Иван.
Она криво усмехнулась. В этой усмешке было столько горечи, что он сразу отвернулся.
***
Вера отдёрнула штору и уставилась во двор. Когда три года назад Ивану предложили должность в родном Воронеже и они переехали из её уютной двушки в Туле в квартиру свекрови, этот вид казался ей началом чего-то большого. Иван так радовался возвращению домой, к родителям, к друзьям детства. А она верила — будто за этими окнами их общее будущее. Теперь же облупленные фасады соседних пятиэтажек, ржавые качели и унылая скамейка под деревом напоминали о чём угодно, только не о мечте.
— Опять эти собрались, — пробормотала она, замечая у подъезда группу мужиков с бутылками. Один сидел прямо на бордюре, что-то оживлённо доказывая остальным.
— Что там? — отозвался Иван, не отрываясь от чертежей, разложенных на кухонном столе.
— Да ничего особенного. Твой чай остыл.
Она наливала новый, стараясь не задеть локтем тяжёлую сахарницу с позолотой. Кухня, как и вся квартира, была странной смесью старого и чужого. Просторно — три комнаты вместо её прежней двушки. Но ощущение уюта куда-то испарилось. Может, тяжёлая мебель семидесятых, которую свекровь категорически запретила выносить. Или эти обои с коричневыми розами, будто из прошлого века. А может, просто потому что всё здесь — не её.
— Мама вчера звонила, — сказал Иван, помешивая сахар, — интересовалась, как у нас дела.
— Ну и что ты ей ответил?
— Сказал, что всё хорошо.
Вера усмехнулась. Сергей Петрович с Людмилой Андреевной давно перебрались за город, в новый дом, а эту квартиру «великодушно оставили молодым». «Живите, обживайтесь», — сказала тогда свекровь. Но в голосе её слышалось другое: «Смотрите, ничего тут не сломайте».
Со стороны лестничной площадки раздался резкий грохот — будто кто-то уронил пустую бутылку.
Они оба вздрогнули. Иван вслушался.
— Сосед, наверное, — тихо сказал он. — Из третьей квартиры. Вчера еле волочил ноги.
Вера поёжилась. Сдаваемая ею двушка в Туле исправно приносила деньги — арендаторы были пунктуальными. Но всё, что они платили, тут же уходило на расходы. А здесь, в этой квартире, можно было жить «бесплатно, но какой ценой?
— Может, всё-таки поставим вторую дверь? — спросила она в который раз.
Иван, как обычно, ушёл от ответа:
— Посмотрим.
Он снова уткнулся в чертежи, как будто мог спрятаться в линиях и разметке от всего, что происходило вокруг.
А Вера снова подошла к окну. Мужики внизу смеялись. Один с шумом открыл пиво. Где-то в соседнем подъезде зазвучала детская песенка с телевизора. Новый день начинался так же, как закончился вчера. И если это была новая жизнь, то старую она, пожалуй, начинала ценить сильнее, чем думала.
***
Вера сидела на кровати, обхватив колени, как в детстве. Тихо, без слёз, просто не могла разогнуться. Грохот в дверь, ма т, чей-то сдавленный крик — всё это ещё звенело в ушах, не давая отдышаться.
— Всё, хватит, — сказала она, глядя в стену.. — Я больше здесь жить не буду.
Иван сел рядом. Осторожно обнял за плечи. Он тоже не спал.
— Давай уедем, — сказал он. — Продадим всё и уедем. К чёрту эту квартиру, к чёр ту всё.
— А твои родители?
— Поймут, — он посмотрел на неё. — Или не поймут. Всё равно.
Позже на кухне они расчертили лист бумаги. Двушка Веры — хороший район в Туле, светлая, после ремонта. Трёшка родителей Ивана — побольше, но район тяжёлый, цены ниже. Иван водил ручкой по цифрам.
— Смотри, — сказал Иван, начав прикидывать в столбик. — Если продать обе, хватит на трёшку в приличном месте. И ещё на однушку останется — будем сдавать, будет подстраховка.
Вера кивнула, чувствуя, как отпускает страх.
Через две недели Вера съездила в Тулу. Родная квартира продалась быстро — покупатели оценили тихий район и состояние жилья.
Она ходила по опустевшим комнатам, где когда-то была её жизнь до Ивана и первые годы совместной жизни с ним. Вот здесь стоял диван, купленный на первую зарплату. Тут висели полки с книгами. На кухне она встречала рассветы с чашкой кофе, планируя день.
Подписывая документы в агентстве, Вера старалась не думать о том, что отрезает последнюю ниточку к прежней жизни. Риелтор что-то бодро говорила про удачную сделку, про растущие цены.
Деньги легли на счёт, цифры с несколькими нулями смотрели с экрана и грели душу. Вера долго смотрела в банковское приложение. Пять миллионов. Её пять миллионов. Это было реальное, осязаемое «можно начать заново».
— Нашёл! — Иван ворвался в комнату с планшетом. — Смотри: три комнаты, второй этаж, новый дом, рядом школа и парк. Подъезд с домофоном, камеры. Всё как ты хотела.
Вера взяла планшет. Фото — светлые стены, окна в зелёный двор, большая кухня, никакой «тяжёлой» мебели, никакого прошлого.
— Завтра поедем смотреть? — спросил он.
— Завтра, — кивнула она.
И впервые за долгое время Вере действительно захотелось проснуться завтра.
***
Вера переставляла чашки в серванте, когда раздался звонок в дверь. Иван пошёл открывать — приехали его родители. Людмила Андреевна вошла первой, как хозяйка. Быстро окинула взглядом прихожую и первым делом провела пальцем по зеркалу.
— Пыльно у вас, — заметила, даже не глядя на Веру.
Сергей Петрович ничего не сказал, прошёл прямо в гостиную и опустился в кресло, тяжело вздохнув. Людмила Андреевна устроилась рядом, скрестила руки.
Вера поставила чайник и достала печенье — свекровь любила «Юбилейное».
— Итак, — начала свекровь, — насчёт квартиры. Мы с отцом подумали. И решили.
Вера присела на диван рядом с Иваном, чувствуя, как напрягся муж. Он как будто заранее знал, о чём будет речь.
— Деньги от продажи квартиры дадим, — продолжила свекровь, — но с условием. Новая квартира оформляется только на Ваню.
Вера чуть не выронила чашку.
— Подождите… — выдохнула она. — Но ведь я продала свою квартиру. Это мой вклад. Моя жизнь.
Людмила Андреевна лишь пожала плечами:
— А Ваня тебя куда привёл? В трёшку. Мы вам её отдали. Значит, и новая трёшка должна остаться за ним. Если вдруг что-то — чтобы не на улице оказался.
— Мам… — тихо начал Иван, но голос его дрогнул.
— Никаких «мам»! — жёстко оборвала она. — Мы деньги просто так не раздаём. Хотите помощи — играйте по правилам. Сделка через три дня. Решайте.
В гостиной повисла тишина. Где-то на кухне щёлкнул чайник, но никто не шелохнулся. Вера смотрела на Ивана. Он не ответил — просто уставился на скатерть, будто пытался найти в её узоре выход.
И в этот момент Вера поняла: он не выберет. Он снова будет молчать. А решать придётся ей.
***
Сергей Петрович с Людмилой Андреевной ушли час назад, но их присутствие всё ещё висело в воздухе. Вера стояла у окна, глядя на тусклый свет уличных фонарей. Где-то внизу мяукала кошка. Далеко за домами гудел поезд.
Иван сидел на диване, уткнувшись в телефон. Пальцы будто машинально листали экран, но глаза ничего не видели.
— Ты хоть что-нибудь скажешь? — не выдержала Вера. Голос сорвался на полуслове.
— А что тут говорить? — он даже не поднял голову. — Мама права. Без их денег мы не потянем.
Вера резко повернулась.
— Мама права? — холодно переспросила она. — То есть я продала свою квартиру, всё, что у меня было, и должна остаться ни с чем?
Иван встал, начал нервно ходить по комнате.
— Вер, ну мы же семья… Нам вместе жить. Какая разница, на кого оформим?
— Какая разница? — она вскинула брови. — Ты серьёзно? Где тут семья? Где партнёрство, Иван? Где хотя бы намёк на справедливость?
Он остановился, провёл руками по лицу.
— Ты не понимаешь. Если я откажусь, они обидятся. Могут вообще всё отменить. Отец уже был против изначально.
— То есть ты больше боишься обидеть маму, чем потерять моё доверие? — голос её дрожал, но не от слёз — от ярости.
— Не драматизируй, — отмахнулся он. — Всё будет хорошо. Мы оформим на меня, но это ничего не значит.
— А если через пять лет мы разведёмся? Я на улице окажусь? — спросила она резко.
— Мы не разведёмся.
— Откуда ты знаешь?
Иван замолчал. Начал комкать в руках чек — белый квадратик с чёрными цифрами. На полу под ним валялись какие-то бумажки, он не замечал.
Вера медленно села на стул. Сил больше не было кричать.
— Эти деньги — как поводок, Ваня. Сегодня — квартира только на тебя. Завтра — “живите по нашим правилам”. Послезавтра — “пора рожать, вы нам внуков обещали”. Твоя мать не помогает. Она покупает контроль.
— Да ладно тебе…
— Нет, не “ладно”. Я вкладываю пять миллионов. Пять, Ваня. А они дают три — и диктуют условия. Им важно не помочь нам, а утвердиться. Чтобы всё было по их сценарию.
Он всё ещё молчал. Смотрел в сторону. Вера поняла: он слышит, но не слушает.
Она встала. Резко, как будто только сейчас поняла, что делать.
— Знаешь что? Это не сделка. Это капкан.
***
— Ладно, — Вера встала, всё ещё сжимая в руках мятый чек. — Давай по пунктам. Без эмоций.
Иван кивнул. Потянулся за блокнотом, открыл его на чистой странице. Кухонный стол между ними казался шире, чем обычно — как будто за последние сутки он стал границей, которую никто не решался пересечь.
— Вариант первый, — начала Вера. — Берём деньги от твоих родителей. Квартира оформляется на тебя. Я остаюсь без прав и гарантий. Всё — на доверии.
— Вер, ну подожди…
— Нет. Дай договорить. — Она сжала пальцы, чтобы не сорваться. — Вариант два: отказываемся от их денег. Покупаем квартиру только на мои пять миллионов. Получится двушка, не трёшка. Но всё будет честно.
Иван опустил глаза и начал что-то чертить в блокноте — круги, линии, как будто это поможет решить, что делать. Его движения были медленные, рассеянные.
— Мама не простит, — пробормотал он.
— А ты готов ради её прощения сделать меня чужой в нашей общей квартире? — Вера подняла брови. — Или для тебя это уже не «наша»?
На плите загудел чайник. Свист резкий, раздражающий, но никто не встал его выключить.
— Понимаешь, — сказала Вера, и в голосе зазвучала сталь, — меня просто прижали к стенке. Твоя мать это специально устроила.
— Не надо так, — выдохнул Иван. — Это же моя мама.
— А как надо? — она резко встала. — Она ждала до последнего дня! Знала, что залог внесён, документы готовы!
Иван молчал. Чайник продолжал свистеть, пока не выкипела вода. Часы на стене тикали в гробовой тишине. До утра оставалось восемь часов. До сделки — девять.
— Ну? — спросила она. — Что будем делать?
Вера смотрела в окно. Ответа пока не было.
***
Вера сидела на диване, перебирая документы из папки — предварительный договор, расписки, акты. Бумаги шуршали в тишине. В дверном проёме появился Иван. Помялся, прошёл в комнату.
— Можно? — кивнул на кресло напротив.
Вера подняла глаза. Под ними залегли тени — оба не спали вторую ночь.
— Я поговорил с мамой, — Иван сцепил пальцы в замок. — Отказываюсь от продажи их трешки и их денег.
Папка выскользнула из рук Веры.
— Что?
— Не хочу, чтобы ты чувствовала себя чужой в нашем доме. — Он говорил быстро, словно боялся передумать. — Купим то, что потянем сами. Двушку. Но она будет наша.
Вера молчала. В горле встал ком.
— А твоя мать?..
— Переживёт. — Иван устало потёр лицо. — Покричала, конечно. Сказала, что я неблагодарный. Но это моя жизнь.
Он достал телефон, открыл сайт с объявлениями.
— Смотри, вот неплохой вариант. Две комнаты, ремонт простой, но чистый. Как раз в наш бюджет.
Вера пересела к нему, взяла телефон. Впервые за последние дни на её лице появилась настоящая улыбка.