— Катюша, я решила. Квартира остаётся мне. Вы с Артёмом должны освободить её через неделю.
Мать методично намазывала масло на хлеб, не поднимая глаз.
— Мам, ты же… мы же договаривались, — голос Кати дрогнул. — Мы вложили туда всё. Последние сбережения на замену сантехники, Артём сам полы перестилал…
— Договаривались устно. А документы на мне. — Нож царапнул подсушенную корку. — Мне нужно где-то жить с Валерой.
Валера — новый мамин сожитель, появившийся три месяца назад.
Катя смотрела на светлые шторы на кухне, на новую плитку, которую они выбирали вместе с мужем. В животе всё сжалось в тугой комок.
***
Катя вышла из кухни на подгибающихся ногах. В коридоре лежали еще не распакованные полки от стеллажа — они с Артёмом только вчера приняли доставку.
Всё началось четыре месяца назад. Галина Петровна позвонила с неожиданным предложением:
— Катюш, тут такое дело. Бабушкина квартира в городе пустует. Хотите — забирайте, всё равно мне она не нужна.
Они с Артёмом тогда ютились в съёмной однушке на окраине. Копили на ипотеку, но цены росли быстрее их накоплений. Предложение матери казалось спасением.
— Правда можно? — Катя не поверила своим ушам.
— Конечно. Только ремонт за вами, я пенсионерка.
Артём сразу предупредил:
— Кать, давай сначала документы оформим. Дарственную или хотя бы договор.
— Мам, может, к нотариусу сходим? — осторожно предложила Катя при следующей встрече.
— Ой, да зачем эта волокита? Я же родная мать, не обману. Сначала ремонт сделайте, потом оформим. Мне сейчас некогда по нотариусам бегать.
Квартира оказалась в плачевном состоянии: в окнах щели, отходили обои, скрипели полы. Но это был их шанс. Артём взял подработку грузчиком по выходным. Катя шила на заказ до двух ночи. Оформили кредит на материалы.
— Давай хотя бы расписку возьмём, — настаивал Артём после того, как они вложили первые пятьдесят тысяч.
— Не дави на меня! — возмутилась Галина Петровна. — Что я, чужая? Вот закончите ремонт, тогда и оформим как положено.
Катя уговорила мужа подождать. Мама же не обманет.
Галина Петровна приезжала каждую неделю «проверять». Стояла в дверях, пока Катя на коленях циклевала полы:
— Лизонька вон в прошлом году евроремонт сделала. За месяц. А вы тут третий месяц возитесь.
— Мам, у Лизы муж бизнесмен, они бригаду наняли.
— Ну так надо было удачнее замуж выходить. Лиза вот подумала головой.
Катя молча терпела. Привыкла за тридцать лет. С детства сестра получала новые платья, а ей доставались донашивать. Лизу хвалили за тройки, её ругали за четвёрки.
Но квартира того стоила. Или им казалось, что стоила.
Теперь Катя стояла в квартире, которую они с такой любовью обустраивали, и не могла поверить. На телефоне высветилось сообщение от Артёма: «Как прошёл разговор с мамой? Договорились о новоселье?»
***
Катя сидела на картонной коробке посреди съёмной однушки. Вокруг — стопки вещей, которые Артём таскал с утра из квартиры матери. На кухонном столе — остатки вчерашней пиццы и стопка счетов за стройматериалы.
— Я говорил, что ей нельзя доверять, — Артём присел рядом, вытирая пот со лба. — Но ты всё надеялась.
— Она же мама, — Катя механически складывала постельное бельё. — Думала, хоть раз…
— Хоть раз что? Не кинет? — в его голосе не было злорадства, только усталость. — Кать, она всю жизнь так. Помнишь, как с твоей свадебной заначкой вышло?
Катя помнила. Мать взяла «на время», потом оказалось — проиграла в автоматах.
Телефон завибрировал. Сообщение от матери: «Катюш, ты обиделась? Ну что ты как маленькая. Это жизнь».
Катя медленно положила телефон экраном вниз. Посмотрела на мужа, на коробки, на кредитные бумаги.
— Хватит, — сказала она твёрдо. — Я больше не буду позволять ей управлять моей жизнью.
Артём обнял её за плечи:
— Справимся. Вдвоём справимся.
***
Прошли годы.
После того разговора, когда Галина Петровна выгнала их из квартиры, Катя и Артём долго приходили в себя. Кредит за ремонт давил тяжёлым грузом, зарплаты уходили на съём и долги. Первое время они ссорились по пустякам, оба уставшие и обиженные, но постепенно научились держаться вместе.
Через год после переезда в новую съёмную двушку родилась Соня. Девочка перевернула их жизнь: бессонные ночи, колики, первые шаги. Но вместе с трудностями появилась и радость — они чувствовали себя настоящей семьёй.
Артём устроился в строительную фирму прорабом, через несколько лет его повысили. Катя взяла заказы на шитьё, потом устроилась дизайнером интерьеров в маленькое ателье. Жили скромно, но безбедно. И главное — без вмешательства матери.
Катя три года не разговаривала с Галиной Петровной. Не звонила и не отвечала на редкие сообщения. Сестру Лизу мать продолжала навещать, помогала ей с деньгами, но Катю будто вычеркнула из своей жизни. Катя решила: «Ну и хорошо. Спокойнее будет.»
Вечером в пятницу они ужинали втроём. Соня размазывала кашу по тарелке, старательно рисуя ею круги, Артём рассказывал о повышении:
— Представляешь, теперь я начальник участка. Будет чуть больше денег, и, может быть, к осени съедем в квартиру поближе к саду.
В этот момент телефон завибрировал. На экране высветилось «Мама».
— Не бери, — Артём покачал головой, даже не прерывая рассказ.
Но Катя уже нажала кнопку.
— Катюша, это мама. Мне нужно поговорить. Я у твоего подъезда.
Через десять минут Галина Петровна сидела на их кухне. Постарела, осунулась, похудела. Седые волосы аккуратно уложены, но руки дрожали, будто она еле держала папку документов.
— Я знаю, ты не простила. Имеешь право. — Она открыла папку. — Это документы на участок у реки. Бабушкин. Хочу отдать вам.
— Зачем? — Артём скрестил руки на груди. — Чтобы потом снова забрать?
— Нет, — покачала головой мать. — Оформим дарственную, всё официально. Катюша, я тогда… Валера меня запутал. Бросил через полгода. Квартиру я продала, но совесть мучает.
Катя смотрела на документы. Участок хороший, двенадцать соток, до реки сто метров. Место ровное, зелёное, почти нетронутое.
— При одном условии, — Артём взял папку и положил на стол. — Только через нотариуса. И право собственности сразу на нас.
— Согласна, — ответила Галина Петровна неожиданно быстро.
Через месяц они стояли на своей земле. Соня бегала по траве и пыталась ловить бабочек. Артём размечал колышками место под фундамент.
— Нашу крепость построим, — сказал он и крепко обнял Катю. — Маленькую, но нашу.
Два года они строили по выходным. Сначала каркасный домик, потом баню, потом беседку. Галина Петровна иногда приезжала, привозила Соне игрушки и конфеты. Казалось, что всё наладилось: обида постепенно притупилась, общение становилось осторожным, но возможным.
Пока не пришло новое сообщение:
«Катюша, у меня р а к. Врачи дают полгода. Единственная просьба — пожить последние месяцы на даче, у реки. Ты же не выгонишь умирающую мать?»
***
Катя перечитывала исковое заявление в третий раз. «Истица Галина Петровна просит признать дарственную недействительной ввиду тяжёлого психологического состояния…»
— Р а к оказался выдумкой? — Артём швырнул медицинскую справку на стол. — Здорова как бык.
Полгода назад мать переехала к ним на дачу с двумя чемоданами. Катя обустроила ей комнату, купила ортопедический матрас. Первый месяц Галина Петровна изображала слабость, просила принести воды, пожаловалась на боли. Потом начала командовать: веранду перекрасить, забор передвинуть, яблони не там посадили.
— Мам, это наша дача, — мягко напомнила Катя.
— Какая ваша? Я передумала. Верните документы.
— Но мы же у нотариуса оформили…
— Плевать! Я больная была, не соображала что подписываю!
Сначала были уговоры, потом угрозы. Галина Петровна закатывала истерики, звонила родственникам, жаловалась соседям. А потом просто подала в суд.
Три месяца судебных заседаний. Мать наняла дорогого адвоката, плакала перед судьёй, рассказывала о депрессии после расставания с Валерой.
— Госпожа судья, моя дочь воспользовалась моим состоянием, — Галина Петровна промокала сухие глаза платком. — Я доверилась, а они меня обманули. Выгнали с дачи, которую построили на моем участке, который я им по доброте душевной дала.
Катя сидела напротив и не узнавала эту женщину. Где та мама, которая читала ей сказки? Или её никогда не было?
Переломный момент наступил неожиданно. Лиза, золотая Лизонька, пришла в суд.
— У меня есть аудиозапись, — она не смотрела на мать. — Мама звонила мне месяц назад.
Из динамика телефона звучал знакомый голос: «Лизонька, помоги убедить Катьку. Пусть отдадут дачу, а я им квартиру в центре оставлю. Ну не оставлю, конечно, продам. Но пусть думают, что оставлю.»
Зал замер. Галина Петровна побледнела.
— Лиза, что ты… — начала она.
— Хватит, мам. Я тоже устала от твоих манипуляций.
Решение суда было однозначным. Выходя из здания, Катя почувствовала странную лёгкость. Больше не нужно было оправдывать мать, искать ей объяснения.
— Всё? — спросил Артём.
— Всё, — Катя взяла его под руку. — Поехали домой.
***
После суда Галина Петровна развернула настоящую во й ну. Звонила родственникам, плакала в трубку тёте Вале из Саратова:
— Катька меня по судам таскала! Родную мать!
В семейном чате появлялись гневные сообщения от двоюродных сестёр. Катя молча удаляла их, не читая.
Через месяц позвонила Лиза:
— Кать, можно приехать? Поговорить надо.
Они сидели на кухне той самой дачи. Соня играла в комнате, Артём возился с мангалом во дворе.
— Мама вчера приходила, — Лиза крутила в руках чашку. — Потребовала отдать ей серьги. Которые она мне на свадьбу подарила. Сказала, что передумала.
— Знакомо, — Катя усмехнулась.
— Я всегда думала, ты преувеличиваешь. Что сама виновата, не умеешь с ней ладить. — Лиза подняла глаза. — Прости меня.
Впервые за тридцать лет они обнялись по-настоящему, не для фотографии на семейном празднике.
— Знаешь, что я поняла? — Катя налила сестре чаю. — Семья — это не те, с кем ты связана генами. Это те, кто рядом, когда трудно.
За окном Артём учил Соню жарить маршмеллоу. Дочка смеялась, размазывая липкую массу по щекам.
— Останешься на ужин? — спросила Катя.
— Останусь, — улыбнулась Лиза.
Щенок под лавочкой