Анна только что успела вытащить из духовки противень с куриными ножками, когда в дверь позвонили. Три раза подряд, резко и настойчиво, так, будто в квартире скрывался должник с чемоданом долларов.
— Вот чёрт, — пробормотала она, поправляя футболку и вытирая руки о полотенце. — Дим, откроешь?
Из комнаты раздалось ленивое:
— Я в душе!
Ну конечно. В самый момент, когда у судьбы чесались руки устроить спектакль, муж — в душе. Пришлось Анне самой.
На пороге, как и следовало ожидать, стояла Галина Петровна. В пальто, расстёгнутом на одну пуговицу, с сумкой через плечо и лицом, на котором крупными буквами было написано: «Сейчас я вам тут жизнь наложу по полочкам».
— Здравствуй, Анечка, — протянула она натянуто-сладким голосом. — А Димочка дома?
— Моется, — сухо ответила Анна, уже чувствуя, как в желудке скручивается узел.
Галина Петровна ввалилась в квартиру так, словно это было её родное логово. Пальто она аккуратно повесить не удосужилась — кинула на стул, сумку рядом, сама прямиком на кухню. Носом повела:
— Курица? Опять курица? Ну, молодёжь… Вот мы раньше…
Анна вздохнула. Вот оно, началось.
Она налила себе кружку чая — просто чтобы было чем занять руки.
— Галина Петровна, садитесь. Чай будете?
— Нет, у меня дело серьёзное, — с видом прокурора объявила свекровь и тут же выложила карту: — Надо помочь Артёмушке.
Анна молча сделала глоток. Артёмушка — двадцатиоднолетний оболтус, сводный брат Димы, мамин баловень. Учиться не любит, работать тем более. Всё ждёт, что мир обязан ему аплодировать стоя за то, что он вообще существует.
— У него сложная ситуация, — начала Галина Петровна, и голос её стал нарочито трагическим. — Надо квартиру покупать. Съёмное жильё — это всё выкачивание денег в трубу. А вы живёте… ну, сами понимаете… как сыр в масле.
Анна чуть не поперхнулась.
— Простите, это вы о нашей ипотеке на двадцать лет вперёд?
— Ну, Анечка, не передёргивай, — скривилась свекровь. — У вас машина, у тебя бизнес. Дача эта твоя стоит! Украшения носишь золотые. А Артём прозябает в нищете. Родной брат мужа!
— Сводный, — уточнила Анна, и голос её прозвучал жёстко.
Галина Петровна всплеснула руками.
— Господи, какая разница! Семья должна помогать друг другу. Вот я подумала: тебе же всё равно не нужна та дача. Поедешь туда два раза за лето, а стоит она денег. Продай, добавь машину, и хватит на первый взнос. А потом мы с Артёмом разберёмся.
Анна медленно поставила кружку на стол. Её ладони предательски дрожали.
— Вы что, серьёзно сейчас?
— Абсолютно, — кивнула свекровь и посмотрела поверх очков. — Это правильное решение. Ради семьи.
В этот момент на кухню вошёл Дима, в спортивных штанах и с мокрой головой. Он сразу понял, куда ветер дует: по взгляду Анны, в котором нарастала буря, и по довольной мине матери.
— Мам, ты опять за своё? — устало спросил он, доставая тарелку.
— Я не за своё, я за общее! — вспыхнула Галина Петровна. — Артёму надо помогать. Ты старший брат, у тебя есть возможности. У Анны тоже. Разве плохо будет — две квартиры в семье?
Анна рассмеялась. Сухо, горько, почти зло.
— Простите, но почему именно я должна жертвовать своим имуществом ради вашего сына?
— Потому что ты жена Димы! — выкрикнула свекровь, стукнув ладонью по столу. — Ты вошла в нашу семью, значит, обязана!
Анна резко встала.
— Обязана? Вы что, совсем рехнулись? Я вкалываю с утра до ночи, чтобы у нас с вашим сыном был нормальный уровень жизни. Машина? Я её заработала. Дача? Я её купила на свои деньги. Украшения? Это подарки моих родителей. И вы хотите, чтобы я всё это продала ради… извините… бездельника, который даже на работу выйти не может?!
Галина Петровна побледнела, потом залилась краской.
— Вот оно что… Вот твоя сущность. Эгоистка! Димочка, ты слышишь? Она не считает Артёма братом. Она хочет, чтобы он прозябал в нищете!
— Мама, хватит, — Дима поднял руки, пытаясь погасить пожар. — Успокойся.
Но Галина Петровна уже разошлась. Она вскочила, зацепила локтем кружку, чай расплескался по столу.
— Ты неблагодарная! Я сына твоего приняла, я помогала вам! А ты…
— Помогали? — Анна резко повернулась к ней. — Вы каждый месяц тянете из нас деньги на «срочные дела». Артёму телефон, Артёму куртку, Артёму заплатить за учёбу, которую он всё равно бросил! Да сколько можно?!
В кухне повисла тишина, только чай капал на пол. Дима застыл между двумя огнями.
Галина Петровна выпрямилась, сжала губы и процедила:
— Хорошо. Я поняла. Живите, как хотите. Но помни, Аня, ты сама себе подписала приговор. Семья от таких женщин отворачивается.
Она схватила сумку, резким движением накинула пальто и громко хлопнула дверью.
Анна осталась стоять, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. В груди всё клокотало, будто вот-вот прорвётся.
Дима молча смотрел на неё, потом тихо сказал:
— Ну, ты, конечно, врезала…
Анна повернулась к нему и устало усмехнулась:
— А по-другому с вашей мамой никак.
И впервые за долгое время ей стало легче. Хоть на секунду.
Анна в тот вечер долго ворочалась, не могла уснуть. В голове крутились обрывки фраз, сказанных Галины Петровной, как старая кассета с заевшей плёнкой: «Ты обязана… семья должна помогать… подписала приговор…»
— Приговор, — прошептала она в темноту, — это ещё кто кому приговор подписал.
Дима спал рядом, тяжело, с храпом, как всегда после нервного разговора. Он умел отключаться мгновенно: скинул проблему, как мокрую куртку, и всё, нет её. А у Анны так не получалось. Её внутренняя батарейка наоборот — раскручивалась от каждого конфликта.
К утру настроение было хуже некуда. На кухне пахло вчерашней курицей, чайник со свистком взорвался ровно в тот момент, когда Анна решила помолчать и не ругаться. Дима зевал и листал телефон.
— Мама тебе писала? — спросила она.
— Да, — протянул он, делая вид, что ищет новости. — Там… Артём у неё ночевал. Говорит, надо собраться вечером, обсудить всё спокойно.
— Обсудить? — у Анны бровь поползла вверх. — Это у них такой стиль — сначала вломиться в чужой дом, устроить скандал, а потом «обсудить спокойно»?
— Ну, Ань… — Дима почесал затылок. — Ты ж тоже вчера… резковато.
— Резковато? — Анна рассмеялась, но в этом смехе не было радости. — Ты слышал, чего от меня требовали? Чтобы я продала всё, что заработала, и отдала твоему братику. А я должна была что? Улыбнуться и сказать: «Конечно, забирайте, вот ключи от машины, а дачу сразу в агентство сдадим»?
Дима замолчал. У него было это вечное «между двух огней» выражение лица. И от этого Анну злило ещё сильнее.
К вечеру в квартиру снова явилась свекровь. На этот раз с подкреплением. Артём в спортивных шортах и с наушниками в ушах шёл сзади, как охрана из дешёвого сериала.
— Мы по-хорошему, — с порога заявила Галина Петровна, не снимая сапог. — Сели и обсудили.
Анна скрестила руки на груди.
— Давайте.
Они уселись за стол. Анна чувствовала себя участницей допроса. Галина Петровна сразу взяла слово:
— Мы подумали и решили: машину продавать не надо. Оставь себе. Но дачу — это пустая трата ресурсов. А ещё… я тут узнала, у тебя же есть сбережения?
Анна хмыкнула.
— Кто вам такое сказал?
— Ну, у тебя бизнес, — свекровь развела руками. — Я ж не слепая. А Артём молодой, ему нужно жильё, чтобы семью строить. Ты должна войти в положение.
Артём, наконец, вынул наушник и лениво добавил:
— Да, Ань, чё ты. Я ж не прошу у тебя «мерседес». Квартира обычная, двушка. Мне девчонку привезти стыдно в общагу.
У Анны в глазах потемнело.
— А работать самому не пробовал?
— Я работал! — возмутился он. — Месяц курьером. Но там платят копейки, спина болит. Я ж не конина таскать сумки.
Галина Петровна тут же вставила:
— Вот! Видишь, мальчику тяжело. А ты вместо того, чтобы поддержать, только упрекаешь.
Анна резко отодвинула стул.
— Всё. Заканчиваем цирк. У меня к вам один ответ: мои деньги — это мои деньги. Моя дача — это моя дача. Моя машина — это моя машина. И ни копейки я вашему сынку не дам.
Повисла тишина. Потом Галина Петровна вскочила.
— Да кто ты такая вообще?! Ты без нас никто! Мы тебя приняли, а ты…
— Приняли? — Анна даже усмехнулась. — А вы меня когда-нибудь принимали? Вы меня всё время используете. Вам постоянно надо, чтобы я платила за ваши проблемы.
Артём встал, задел кружку, чай расплескался по скатерти.
— Слушай, если ты такая жадина, может, тебе вообще не надо было к нам замуж выходить?
Анна почувствовала, как кровь прилила к лицу.
— А ты бы лучше посмотрел, кто тебя вообще кормит. Потому что без нашей помощи ты бы сейчас на остановке с рюкзаком ночевал!
— Всё, хватит! — рявкнул Дима, но было поздно.
Галина Петровна схватила со стула пакет с вещами — и вдруг вывалила прямо на пол. Джинсы, толстовка, какие-то носки.
— Собирайся, Артём! — выкрикнула она. — Мы уходим! Пусть они тут сами варятся!
Артём, красный, пнул джинсы ногой.
— Да и не больно хотелось!
Они выскочили из квартиры, громко хлопнув дверью.
В коридоре осталась тишина, пахло только пролитым чаем и куриными ножками.
Анна стояла посреди кухни, руки тряслись.
— Ты видел? — обернулась она к мужу. — Они пришли сюда с вещами. Они думали… они думали, что я соглашусь выгнать себя из собственной жизни и буду их спонсировать.
Дима сел на табурет и закрыл лицо ладонями.
— Я не знаю, что сказать…
— А я знаю, — Анна сжала кулаки. — Хватит. Или ты со мной, или с ними. Потому что дальше я это терпеть не буду.
Её голос дрожал, но глаза горели. Это был не просто спор. Это был тот самый момент, когда назад дороги нет.
После того вечера квартира будто поменялась. Воздух стал тяжелее, стены — ближе. Анна ходила по комнатам, как по минному полю: то тишина, то вздохи Димы, то его нервное хождение из угла в угол.
Три дня они почти не разговаривали. Только бытовые фразы: «Купи хлеб», «Где ключи?», «Завтра я поздно». Казалось, брак завис, как компьютер с сотней открытых окон.
На четвёртый день Анна вернулась с работы и застала Диму за кухонным столом. Перед ним лежали бумаги.
— Что это? — спросила она, хотя уже знала ответ.
Он поднял глаза, виноватые, усталые.
— Мама попросила. Артём написал расписку. Если мы дадим денег — он вернёт.
Анна даже не села. Только хрипло рассмеялась.
— Ты ещё веришь в эти сказки?
— Ань, он брат. — Голос Димы был тихий, почти детский. — Я не могу смотреть, как он мучается.
— Он мучается? — Анна резко облокотилась о стол. — Ты серьёзно? Он мучается от того, что ему приходится жить, как все нормальные люди? Работать? Снимать жильё? Ты понимаешь, что они тебя используют? Что эта бумажка — просто тряпка, которой твоя мать подотрёт пыль?
Дима отвёл взгляд.
— Значит так, — Анна говорила твёрдо, каждое слово — как удар молотка. — Если ты подпишешь это и отдашь им хоть копейку из нашего бюджета, считай, что наш брак закончен.
— Ань…
— Нет, Дима. Или мы — семья, или ты остаёшься мальчиком на поводке у мамы.
Он сидел молча, сгорбившись, сжимая ручку в пальцах. Несколько минут в кухне тикали только часы.
Потом Дима медленно, будто в замедленной съёмке, порвал расписку на мелкие клочки.
— Я не могу потерять тебя.
Анна выдохнула.
— Вот и хорошо.
Но судьба решила устроить последнюю проверку.
На следующий день, прямо у подъезда, её встретила Галина Петровна. Встала так, чтобы перегородить дорогу. Рядом — Артём, хмурый, с надутыми щеками.
— Так вот, — начала она, дрожащим от злости голосом. — Ты разрушила мою семью. Ты поссорила меня с сыном. Ты — змея.
Анна шагнула ближе, почти вплотную.
— Нет, Галина Петровна. Это вы разрушили семью. Потому что перепутали любовь и банальное желание жить за чужой счёт.
Артём бросил:
— Ты ещё пожалеешь.
Анна резко повернулась к нему.
— Я уже пожалела. Что слишком долго терпела.
И пошла мимо, не оглядываясь.
В тот момент она почувствовала, как с плеч свалился огромный мешок. Да, конфликты ещё будут. Да, свекровь ещё попытается что-то выдумать. Но главное решение она приняла: больше никаких манипуляций, никаких жертв ради чужой наглости.
И внутри стало спокойно. Почти радостно.
Я машину купила для себя и ни с кем из твоей семьи делить ее не буду — заявила мужу Соня