— Завтра приедет нотариус, и ты подпишешь дарственную на мою маму, — эти слова Антон произнёс так буднично, словно речь шла о покупке хлеба к ужину. Елена застыла с чашкой кофе на полпути ко рту, её рука повисла в воздухе, а в глазах отразилось полное непонимание происходящего.
Утро началось как обычно. Солнечные лучи пробивались сквозь тюль на кухне их двухкомнатной квартиры в новостройке на окраине города. Квартиры, которую они купили три года назад на деньги, полученные Еленой в наследство от бабушки. Той самой бабушки, которая вырастила её после смерти родителей, отдала последнее на её образование и оставила единственное, что у неё было — старенькую трёхкомнатную квартиру в центре города.
Елена медленно поставила чашку на стол. Кофе расплескался, оставляя коричневые капли на белой скатерти, но она не заметила этого. Её взгляд был прикован к лицу мужа, который спокойно намазывал масло на хлеб, не поднимая глаз.
— Что ты сказал? — её голос прозвучал тихо, почти шёпотом.
Антон наконец поднял взгляд. В его глазах читалось раздражение от того, что приходится объяснять очевидные вещи.
— Я говорю, что мама переезжает к нам жить. Совсем. Ей тяжело одной в той развалюхе за городом. Здоровье уже не то, давление скачет. А тут и магазины рядом, и поликлиника. Логично же. Но она говорит, что неудобно ей жить в квартире на твоё имя. Типа, в гостях. Поэтому мы оформим дарственную, и квартира будет на троих — на меня, тебя и маму. Всё честно, по-семейному.
Елена почувствовала, как комната начинает плыть перед глазами. Она вцепилась в край стола, пытаясь сохранить равновесие. Эта квартира была не просто недвижимостью. Это была память о бабушке, её последний подарок, её благословение на новую жизнь. И теперь Антон, не спросив, не обсудив, просто поставил её перед фактом.
— Ты с ума сошёл? — наконец выдавила она. — Это моя квартира! Купленная на мои деньги от продажи бабушкиного наследства!
— Наша квартира, — поправил её Антон, и в его голосе появились стальные нотки. — Мы женаты четыре года, Лена. Всё, что у нас есть — общее. Или ты забыла, что я все эти годы делал ремонт, платил коммуналку, покупал мебель? Твоя бабушка оставила тебе старую квартиру, а эту мы создавали вместе.
Это была ложь, обёрнутая в красивую упаковку правды. Да, он действительно участвовал в ремонте — красил стены и собирал мебель из IKEA. Да, он платил коммуналку — из их общего бюджета, в который она вкладывала две трети. Но квартира была куплена исключительно на её деньги, и оформлена она была только на неё.
— Антон, это невозможно. Я не буду подписывать никакую дарственную. Твоя мама прекрасно может приехать в гости, погостить неделю-другую. Но жить постоянно… И уж тем более становиться совладелицей…
— А что, моя мать тебе не нравится? — голос Антона стал ледяным. — Женщина всю жизнь работала, меня одна вырастила после того, как отец ушёл. И теперь, на старости лет, родной сын не может её приютить?
Елена знала Валентину Павловну достаточно хорошо. Энергичная шестидесятипятилетняя женщина с железной хваткой и привычкой контролировать всё и всех вокруг. Каждый её визит превращался в испытание. Она переставляла вещи по своему усмотрению, критиковала готовку Елены, давала непрошеные советы и постоянно напоминала, какой замечательный сын она вырастила и как Елене повезло выйти за него замуж.
— Дело не в том, нравится она мне или нет. Дело в том, что ты принял решение, касающееся нашей жизни, нашего дома, не посоветовавшись со мной. И теперь требуешь, чтобы я отдала часть своей собственности человеку, который…
— Который что? — Антон встал из-за стола, нависая над ней. — Договаривай! Который тебя вырастил? А, нет, это твоя бабушка. Который тебе помог в трудную минуту? Тоже нет. Зато когда у тебя был грипп в прошлом году, кто две недели за тобой ухаживал? Моя мать! Приезжала каждый день, готовила, убирала, пока ты лежала пластом!
Елена помнила те две недели иначе. Валентина Павловна действительно приезжала, но её «забота» выражалась в постоянных упрёках, что Елена не бережёт себя, неправильно питается и вообще слабенькая для жены её сына. Готовка сводилась к разогреву полуфабрикатов, а уборка — к перекладыванию вещей в места, где их потом невозможно было найти.
— Антон, давай обсудим это спокойно. Может, мы снимем твоей маме квартиру поблизости? Или поможем с ремонтом её дома?
— Обсуждать нечего, — отрезал он. — Я уже всё решил. Мама продаёт дом, деньги пойдут на наше общее будущее. Может, машину купим, или на отпуск отложим. А жить она будет с нами. И точка. Нотариус придёт завтра в три часа. Будь дома.
С этими словами он взял куртку и вышел из квартиры, хлопнув дверью. Елена осталась сидеть на кухне, глядя в пустоту. Её мысли метались, как птицы в клетке. Она не могла поверить, что человек, которого она любила, с которым строила планы на будущее, так легко распоряжается её имуществом, её наследством, её памятью о бабушке.
Весь день она провела как в тумане. На работе коллеги заметили её состояние, но Елена отмахнулась, сославшись на головную боль. После обеда она отпросилась и поехала на кладбище.
Стоя у бабушкиной могилы, она тихо говорила с фотографией на памятнике. Бабушка смотрела на неё с лёгкой улыбкой, той самой, которую Елена помнила с детства.
— Что мне делать, бабуля? Ты всегда говорила, что женщина должна иметь свой угол, свою крепость. Что нельзя полностью зависеть от мужчины. А я сейчас… Я люблю его, правда люблю. Но то, что он требует… Это же предательство твоей памяти.
Ветер шелестел листьями старых берёз, и Елене показалось, что она слышит голос бабушки: «Не отдавай своё, милая. Никому и никогда. Это твоя защита, твоя свобода.»
Вечером Антон вернулся домой как ни в чём не бывало. Принёс цветы — три жёлтые розы, её любимые. Поцеловал в щёку, спросил про ужин. Елена молча накрыла на стол, и они ели в тишине, нарушаемой только звоном приборов.
— Лен, не дуйся, — наконец сказал он. — Я понимаю, тебе непривычно. Но мама — это семья. А семья должна держаться вместе. Ты же сама сирота, должна понимать, как это важно.
Удар был точным и болезненным. Елена вздрогнула. Да, она была сиротой. И именно поэтому так ценила то немногое, что у неё было. Именно поэтому не могла просто так отдать часть своей квартиры.
— Я не подпишу дарственную, — твёрдо сказала она.
Лицо Антона потемнело.
— То есть как это не подпишешь?
— Вот так. Не подпишу, и всё. Это моя квартира, купленная на мои деньги. Твоя мама может приезжать в гости сколько угодно, но совладелицей она не станет.
— Ах, твоя квартира! — взорвался Антон. — А когда я полгода без работы сидел, на чьи деньги мы жили? На мои накопления! А когда твоей подруге на свадьбу подарок покупали, кто платил? Я! А отпуск в Турции? Тоже я оплатил! Но квартира, видите ли, только твоя!
Елена могла бы напомнить, что его «накопления» составляли от силы месячный бюджет, а остальные пять месяцев они жили на её зарплату. Что подарок подруге стоил пять тысяч, а её подарки его друзьям обходились в разы дороже. Что отпуск в Турции был горящей путёвкой, которую оплатили пополам. Но она молчала. Спорить с Антоном в таком состоянии было бесполезно.
Ночь они провели, отвернувшись друг от друга. Елена не спала до утра, прокручивая в голове варианты. Уйти? Но куда? Квартира её, это Антону следовало бы уйти. Но он не уйдёт, она знала. Остаться и бороться? Но как бороться с человеком, который не слышит никаких аргументов?
Утром Антон вёл себя подчёркнуто холодно. Молча выпил кофе, молча оделся. Уже в дверях обернулся:
— В три часа будь дома. Если тебя не будет, я приведу нотариуса вечером. И маму. Она, кстати, уже вещи пакует. Так что решай — по-хорошему или по-плохому.
После его ухода Елена позвонила на работу, отпросилась на весь день. Потом набрала номер своей подруги Марины, юриста по образованию.
— Марин, мне нужна консультация. Срочно.
Через час они сидели в кафе, и Елена рассказывала всю ситуацию. Марина слушала, хмурясь всё больше.
— Лен, ты понимаешь, что если ты подпишешь дарственную, обратной дороги не будет? Его мать станет полноправной владелицей трети квартиры. И выселить её будет невозможно. А учитывая, что они с Антоном будут владеть двумя третями, они смогут принимать любые решения. Захотят продать — продадут, и ты ничего не сможешь сделать.
— Я понимаю. Но что мне делать? Антон не отступит.
— А ты уверена, что хочешь сохранить этот брак? Человек, который вот так, без обсуждения, распоряжается твоим имуществом… Это же финансовое насилие, Лен.
Елена молчала. Она любила Антона. Или любила того человека, которым он был раньше. Или которым притворялся. Сейчас она уже не понимала.
— У меня есть идея, — медленно сказала Марина. — Рискованная, но может сработать. Ты готова пойти на хитрость?
В три часа в дверь позвонили. Елена открыла. На пороге стояли Антон, Валентина Павловна с двумя чемоданами и солидный мужчина с портфелем — нотариус.
— А, Леночка, душенька, здравствуй! — пропела свекровь, входя в квартиру как к себе домой. — Какая же я счастливая, что мы теперь будем жить вместе! Как одна семья!
Нотариус прошёл в гостиную, разложил бумаги на столе. Антон смотрел на Елену выжидающе.
— Я готова подписать, — спокойно сказала она.
Антон просиял. Валентина Павловна всплеснула руками от радости. Нотариус деловито придвинул документы.
— Только сначала я хочу кое-что прояснить, — продолжила Елена. — Валентина Павловна, вы продаёте свой дом?
— Конечно, душенька! Уже и покупатель есть. Хорошие деньги дают, на старость хватит.
— Прекрасно. Тогда я предлагаю оформить всё по справедливости. Я дарю вам треть квартиры, стоимость которой составляет примерно два миллиона. А вы вносите эквивалентную сумму в наш семейный бюджет. Справедливо же?
Валентина Павловна поперхнулась. Антон побагровел.
— Что за бред? Мама и так отдаёт деньги с продажи дома!
— Сколько? — спокойно спросила Елена.
— Миллион восемьсот, — неохотно ответила Валентина Павловна.
— Отлично. Но это не два миллиона. К тому же, насколько я понимаю, эти деньги пойдут вам с Антоном, а не в общий бюджет. Я же отдаю треть квартиры безвозмездно. Это несправедливо.
— Лена, прекрати этот цирк! — рявкнул Антон.
— Я не устраиваю цирк. Я просто хочу, чтобы всё было честно. Если Валентина Павловна вносит свой вклад в семью, то давайте оформим это официально. Составим договор, где будет прописано, что деньги от продажи дома идут на погашение ипотеки.
— Какой ипотеки? — растерянно спросила Валентина Павловна.
— Той, которую мы возьмём на покупку новой квартиры. Большей. Где всем хватит места.
— Но зачем, если есть эта? — свекровь явно не понимала.
— Потому что эта квартира — моё наследство от бабушки. И я готова поделиться жильём, но не готова отдавать память. Поэтому предлагаю компромисс: мы продаём эту квартиру, добавляем деньги от вашего дома, берём небольшую ипотеку и покупаем трёхкомнатную квартиру. Оформляем на троих в равных долях. Всем хорошо, всё справедливо.
Нотариус с интересом наблюдал за разворачивающейся сценой. Антон молчал, соображая. Валентина Павловна нервно теребила сумочку.
— Но… но я не хочу ипотеку! В моём возрасте влезать в долги…
— А в моём возрасте отдавать единственное жильё — это нормально? — парировала Елена. — К тому же, платить будем мы с Антоном. Вы только вносите первоначальный взнос от продажи дома.
— Это какая-то ерунда! — взорвался Антон. — Мы договаривались о дарственной!
— Ты договаривался сам с собой, — спокойно ответила Елена. — Я предлагаю решение, которое устроит всех. Или ты хочешь, чтобы твоя мама жила в квартире, купленной на деньги моей бабушки, а я осталась ни с чем?
Валентина Павловна посмотрела на сына, потом на невестку. В её глазах мелькнула растерянность. План, который казался таким простым — приехать и вселиться в готовую квартиру — рушился на глазах.
— Может, мне лучше остаться в своём доме? — неуверенно предложила она.
— Мама! — Антон был в ярости. — Мы же всё обговорили!
— Да, сынок, но я не думала… Ипотека, продажа, покупка… Это же такая морока. И потом, привыкла я к своему дому. Огородик там, соседи…
Елена внутренне улыбнулась. Её расчёт оправдался. Валентина Павловна была властной, но не глупой. Она прекрасно понимала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И перспектива влезать в финансовые обязательства её совсем не радовала.
— Может, я лучше буду приезжать в гости? На недельку-другую. А там видно будет.
Нотариус понял, что его услуги не понадобятся. Он деликатно собрал бумаги и, попрощавшись, ушёл. Валентина Павловна тоже засобиралась.
— Я, пожалуй, домой поеду. Вещи зря собрала. Антоша, проводи меня на вокзал.
Когда за ними закрылась дверь, Елена выдохнула. Она победила. Но радости не было. Потому что она понимала — это пиррова победа. Её брак фактически разрушен. Антон не простит ей этого никогда.
Он вернулся через два часа. Молча прошёл в спальню, начал собирать вещи.
— Уходишь? — спросила Елена.
— А смысл оставаться? Ты ясно дала понять, что твоя квартира тебе дороже семьи.
— Нет, Антон. Я дала понять, что моё достоинство и память о бабушке мне дороже твоих попыток манипулировать мной. Ты даже не спросил моего мнения. Просто поставил перед фактом. Как с вещью распорядился.
— Я думал, мы семья. А в семье всё общее.
— В семье общее то, что создано вместе. А то, что человек принёс в семью, остаётся его личным. Особенно если это память о близких. Ты бы отдал квартиру моей маме, если бы она потребовала?
Антон не ответил. Он знал, что не отдал бы. Никогда.
Через неделю он съехал. Через месяц подал на развод. Елена не препятствовала. Боль от расставания была сильной, но не такой сильной, как была бы боль от предательства памяти бабушки.
Спустя полгода она получила звонок от Валентины Павловны.
— Леночка, это я. Хотела извиниться. Я тогда не подумала, что квартира — твоё наследство. Антоша сказал, что вы вместе покупали. А потом уже, когда он ко мне переехал, признался. Нехорошо получилось.
— Ничего, Валентина Павловна. Всё к лучшему.
— Знаешь, я ведь тогда специально отказалась. Поняла, что ты за свое стоишь горой. И правильно делаешь. Я бы тоже не отдала. Бабушкина память — это святое. Антоша мой хороший, но избалованный. Я виновата, одна растила, многое позволяла. Ты ему урок преподала. Нужный урок.
После разговора Елена подошла к окну. Город жил своей жизнью. Где-то там, в одной из квартир, Антон строил новые планы. А она стояла в своей квартире, купленной на бабушкины деньги, и чувствовала себя защищённой. У неё есть крыша над головой, работа, друзья. И память о женщине, которая научила её главному — никогда не отдавать своё, не предавать себя ради чужого одобрения.
На кухонном столе стояла фотография бабушки в простой деревянной рамке. Елена взяла её в руки, погладила пальцем стекло.
— Спасибо, бабуля. За всё. За квартиру, за науку, за силу стоять за своё. Я не подвела тебя.
За окном садилось солнце, окрашивая комнату в тёплые золотистые тона. Новая глава её жизни только начиналась. Глава, где она была хозяйкой своей судьбы, своего дома, своих решений. И это было правильно.
– Квартиру я твоему брату отдала. Теперь мы с папой будем жить у тебя! – «обрадовала» меня мать