— А почему я должна? — голос Марии прозвучал резче, чем она хотела. — Объясни мне, почему я должна кормить твоего брата?
Иван замер, телефон в его руках продолжал светиться пустым экраном. Он медленно поднял голову, уставился на жену так, будто впервые увидел её.
— Мария, — произнёс он с подчеркнутым спокойствием, в котором слышалась злость. — Ты сейчас очень эгоистично звучишь.
Мария стояла у окна маленькой кухни, где подоконник был забит банками с маринованными огурцами — остатками прошлого лета. Она любила эти банки: в них было что-то устойчивое, предсказуемое. Не то что в её браке.
— Эгоистично? — она развернулась к мужу. — Эгоистично — это требовать от жены купить квартиру твоему брату, взрослому мужику, который даже работать нормально не хочет!
Иван фыркнул, усмехнулся криво:
— Ты ничего не понимаешь. У Антона трудный характер. Ему не так просто устроиться.
— Трудный характер?! — Мария ударила ладонью по подоконнику, и банка с огурцами дрогнула, будто собиралась рухнуть. — Знаешь, у меня тоже «трудный характер»! У меня работа, где я с утра до ночи! У меня мечты о нормальной квартире, о детях наконец-то! А твой Антон сидит на жопе и ждёт, пока за него всё сделают!
Тишина кухни разорвалась звоном соседской дрели. В панельных домах так всегда: чужая жизнь лезет в твою, как таракан в хлебницу.
Иван встал. Теперь он возвышался над Марией, и в его позе чувствовалось что-то нехорошее: не просто раздражение, а какая-то угроза.
— Ты перегибаешь, — сказал он тихо, но от этого ещё страшнее. — Ты забыла, кто тебя поддерживал, когда твой отец умер? Кто помогал твоей матери? Моя семья.
Мария почувствовала, как у неё внутри всё похолодело. Он впервые сказал это так, в лицо. Словно её боль и утраты можно было взвесить на кухонных весах вместе с его «помощью».
— Поддерживал? — голос её сорвался на хрип. — Да твоя мать мне в лицо говорила, что я «неподходящая партия»! А теперь ещё и требует мои деньги!
Иван ударил кулаком по столу. Посуда дребезгом откликнулась, ложка упала на пол.
— Это не твои деньги! Это наши деньги! Семь миллионов — и мы все должны их разделить!
Мария вцепилась в край подоконника, так, что ногти побелели.
— Нет, — сказала она глухо. — Это моё наследство. Бабушка оставила их мне. И я не собираюсь делить ни с твоим братом, ни с твоей мамашей.
Иван шагнул к ней так близко, что она почувствовала запах его пота, вперемешку с сигаретным дымом. Когда-то этот запах казался ей мужским, надёжным. Теперь — чужим.
— Тогда ты сама по себе, поняла? — прошипел он. — Я тебе этого не прощу.
Через несколько часов Мария сидела в автобусе, с сумкой на коленях. За окнами мелькали серые пятиэтажки, одинаковые, как клетки для кроликов. В груди гулко билось сердце, в голове вертелась только одна мысль: «Я ухожу».
Но уйти оказалось труднее, чем она думала. В тот вечер мать встретила её радостно, но тревожно:
— Машка, доченька, ты чего вся красная? Ты плакала?
Мария только кивнула. Мать обняла её, и это простое движение — тёплое, домашнее — прорвало внутри плотину. Она рыдала так, что едва могла дышать.
— Всё, всё, — шептала мать. — Всё это к лучшему. Поверь мне, деньги показывают людей такими, какие они есть.
Прошла неделя.
Мария возвращалась с работы поздно вечером, и возле её подъезда стоял какой-то мужчина. Она сначала не придала значения — ну мало ли кто ждёт. Но когда он шагнул к ней, она ощутила неприятное: в его глазах был прямой интерес.
— Вы Мария? — спросил он.
Она кивнула, настороженно сжимая в руке ключи.
— Я друг Антона, — сказал мужчина и улыбнулся как-то слишком широко. — Мы тут хотели поговорить о вашем наследстве.
Мария оцепенела.
Антон прислал за ней кого-то?
— Мне не о чем с вами говорить, — отрезала она и шагнула к двери.
Мужчина не стал препятствовать, только усмехнулся.
— Подумайте, Мария. Семь миллионов — это слишком много, чтобы одной женщине тянуть. Вы ведь не справитесь.
Она захлопнула за собой дверь, сердце колотилось. Впервые за долгое время ей стало по-настоящему страшно.
На следующий день Иван позвонил. Его голос был сдавленным, резким:
— Зря ты так, Маш. Ты всё равно сделаешь, как я скажу.
— Не сделаю, — прошептала она. — Никогда.
— Сделаешь. Иначе пожалеешь.
Он бросил трубку.
Мария сидела в пустой комнате матери и впервые за всё это время поняла: это уже не про деньги. Это про то, что её хотят сломать.
И внутри, под слезами и страхом, зародилась злость. Настоящая, холодная.
— Ты понимаешь, мам, — Мария говорила, уткнувшись в кружку с остывшим чаем, — они не отстанут. Я же вижу, что они уже всё решили за меня.
Мать кивнула. Она сидела напротив, с тем самым видом, который всегда раздражал Марию в детстве: спокойная, невозмутимая, будто ничего страшного не происходит.
— Мария, ты слишком впечатлительная. Ничего они у тебя не отнимут. Закон на твоей стороне.
Мария горько усмехнулась.
— Закон… Мама, я вчера возле подъезда встретила какого-то человека. Он сказал, что он друг Антона. Угрожал.
Мать резко поставила чашку на стол, чай расплескался.
— Ты мне сразу не сказала?!
— А что это изменит? — Мария пожала плечами. — У нас двери даже на нормальный замок не закрываются.
Мать сжала губы. И вдруг сказала:
— Поговори с Павлом.
— С каким ещё Павлом?
— Сосед сверху. Он раньше следователем работал, потом ушёл на пенсию. Не совсем простой человек. Я его боюсь немного, если честно. Но он умный и жёсткий. К нему в подъезде все с уважением.
Мария отмахнулась. Ей не хотелось ввязываться в ещё какие-то знакомства. Но вечером, когда снова позвонил Иван — коротко, холодно: «Ты пожалеешь» — она всё-таки поднялась на этаж выше.
Дверь открыл крепкий мужчина лет шестидесяти, с густыми бровями и усталым взглядом.
— Здравствуйте, я к вам по совету мамы… — начала Мария, чувствуя себя неловко.
— Заходи, — перебил он. Голос был хриплый, прокуренный. — Знаю я уже. Твоя мать предупредила.
Квартира у него была странная. Почти без мебели, книги стопками по углам, на столе старый ноутбук. На подоконнике — пепельница, полная окурков.
— Пей, — он поставил перед ней стакан чая в гранёном стакане. — Так что у тебя?
Мария рассказала всё: и про наследство, и про Антона, и про угрозы.
Павел слушал молча, только иногда кивал.
— Деньги — это грязь, — наконец сказал он. — Но именно из-за этой грязи люди превращаются в зверей. Ты должна понимать: муж твой уже на той стороне.
Мария сжала ладони.
— Он мне угрожал. Сказал, что я «пожалею».
— Угроза — это только начало. Потом будет давление, потом — попытка отобрать силой. Я тебе так скажу: твой Антон — тряпка. Но вот люди, которые вокруг него, могут быть похуже.
— Какие люди?
Павел закурил, затянулся, выпустил дым в сторону окна.
— Такие, у которых совести нет вообще. Он же не один по подъездам шатается. Кто-то с ним дружит. У таких всегда есть «друзья».
Мария замолчала. Внутри всё холодело.
— Что мне делать?
Павел посмотрел на неё пристально.
— Первое — никаких разговоров с мужем и его семьёй без свидетелей. Второе — деньги держи под контролем, не доверяй никому. Третье… — он помолчал. — Ты готова быть жёсткой?
Она вскинула глаза.
— А что это значит?
— Это значит, если прижмут, не плакать и не убегать, а давить в ответ.
Мария вдруг почувствовала, что впервые за всё это время ей стало чуть спокойнее.
Но спокойствие продлилось недолго.
Через пару дней, возвращаясь с работы, она увидела у своего подъезда Ивана. Он стоял, прислонившись к стене, с красными глазами.
— Маш, ну давай поговорим, — голос его звучал мягко, почти умоляюще. — Ну что ты, как чужая? Я же твой муж.
Мария остановилась в нескольких шагах.
— Мы уже поговорили, — сказала она холодно. — Всё кончено.
Иван развёл руками:
— Ты думаешь, я враг тебе? Я хочу, чтобы у всех всё было хорошо. У тебя, у меня, у Антона. Ну нельзя же быть такой жадной!
— Жадной? — Мария шагнула ближе. Внутри у неё вдруг вспыхнуло что-то ледяное, твёрдое. — А ты не думаешь, что твой брат просто лентяй и паразит?
Лицо Ивана дёрнулось. В глазах мелькнуло что-то злое.
— Ты ещё пожалеешь, — процедил он. — Я тебе клянусь.
И он ушёл.
Мария дрожала, пока открывала дверь.
Через неделю мать нашла у двери странный конверт. Внутри был клочок бумаги: «Отдай деньги — и будет тебе спокойно».
Мария показала записку Павлу. Тот только усмехнулся:
— Ну вот, пошли прямые угрозы. Это уже серьёзно.
— Может, в полицию? — неуверенно спросила она.
— В полицию? — Павел фыркнул. — Полиция будет три месяца бумажки перекладывать. А ты всё это время жить в страхе? Нет. Я сам с этим разберусь.
Мария хотела спросить, как именно он собирается «разобраться», но передумала. В его глазах было что-то такое, что лучше не расспрашивать.
В субботу вечером, когда они с матерью сидели за столом, в дверь позвонили. Мать пошла открывать и через минуту вернулась бледная, как полотно.
— Там… там Антон.
Мария поднялась, сердце ухнуло вниз.
В дверях стоял Антон — небритый, с мутным взглядом.
— Машка, давай поговорим, — начал он сиплым голосом. — Я же ничего плохого не хочу. Мне просто тяжело. Ты ведь добрая. Ну помоги мне.
Мария посмотрела на него так, что даже мать вздрогнула.
— Убирайся, — сказала она тихо. — Сейчас же.
Антон замялся, потом неожиданно ударил ладонью в косяк.
— Ты думаешь, я сам пришёл? — выкрикнул он. — Ты не понимаешь, во что вляпалась!
И исчез в темноте лестничной клетки.
Ночью Мария не могла заснуть. Она лежала на диване и слушала, как мать тихо ворочается на своей кровати. В голове крутились слова Антона: «Ты не понимаешь, во что вляпалась».
Что это значит? Что за люди стоят за ним?
И вдруг у неё появилось ощущение, что конфликт, в который она втянулась, гораздо глубже, чем просто семейные разборки. Семь миллионов стали приманкой, на которую слетелись хищники.
Она перевернулась на бок и впервые за долгое время ощутила: страх уходит. Его место занимает другое чувство. Твердое. Опасное.
Злость.
— Маш, ты слышала? — мать встревоженно выглянула в окно. — Там какие-то люди у подъезда. Уже третий вечер подряд стоят.
Мария подошла и посмотрела вниз. Под фонарём курили двое: один в кожаной куртке, другой в серой толстовке с капюшоном. Они говорили тихо, но взгляд то и дело поднимался на окна.
— За мной, — прошептала Мария.
Мать перекрестилась.
— Может, Павлу сказать?
— Уже сказала, — Мария сжала губы. — Он обещал заняться.
Но на душе было тревожно. Павел всё больше нравился ей своей прямотой и жёсткостью, но иногда в его словах сквозила такая тьма, что становилось страшно.
Через пару дней, возвращаясь домой, Мария заметила: дверь в их подъезд приоткрыта. Она толкнула её, вошла — и замерла. На почтовых ящиках крупными красными буквами было выведено слово: «Жадина».
Сердце ударило в горло. Она поспешила подняться наверх, закрылась в квартире на все замки. Мать ходила по комнате, качала головой.
— Машка, это уже беспредел. Надо в полицию.
— Бесполезно, — устало сказала Мария. — Они будут бумажки писать, а я всё равно останусь одна.
Ночью она не спала, сидела на кухне, обхватив кружку холодного чая. В голове вертелось: «Они хотят меня сломать. Но я не дамся».
На следующий день в дверь позвонили.
Мария открыла — на пороге стоял Павел. Лицо его было хмурое, серое, как асфальт после дождя.
— Я выяснил, — сказал он без лишних слов. — У Антона долг. Большой. Он влез в неприятную историю. Теперь его держат на крючке. А ты со своим наследством оказалась для них идеальной мишенью.
Мария почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Что за долг?
— Азартные игры, — усмехнулся Павел. — Карточки, автоматы… Ты понимаешь.
Она закрыла лицо руками.
— Господи…
— Нечего Бога звать, — резко сказал Павел. — Тут люди такие, что церковь для них — просто ещё один способ прикрыться.
Он сел за стол, закурил.
— Я скажу тебе честно: они не остановятся. Угрожать будут ещё. Потом попробуют надавить через мужа, через мать. Ты должна быть готова.
Мария подняла голову.
— А что делать?
— Давить первой, — сказал он спокойно. — Не ждите, пока они вас придут ломать.
Мать ахнула.
— Павел, вы что такое советуете?!
— Я советую выжить, — холодно ответил он.
Слова Павла не давали покоя. Мария думала о них весь день, весь вечер. Давить первой… Звучало дико. Она никогда не считала себя жестокой. Но чем дальше, тем яснее становилось: иначе не получится.
И в тот же вечер Иван снова позвонил.
— Маш, ты упрямая. Они уже злые. Если ты сейчас не отдашь деньги, всё будет хуже. Пойми, я же тебя предупреждаю.
Мария замерла, слушая. Вдруг внутри всё оборвалось.
— Иван, — сказала она тихо, — ты уже не мой муж. Ты просто чужой человек, который продал меня за долг брата.
Он замолчал, потом выкрикнул:
— Ты дура! Ты даже не понимаешь, что делаешь!
Она положила трубку. И впервые за долгое время почувствовала себя сильнее, чем он.
Но события ускорялись.
Через несколько дней, возвращаясь вечером с работы, Мария заметила, что за ней идёт тот самый человек в кожаной куртке. Он не скрывался — просто шёл следом. Она ускорила шаг, он тоже ускорил. Сердце колотилось так, что казалось, его услышит весь двор.
И тут из тени вышел Павел.
— Прогулялся, — сказал он тихо, и его рука легла на плечо мужчины. — Ты чего, парень, людей пугаешь?
Тот что-то буркнул и исчез.
Мария стояла, дрожа. Павел повернулся к ней, глаза у него были ледяные.
— Видишь? Они не шутят.
В ту ночь Мария впервые не заплакала. Она сидела на кухне и писала. Писала план: что делать, если нападут, куда звонить, как действовать. Казалось, что бабушка где-то рядом — её голос звучал в голове: «Ты хозяйственная, Машенька. Ты справишься».
И тут она поняла: семь миллионов — это не просто деньги. Это экзамен. За них она должна отвоевать своё право на жизнь.
Кульминация пришла внезапно.
Поздно вечером раздался звонок. Мать уже спала. Мария открыла дверь — и увидела Ивана. Он был пьян, глаза стеклянные.
— Маш… ну зачем ты так… — он едва держался на ногах. — Они же… они же меня убьют, если ты не отдашь деньги…
Мария смотрела на него долго. И вдруг почувствовала, что в груди — пустота. Ни жалости, ни любви. Только холод.
— Это твои проблемы, — сказала она твёрдо. — Я за тебя больше не плачу.
Иван шагнул к ней, схватил за руку.
— Ты… ты не понимаешь! У них такие связи! Они…
Он осёкся. За его спиной возник Павел.
— Отпусти её, — сказал он спокойно.
Иван разжал пальцы. На секунду в его глазах мелькнуло что-то — страх или облегчение, Мария не разобрала. Потом он развернулся и ушёл, шатаясь.
После этого всё изменилось. Мария больше не боялась.
Она купила квартиру — большую, светлую, с окнами в парк. Когда подписывала документы, руки не дрожали.
Мать плакала от радости.
И только Мария знала: всё это не конец. Те, кто стоял за Антоном, не уйдут просто так. Но теперь она была готова.
Она смотрела на ключи от новой квартиры и думала: «Я выживу. Любой ценой».
И впервые за всё это время улыбнулась. Но улыбка её была жёсткой, стальной.
— Слишком дорого! Это всё туристические ловушки, — жадный муж испортил отпуск