— Марина, дорогая, я же говорила тебе класть деньги на общий счёт, а ты опять забыла! — голос свекрови прорезал утреннюю тишину квартиры, заставив Марину замереть с чашкой кофе в руках.
Валентина Петровна стояла в дверях кухни, держа в руках банковскую выписку. Её лицо выражало материнскую заботу, смешанную с лёгким укором, но в глазах мелькнуло что-то хищное, что Марина научилась замечать за три года совместной жизни под одной крышей.
Марина медленно поставила чашку на стол. Кофе в ней остывал, но она даже не заметила этого. Всё её внимание было приковано к листку бумаги в руках свекрови.
— Какой общий счёт, Валентина Петровна? — спросила она осторожно, хотя внутри уже поднималась тревога.
Свекровь вздохнула с таким видом, словно объясняла что-то несмышлёному ребёнку.
— Ну как же, милая! Семейный счёт, который мы с Костей открыли для удобства. Чтобы все расходы на хозяйство шли через него. Так проще контролировать траты, понимаешь? Костя же тебе говорил!
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Костя ей ничего не говорил. За три года брака они ни разу не обсуждали никакой общий счёт. Она перевела взгляд на мужа, который как раз вошёл в кухню, натягивая рубашку.
— Костя, что за общий счёт? — её голос дрогнул, выдавая волнение.
Константин замер на пороге. Его взгляд метнулся от жены к матери и обратно. На его лице промелькнула паника, которую он тут же попытался скрыть за напускной беззаботностью.
— А, это… Мам, может, не сейчас? Марина на работу опаздывает…
Но Валентина Петровна уже вошла в раж. Она подошла к столу и положила перед Мариной целую стопку документов.
— Нет уж, Костенька, надо наконец навести порядок! Три года живём как попало! Марина получает хорошую зарплату в своей фирме, а на семью не вкладывает ни копейки! Всё себе, себе! А мы с тобой, получается, должны всё тянуть?
Марина смотрела на документы перед собой. Это были выписки с банковского счёта, открытого на имя Валентины Петровны и Константина. Счёт существовал уже полтора года. Полтора года! И она ничего об этом не знала!
— Костя, — она подняла глаза на мужа, — ты полтора года переводишь деньги на счёт, о котором я не знаю?
Он покраснел и отвёл взгляд.
— Это не так, как ты думаешь… Мама просто помогает вести семейный бюджет. Она же опытнее в этих вопросах…
— Вот именно! — подхватила свекровь. — Я всю жизнь семью содержала, знаю, как правильно распоряжаться деньгами! А ты, Мариночка, молодая ещё, неопытная. Транжиришь на всякую ерунду! Вон, на прошлой неделе новые туфли купила! Зачем тебе пятые туфли?
Марина встала. В её движениях появилась та самая сдержанная ярость, которая накапливалась годами.
— Я купила обувь на свои деньги, которые сама заработала. И это были не пятые туфли, а замена старым, которые износились.
— Свои деньги! — фыркнула Валентина Петровна. — В семье нет «своих» денег! Всё общее! Вот я, когда Костю растила, не думала о «своих» деньгах! Всё в семью, всё сыну! А ты что? Муж твой на двух работах вкалывает, а ты…
— Стоп! — Марина подняла руку. — Костя работает на одной работе, как и я. И зарабатывает он меньше меня на тридцать процентов. Я оплачиваю продукты, коммунальные услуги и половину платежа за ипотеку. Что ещё я должна вкладывать в семью?
Свекровь поджала губы. Это выражение лица Марина знала хорошо — сейчас последует главный удар.
— А кто за тобой ухаживает, когда ты болеешь? Кто тебе готовит, когда ты с работы поздно приходишь? Кто дом в порядке содержит? Думаешь, это всё бесплатно? Мой труд ничего не стоит?
И тут Марина поняла всё. Весь замысел, всю схему. Свекровь не просто помогала по дому — она создавала видимость незаменимости, чтобы потом выставить счёт. А Костя… Костя всё это время знал и молчал.
— Валентина Петровна, — Марина говорила медленно, тщательно подбирая слова, — я никогда не просила вас готовить мне или убирать за мной. Более того, я несколько раз говорила, что справлюсь сама.
— Ах, справишься! — всплеснула руками свекровь. — Да ты бы тут без меня в грязи утонула! Неумеха! Даже борщ нормально сварить не можешь!
— Потому что вы не даёте мне готовить! — голос Марины стал громче. — Каждый раз, когда я начинаю что-то делать, вы врываетесь на кухню и отбираете у меня нож, сковородку, кастрюлю! «Не так режешь», «не так жаришь», «не так варишь»!
Костя попытался вмешаться:
— Марин, ну что ты, правда? Мама хочет как лучше…
Она повернулась к нему, и он осёкся под её взглядом.
— Как лучше? Открыть тайный счёт и полтора года переводить туда деньги, не говоря жене? Это «как лучше»?
— Это не тайный счёт! — возмутилась Валентина Петровна. — Это семейный счёт! Для общих нужд!
— Каких нужд? — Марина взяла выписку и начала читать. — «Снятие наличных — двадцать тысяч». «Снятие наличных — пятнадцать тысяч». «Снятие наличных — тридцать тысяч». За полтора года со счёта снято триста восемьдесят тысяч рублей. Куда ушли эти деньги?
Свекровь выпрямилась и гордо вздёрнула подбородок.
— На семейные нужды! На продукты, на хозяйство!
— На продукты я даю двадцать тысяч в месяц отдельно. Чеки храню. На какое хозяйство ушли почти четыреста тысяч?
Молчание повисло в кухне. Костя нервно теребил пуговицу на рубашке. Валентина Петровна побагровела.
— Ты что, допрос мне устраиваешь? Я тебе не отчитываться должна! Я мать Кости, я в этой семье старшая!
— Нет, — твёрдо сказала Марина. — В этой семье нет старших и младших. Есть муж и жена. И свекровь, которая почему-то решила, что может распоряжаться чужими деньгами.
— Чужими?! — взвизгнула Валентина Петровна. — Да я вас, неблагодарных, на ноги поставила! Квартиру вам помогла купить!
— Вы дали сто тысяч на первоначальный взнос, — спокойно парировала Марина. — Мои родители дали двести тысяч. Остальные полтора миллиона мы выплачиваем сами. И квартира оформлена на меня и Костю в равных долях, а не на вас.
Свекровь повернулась к сыну.
— Костя! Ты слышишь, что она говорит? Твоя жена меня оскорбляет!
Константин выглядел так, словно хотел провалиться сквозь землю. Он мялся, не зная, на чью сторону встать.
— Мам, Марин… Давайте не будем ссориться… Может, сядем, спокойно поговорим…
— О чём говорить? — Марина взяла свою сумку. — О том, как вы с мамой полтора года обманывали меня? О том, как планировали и дальше выкачивать из меня деньги?
— Никто тебя не обманывал! — крикнула свекровь. — Просто ты такая жадная, что копейки лишней не дашь! Вот мы и решили…
— Вы решили воровать, — закончила за неё Марина.
Слово повисло в воздухе как пощёчина. Валентина Петровна задохнулась от возмущения.
— Как ты смеешь! Я ворую? Да я всю жизнь на семью работала! Сына одна вырастила! А ты кто такая? Залётная птица! Сегодня есть, завтра нет!
— Мама! — наконец подал голос Костя. — Это слишком!
Но его мать уже не могла остановиться.
— Что «слишком»? Правду говорю! Три года живёт с нами, а до сих пор чужая! Даже ребёнка родить не может! Пустоцвет!
Марина побледнела. Это был удар ниже пояса. Они с Костей год безуспешно пытались завести ребёнка, проходили обследования. Врачи говорили, что нужно время, что стресс мешает. И вот теперь она понимала, откуда этот стресс.
— Выйдите из моей кухни, — тихо сказала она.
— Что?! — Валентина Петровна не поверила своим ушам. — Это ты мне?
— Вам. Выйдите. Немедленно.
Свекровь театрально схватилась за сердце.
— Костя! Твоя жена выгоняет меня! Твою мать! Из дома, где я живу!
— Вы не живёте здесь, — отрезала Марина. — Вы здесь гостите. Третий год гостите. У вас есть своя квартира в пяти остановках отсюда.
— Я помогаю вам! Без меня вы бы…
— Без вас мы бы жили спокойно и счастливо. Как жили первые полгода, пока вы не решили, что сыночку нужна мамочка рядом.
Костя наконец обрёл дар речи.
— Марина, это моя мама. Ты не можешь её выгнать.
Она повернулась к нему, и в её глазах была такая боль, что он отшатнулся.
— Не могу? Хорошо. Тогда выбирай. Или твоя мать съезжает отсюда сегодня же, или я подаю на развод и раздел имущества. Включая раздел этой квартиры.
— Ты шантажируешь моего сына! — закричала свекровь.
— Я защищаю свою семью. Ту семью, которая должна состоять из меня и моего мужа. А не из меня, мужа и его мамы, которая считает себя главной.
Марина взяла со стола документы — выписки с того самого счёта.
— И ещё. Я иду к юристу. Выясню, можно ли вернуть деньги, которые были переведены без моего ведома из семейного бюджета.
Валентина Петровна рухнула на стул.
— Костенька! Что она творит! Это же твоя мама! Родная кровь!
Константин стоял между двумя женщинами, разрываясь. Марина видела эту борьбу на его лице и почти жалела его. Почти.
— Костя, — сказала она мягче. — Я люблю тебя. Но я не могу больше жить в этой токсичной атмосфере. Твоя мама манипулирует тобой, а через тебя — мной. Это нездорово. Это разрушает наш брак.
— Какая ещё токсичная атмосфера! — всплеснула руками свекровь. — Модные словечки понахваталась! Раньше это называлось — уважать старших!
— Уважение нужно заслужить, — парировала Марина. — А не требовать его только потому, что вы старше.
Она посмотрела на часы. До работы оставалось сорок минут, но она знала, что не сможет сегодня работать. Не после этого.
— Я беру отгул и еду к родителям. Вечером вернусь. Если твоя мать всё ещё будет здесь, я начну бракоразводный процесс.
Костя сделал шаг к ней.
— Марин, подожди… Давай поговорим…
— Мы три года говорим, Костя. Я три года прошу тебя поговорить с мамой, установить границы. А ты каждый раз выбираешь её сторону. «Она же старается», «она же помогает», «она же мать». А я кто?
Он молчал, опустив голову.
— Я твоя жена, — продолжила Марина. — Человек, с которым ты клялся прожить жизнь. Но почему-то твоя мама всегда важнее.
— Это неправда! Вы обе мне дороги!
— Нет, Костя. Нельзя сидеть на двух стульях. Нельзя быть женатым и одновременно оставаться маменькиным сынком.
Свекровь вскочила.
— Да как ты смеешь так говорить! Он прекрасный сын! Заботливый, внимательный!
— К вам — да. А ко мне? — Марина покачала головой. — Знаете, Валентина Петровна, я долго думала, почему вы так меня невзлюбили. И поняла. Вы боитесь остаться одной. Боитесь, что сын создаст свою семью и отдалится. Поэтому вы делаете всё, чтобы разрушить наш брак.
— Бред! Я хочу вам только добра!
— Нет. Вы хотите контроля. Над сыном, надо мной, над нашими деньгами, над нашей жизнью. Но это закончилось.
Марина направилась к выходу, но в дверях обернулась.
— И знаете что? Те деньги, что вы сняли со счёта… Я догадываюсь, куда они ушли. Ремонт в вашей квартире, новая шуба, отдых в санатории. Всё это было в последние полтора года. Вы использовали нас. Использовали своего сына.
Лицо свекрови стало багровым.
— Я имею право! Я его вырастила!
— Дети — это не инвестиция, — ответила Марина. — Вы вырастили его не для того, чтобы потом требовать дивиденды.
Она вышла из кухни, оставив мать и сына наедине. В прихожей она надела пальто, взяла сумку. Руки слегка дрожали, но она чувствовала странное облегчение. Словно сбросила с плеч тяжёлый груз.
Она уже открывала дверь, когда услышала за спиной шаги. Костя.
— Марин, постой.
Она обернулась. Он стоял в дверном проёме, растерянный, жалкий.
— Я… Я поговорю с мамой. Она съедет. Обещаю.
Марина посмотрела ему в глаза.
— Дело не только в том, чтобы она съехала, Костя. Дело в том, что ты полтора года обманывал меня. Знал про этот счёт и молчал. Это предательство.
— Я не хотел… Я думал, мама знает, что делает. Она же старше, опытнее…
— Тебе тридцать два года. Ты взрослый мужчина. Пора перестать прятаться за мамину юбку.
Из кухни послышался плач Валентины Петровны — театральный, громкий, рассчитанный на то, чтобы его услышали.
— Иди, — устало сказала Марина. — Утешь её. Это же твоя мама.
Она вышла, тихо закрыв за собой дверь.
На улице было холодно. Ноябрьский ветер пробирался под пальто, но Марина не замечала холода. Она шла к остановке и впервые за долгое время чувствовала себя свободной.
Телефон зазвонил, когда она садилась в автобус. Костя. Она сбросила вызов. Потом ещё один. И ещё. На четвёртый раз она выключила телефон совсем.
В родительском доме пахло пирогами. Мама пекла их каждые выходные, но сегодня был будний день.
— Мариша? — удивилась мать, открыв дверь. — Ты чего не на работе?
И тут Марина расплакалась. Все эти годы она держалась, терпела, пыталась наладить отношения. А сейчас, в тёплых маминых объятиях, дала волю слезам.
Отец вышел из комнаты, увидел плачущую дочь и потемнел лицом.
— Обидел? — коротко спросил он.
Марина кивнула, не в силах говорить.
— Так. Рассказывай.
Они сидели на кухне втроём. Марина рассказывала, родители слушали. Мама время от времени вздыхала, отец хмурился всё сильнее.
— Значит, счёт тайный открыли, — подвёл итог отец. — И деньги семейные тянули. Это мошенничество, между прочим.
— Пап, я не хочу их сажать. Я просто хочу нормально жить.
— А с таким мужем разве нормально проживёшь? — спросила мама. — Он же маменькин. Не изменится.
— Может, изменится, — без особой надежды сказала Марина.
Родители переглянулись.
— Доча, — сказал отец. — Мы тебя любому решению поддержим. Но подумай: тебе тридцать лет. Вся жизнь впереди. Стоит ли тратить её на человека, который не может выбрать между мамой и женой?
Марина молчала. В глубине души она знала, что отец прав.
Телефон она включила только вечером. Сорок три пропущенных вызова от Кости. Двенадцать от свекрови. И гора сообщений.
Она открыла переписку с мужем.
«Мама съехала».
«Марин, ответь».
«Я всё понимаю, прости».
«Давай поговорим».
«Я люблю тебя».
«Приезжай домой, пожалуйста».
Последнее сообщение пришло час назад.
«Мама вернула деньги. Все, что сняла. Принесла наличными. Триста восемьдесят тысяч».
Марина перечитала его дважды. Потом набрала ответ.
«Я приеду. Нам нужно серьёзно поговорить».
Квартира встретила её тишиной и запахом валерьянки. Костя сидел на кухне, перед ним стояла пачка денег, перевязанная банковской лентой.
— Она принесла, — сказал он вместо приветствия. — Плакала, просила передать, что не хотела ничего плохого.
Марина села напротив.
— Костя, дело не в деньгах. Дело в доверии. Ты его разрушил.
— Я знаю. Я… Я не знал, как сказать тебе. Мама убедила, что так будет лучше. Что ты слишком молодая, не умеешь распоряжаться финансами…
— И ты поверил?
Он опустил голову.
— Я привык верить маме. Она всегда была права. Когда отец ушёл, она одна тянула всё. Я привык, что она принимает решения.
— Но ты уже не ребёнок, Костя. Пора взрослеть.
Они долго разговаривали той ночью. О доверии, о границах, о будущем. Костя клялся, что изменится. Что больше не допустит вмешательства матери в их жизнь. Что будет самостоятельным.
Марина слушала и понимала: он искренен. Сейчас. В эту минуту. Но что будет завтра, когда мама позвонит и пожалуется на здоровье? Когда попросит помощи? Когда начнёт давить на жалость?
— Давай попробуем, — наконец сказала она. — Но я ставлю условия. Первое: полная финансовая прозрачность. Никаких тайных счетов, никаких скрытых трат. Второе: твоя мама может приходить в гости, но жить здесь больше не будет. Никогда. Третье: все решения, касающиеся нашей семьи, мы принимаем вместе. Без участия третьих лиц.
Костя закивал.
— Согласен. На всё согласен.
— И четвёртое, — Марина посмотрела ему в глаза. — Семейная терапия. Нам нужен психолог. Иначе мы не справимся.
Это было неожиданно для него, но он согласился и на это.
Прошёл месяц. Валентина Петровна пыталась звонить, но после того, как Марина пригрозила подать заявление о мошенничестве, притихла. Костя держался. С трудом, но держался. На третьей встрече с психологом он впервые сказал вслух: «Я всю жизнь боялся расстроить маму. Боялся, что она останется одна. Но я понял — это не моя ответственность. Моя ответственность — это моя семья. Марина».
Марина сидела рядом и плакала. Это были слёзы облегчения.
Свекровь появилась через три месяца. Пришла с пирогом и виноватым видом. Марина впустила её, налила чаю. Они сидели на кухне вдвоём — Костя был на работе.
— Я хотела извиниться, — начала Валентина Петровна. — Я правда не хотела вас разлучить. Просто… Просто привыкла, что Костя всегда рядом. Что я главная в его жизни. А тут появилась ты…
— Я не забрала у вас сына, — мягко сказала Марина. — Он всё равно любит вас. Просто теперь в его жизни есть и другая любовь.
Свекровь кивнула, утирая слёзы.
— Я понимаю. Умом понимаю. А сердцем… Трудно.
Они ещё долго разговаривали. О границах, об уважении, о том, как трудно отпускать детей. В конце концов Валентина Петровна сказала:
— Я буду стараться. Не обещаю, что получится сразу. Но буду стараться.
Это был первый шаг. Маленький, неуверенный, но важный.
Через год Марина узнала, что беременна. Когда она сообщила об этом Косте, он заплакал от счастья. А потом сказал:
— Спасибо, что не сдалась. Что боролась за нас.
Валентина Петровна узнала о беременности невестки последней — Марина настояла, чтобы сначала они рассказали её родителям. Свекровь приняла новость спокойно, поздравила, подарила детские пинетки, которые связала сама.
— Если нужна будет помощь, обращайтесь, — сказала она. — Но только если сами попросите. Я больше не буду навязываться.
И она сдержала слово. Приходила по приглашению, не давала непрошеных советов, не критиковала. Это было трудно для неё, Марина видела, как иногда Валентина Петровна буквально закусывала губу, чтобы не высказать своё мнение. Но она старалась.
Невестка оценила эти усилия. На день рождения свекрови она подарила ей фотоальбом, где были собраны снимки всей семьи — и старые, где Костя ещё маленький, и новые, где они все вместе.
— Это наша семья, — сказала Марина. — Вы её часть. Важная часть. Просто у каждого должно быть своё место.
Валентина Петровна прижала альбом к груди и расплакалась. А потом обняла невестку — впервые за четыре года.
Когда родилась дочка, её назвали Софьей. Свекровь стала бабушкой — любящей, но не навязчивой. Она приходила помогать, когда просили, нянчилась с внучкой, но всегда помнила о границах.
Однажды, когда Софье исполнился год, Валентина Петровна сказала Марине:
— Знаешь, я думала, ты разлучишь меня с сыном. А ты дала мне семью. Настоящую семью.
Марина улыбнулась.
— Семья — это не про контроль и подчинение. Это про любовь и уважение. Когда мы все это поняли, мы и стали настоящей семьёй.
— Значит, у тебя есть заначка на свои развлечения, а я должна отчитываться за каждую чашку кофе?!