Какая позорница!»
Когда Мира сошла с древнего деревенского автобуса, эти слова зазвучали, как яд.
Без обручального кольца.
Без объяснений.
Только ребёнок на руках.
Миру когда-то называли гордостью деревни. Умная. Красивая. Предназначенная для великого будущего.
А теперь?
Её встречали холодными взглядами, поджатыми губами и осуждающими шёпотами.
— Она сбежала, — прошипела жена учителя, госпожа Новакова. — Вернулась с ребёнком. Мужа нет. Кто знает, чей это ребёнок?
Площадь деревни превратилась в суд. Лавка у магазина — в судейскую скамью. День за днём расползались истории: что Миру соблазнил иностранный солдат. Что она была прислугой или чем похуже в далёком городе. Что даже имени отца ребёнка она не знала.
— О, позор! — воскликнула Новакова, театрально прижимая руку к груди. — Как её бедному отцу теперь на люди выйти?
Но Пётр… молчал.
Он не слушал сплетни. Его голос был тих. В своём доме он сидел спокойно и слушал крик внука. И в этих криках он не слышал стыда.
Он слышал жизнь.
А Мира?
Она возвышалась.
Она пережила годы испытаний за границей. Построила жизнь — по-своему. И теперь не собиралась рушиться из-за пустых пересудов.
— Всё пройдёт, папа, — спокойно сказала она однажды вечером. — Пусть говорят. Мы им не должны правды.
И вот солнечным июльским утром произошло то, что изменило всё.
Площадь была полна. Толпа возбуждённо ждала. Госпожа Новакова со своей свитой царила на ступенях магазина.
— Она пройдёт одна, — заявила Новакова. — Или, что хуже, приведёт за собой какого-нибудь бездельника.
Но вдруг… всё стихло.
Утреннее солнце осветило стройную кавалькаду чёрных автомобилей, медленно въезжавших на площадь.
Двери открылись.
Сначала вышла Мира. Прямая. Спокойная. Гордо держащая ребёнка.
А за ней — высокий мужчина в идеально сшитом костюме. Его шаги были уверенными. Его присутствие ощущалось без слов.
Он подошёл к Мире и протянул руку.
— Пойдём, моя любовь, — сказал он негромко, но так, что услышали все.
Мира повернулась к толпе.
— Это мой муж, — произнесла она, голос дрогнул лишь чуть-чуть. — И отец моего сына.
Толпа ахнула.
Отец ребёнка подошёл, осторожно коснулся малыша и улыбнулся. Даже самые холодные сердца изменились в тот миг.
— Это же владелец фабрики в городе? — пробормотал кто-то.
— Миллионер, — прошептала Новакова, побледнев.
Мира обвела взглядом толпу.
— Я знаю, что вы обо мне говорили, — сказала она. — Можете продолжать. Но правда вот она. Мы поженились за границей. Я родила там. А теперь мы вернулись домой.
Муж протянул руку Петру.
Старик поднялся, его лицо, иссечённое годами, светилось гордостью.
— Прости, что не сказала тебе раньше, папа, — произнесла Мира.
Пётр крепко обнял дочь.
— Тебе не за что извиняться, — сказал он тяжёлым голосом. — Если ты счастлива — значит, и я счастлив.
Из автомобилей вышли ещё люди — элегантные мужчины и женщины, семья мужа. Спокойные, уважительные. Они кланялись и здоровались с сельчанами.
Потрясённая Новакова лишь прошептала:
— Боже мой… вся семья приехала…
Мира снова обратилась к отцу:
— Папа, мы хотим остаться. Ненадолго. Чтобы наш сын узнал это место. Узнал тебя.
Пётр заплакал. Его дочь, о которой судачили все, вернулась не с позором, а с любовью, уважением и смыслом.
С дрожью в голосе он сказал:
— Оставайтесь. Ваш дом всегда был здесь.
Муж поцеловал руку старика.
— Спасибо, — произнёс он. — За то, что воспитали сильную женщину.
В тот день в деревне всё изменилось. Сплетни замолкли. Осуждение растворилось. Даже Новакова, мечтавшая о падении Миры, онемела.
— Кто бы мог подумать, — шептали люди, — что она вернётся не сломленной, а в почёте?
Мира подняла ребёнка и повернулась к отцу.
— Познакомься со своим дедушкой, — прошептала она.
Пётр плакал от радости, не от позора.
Муж обнял его за плечи.
— С сегодняшнего дня вы — наша семья, — сказал он.
Мира посмотрела на поражённую деревню.
— Пусть говорят, папа, — улыбнулась она. — Теперь это больше не имеет значения.
А на холме старый дом наполнился смехом, любовью и теплом семьи, которая впервые за много лет не боялась быть увиденной.
Её муж считал её простой деревенщиной. Он не знал, что она унаследовала всё состояние.!!!!