— Ты решила — за меня?
Голос Лены дрогнул, но прозвучал резко.
— Да ты вообще когда со мной что-нибудь обсуждаешь, Макс? — она стояла у плиты, держа половник, как оружие. — Опять всё по твоему. И кто тебе сказал, что я согласна, чтоб они переехали к нам?
Максим вздохнул. Уставился в пол, где от его ботинок остались следы от октябрьской грязи.
— Лен, ну не начинай. Это временно. На пару недель. Пока сестра с мужем ремонт доделают. Куда им? У них дети, школа рядом, понимаешь?
— Временно? — она подняла брови. — Как мама в мае, да? На «пару недель», а осталась до августа. Я помню, временно.
— Не начинай, — повторил он, теперь уже жёстче. — Я не хочу, чтобы ты опять скандалила. У нас семья, должны поддерживать.
Лена повернулась к нему спиной. Гулко поставила сковороду на плиту, брызнула маслом. Слышно было, как у неё трясутся пальцы.
— Ты бы хоть спросил, — тихо сказала она. — Просто сказал: «они поживут». Как будто я у тебя квартирантка, а не жена.
Макс подошёл ближе, положил руку ей на плечо.
— Не утрируй, Лен. Всё нормально будет. Они тихие, дети свои — нормальные.
Она сбросила его руку.
— Свои. А я — кто, чужая?
Он замолчал.
Октябрьское утро тянуло холодом из форточки. На кухне пахло кофе и пережаренным луком. За окном серый двор с редкими деревьями — всё в лужах и мокрых листьях.
Через два дня приехала его сестра — Инна — с мужем и двумя детьми. Сразу с сумками, коробками, с видом людей, которые переезжают не «на пару недель», а всерьёз.
— Ой, Лен, привет! — весело крикнула Инна, обнимая её, будто давно подруги. — Мы всё своё привезли, не переживай! Никаких проблем, правда!
Дети, мальчик и девочка, влетели в квартиру как ветер — шапки, ботинки, рюкзаки. Сразу заняли зал, включая телевизор.
Макс тащил коробки, смеялся:
— Вот, смотри, Ленка, теперь у нас весело будет!
Лена улыбнулась натянуто.
— Весело, ага.
К вечеру кухня уже была заставлена их банками, кастрюлями, детскими чашками с динозаврами. Инна хозяйничала уверенно — как будто всю жизнь тут жила.
— А ты, Лен, где крупы держишь? — спросила она, открывая верхний шкаф.
— Там, — коротко ответила Лена.
— Ой, неудобно как! Давай я переставлю по-человечески.
Лена сжала зубы.
— Не надо. Мне удобно.
Инна рассмеялась:
— Ну ты какая серьёзная! Да ладно тебе, я ж не в гости на час пришла. Мы же семья!
Макс стоял рядом, и, видимо, чтобы сгладить, вставил:
— Ладно, не спорьте, девчонки. Главное — чтоб всем уютно.
— Всем — это кому? — спросила Лена, но ответ уже знала.
Через неделю квартира изменилась. На полке в прихожей — чужие детские шапки. В ванной — две щётки рядом с её, и обе чужие. На подоконнике — рисунки детей, кружки с их именами.
Макс, довольный, говорил по телефону с матерью:
— Мам, у нас теперь полный дом, как раньше! Ленка рада, не переживай.
Она слышала это из кухни. Не стала вмешиваться.
Вечером Инна предложила:
— Лен, давай вместе ужин готовить. Я суп сварю, а ты котлеты сделаешь. Так быстрее.
— Я уже приготовила, — сухо ответила Лена. — Всё в холодильнике.
Инна покачала головой:
— Да ладно, твои котлеты — на один зуб! Надо по-нормальному, чтобы на всех хватило.
Макс усмехнулся:
— Вот, видишь, Инка хозяйственная. Учись, Лен.
Лена почувствовала, как внутри будто щёлкнуло.
— Учу́сь, — повторила она, глядя в раковину.
Прошла неделя. Потом ещё.
Инна с мужем почти не появлялись днём — оба работали удалённо, но создавали шум постоянно. Дети включали мультики, бегали, роняли игрушки.
Лена пыталась не вмешиваться. Ходила на работу, возвращалась поздно, мыла посуду после всех. Ночами, когда все спали, она тихо перекладывала свои вещи обратно на место — как будто возвращала себе кусочки жизни.
Макс всё чаще задерживался на работе.
— Слушай, я устал. Дома хоть движняк, весело, — говорил он. — А ты всё мрачная.
— Потому что дома шумно, Макс. Это не движняк, это бедлам.
Он пожал плечами:
— Это жизнь. У тебя просто характер слишком строгий. Надо проще быть.
В середине октября Лена пришла домой и увидела, что её книги со стеллажа собрали в коробку. Стояли в углу.
— Это что? — спросила.
Инна виновато улыбнулась:
— Да мы тут место под учебники детям делаем. Твои книжки я аккуратно сложила, не переживай.
— Спасибо, — сказала Лена, чувствуя, как горит лицо. — Очень заботливо.
Макс зашёл в этот момент.
— Лен, не кипятись, ну. Всё нормально же. Временное неудобство.
Она не ответила. Просто взяла коробку и отнесла в спальню.
Ночью долго не могла уснуть. Слушала, как за стеной храпит Иннин муж, как телевизор бубнит в детской. И думала: когда вообще перестала быть хозяйкой своей жизни?
В субботу Инна с семьёй ушли в торговый центр, Лена осталась одна. Села на кухне, заварила кофе.
Солнце падало на грязное окно, в воздухе стоял запах жареного лука и пластика от детских игрушек.
Лена достала из шкафа старую фотографию — она и Макс на свадьбе. Смеются, молодые, уверенные, будто всё впереди. Тогда она ещё верила, что будет «вместе».
Теперь между ними было «всё вместе, но не с тобой».
К вечеру вернулись все. Шум, пакеты, детские визги. Макс сразу включил телевизор.
— Лён, посмотри, что Инка купила! Шторы новые, красивые! Повесим завтра!
— А зачем? — спросила Лена. — У нас же свои.
Инна пожала плечами:
— Эти поплотнее. И цвет лучше. Не переживай, я сама повешу.
— Не надо, — сказала Лена. — Не трогай мои шторы.
Макс повернулся:
— Господи, ну что ты опять начинаешь?!
— А что, нельзя? — она повернулась к нему. — Я хоть где-то могу сказать «нет»? Или всё уже ваше, без меня?
Инна неловко улыбнулась:
— Лен, не обижайся. Мы ж не враги.
— Вы — гости, — сказала Лена. — Или были ими.
Макс устало выдохнул:
— Вот опять… Ты будто специально ищешь повод для ссоры. Всё нормально же!
Она посмотрела на него.
— Для тебя — да. У тебя всегда всё нормально.
Ночь была долгой. За стеной кто-то смеялся. Лена лежала, глядя в потолок, где плясали тени от света в коридоре. Её жизнь расползлась, как вода по полу — вроде всё ещё есть, а собрать уже невозможно.
В конце октября Макс сказал, будто между делом:
— Лен, слушай, Инка с Андреем решили пока остаться. Их ремонт затянулся. Я им не могу отказать, ты же понимаешь.
Она посмотрела на него долго.
— А ты вообще можешь кому-то отказать, кроме меня?
Он нахмурился:
— Вот начинаешь…
— Да я не начинаю, Макс. Я просто спрашиваю.
— Хватит. Я не хочу ругаться. У нас и так напряжённо.
— Потому что ты так сделал, — сказала она. — Ты решаешь всё за всех, только не за меня.
Он вышел из кухни, громко хлопнув дверцей холодильника.
Дни потянулись одинаковые. Работа — дом — шум — усталость.
Инна всё больше вела себя как хозяйка. Покупала продукты, переставляла посуду, вытирала стол «по-своему». Её муж занимал ванную по утрам, дети раскидывали вещи.
Лена стала выходить из дома раньше и возвращаться позже, чтобы меньше их видеть.
Иногда Макс пытался разговорить её:
— Лен, ты отдалилась. Что с тобой?
— Ничего. Просто устала.
Он обижался:
— Я стараюсь, понимаешь? Я между вами как прокладка. И всем не угодишь.
— Не надо угождать, — тихо сказала она. — Надо просто помнить, где твой дом.
В начале ноября Инна устроила семейный ужин — «в честь дружбы». Стол ломился от еды, дети смеялись, Макс наливал всем вино.
Лена сидела рядом, почти не ела.
— Ленка, выпей! — крикнул Макс. — Расслабься хоть раз!
— Не хочу.
— Да ты чего, праздник же!
— У вас праздник, — ответила она. — У меня — просто вечер.
Тишина повисла на секунду. Инна быстро перевела разговор на что-то другое.
Лена встала и ушла в спальню.
Позже, когда все уснули, она открыла ноутбук и начала искать объявления о съёмных квартирах. Не потому что решила уйти — просто проверяла, может ли вообще позволить себе быть отдельно.
Цены были бешеные. Зарплата — смешная. Но мысль о том, что у неё будет тишина, где всё своё, не отпускала.
Через неделю утром Макс сказал:
— Лен, ты меня пугаешь. Ты как будто растворилась.
Она посмотрела на него спокойно.
— А что мне делать? Кричать? Ты ведь всё равно не услышишь.
Он растерялся.
— Ну не так же… Я ж для всех стараюсь.
— Вот именно, — сказала она. — Для всех.
В середине ноября она вернулась с работы — в квартире стоял смех, музыка, запах еды. Инна праздновала день рождения. Стол накрыт, чужие люди, незнакомые лица.
— Лен, привет! — крикнула Инна. — Садись! Сейчас торт достану!
Лена посмотрела на неё и тихо сказала:
— Вы даже не спросили.
Макс обнял её за плечи:
— Ну чего ты как чужая? Радоваться надо!
Она отстранилась.
— Я давно чужая, Макс. Просто ты этого не замечаешь.
После праздника она собрала сумку. Не вещи — просто то, что было «её»: документы, несколько книг, старый свитер.
Села на кухне, выпила чай.
Макс зашёл, увидел сумку.
— Это что за цирк?
— Не цирк. Я просто ухожу.
— Куда?
— Не знаю пока. Но не сюда.
Он шагнул к ней, растерянный, с тем самым лицом, как в начале, когда ещё верил, что всё под контролем.
— Лен, ты серьёзно? Ты же не можешь так просто уйти!
— Могу. Потому что я тут уже не живу. Просто доживаю.
Он открыл рот, хотел что-то сказать, но не смог.
Лена надела куртку. В прихожей пахло их детскими куртками, чужим шампунем, чужими голосами.
Она вышла, не хлопнув дверью.
На улице было сыро. Под фонарями — мокрый асфальт, редкие прохожие, запах табака и дождя.
Лена шла медленно, чувствуя, как плечи становятся легче. Впереди — ничего определённого, но хотя бы воздух свой.
Где-то внутри шевелилось странное, тихое чувство — не радость и не страх, а просто ясность.
Она знала: назад уже не вернётся. И не потому что гордость, а потому что больше нечего возвращать.
В квартире Макс долго сидел молча. Инна с мужем не понимали, что случилось.
— Ты её обидел? — спросила сестра.
— Да вроде нет, — ответил он. — Просто… ушла.
Он смотрел на её пустую кружку на столе и вдруг понял, что впервые за долгие месяцы в доме стало тихо.
Но тишина эта — не уютная, а такая, в которой слышно, как трещит что-то внутри.
А Лена утром стояла у окна маленькой съёмной квартиры на окраине. Небо было низкое, серое, как бетон.
На подоконнике — её кружка, её книги, её тишина.
Она вздохнула — не от грусти, а просто, чтобы вдохнуть по-настоящему.
Теперь всё впереди — даже если страшно.
Потому что впервые за долгое время никто не решает за неё, где ей место.
— Думаешь, уйдёшь красиво? Обдеру до нитки! — сказала Таня, глядя ему прямо в глаза