Проснулась Ираида Исаковна в то самое утро, когда осень решила: «Хватит нежностей!»
Ещё вчера светило солнце, воздух был тёплым, листья — позолоченными и радостными, а сегодня — хлюп, шлёп, слякоть и туман, как в кино про тоску и несбывшиеся надежды.
На кухне пахло завтраком и грустью. Супруг её, Семён Маркович, сидел в плюшевом халате и в пенсне, сосредоточенно подсчитывая калории в каждой ложке сахара.
Любил он сладкий чай из пиалы, а жена держала его на строгой диете.
— Ну как тут не задуматься о жизни, — пробормотал он, — если в дождливую погоду даже глюкозу отменили для повышения настроения. Не коньяк же с утра пить… Хотя можно чуток — я ж на пенсии.
— Семён, — сказала Ираида Исаковна, — ты зачем такой кислый?
— Я не кислый, я задумчивый.
— Ты уже двадцать лет задумчивый, а результата — как с нашим гаражом. Фундамент залил — и всё. Стоит, как памятник твоим планам.
Семён вздохнул трагически:
— Просто осень. Просто жизнь такая. Деньги были — времени не было. Теперь время есть, а денег нет. Всё грустно.
Душа требует поэзии, полёта и хотя бы ложку белого сахара. Признавайся, куда ты его спрятала? Я на этих заменителях уже радость себе сделать не могу.
Она надела халат — тот самый, цветастый, с петухами, в котором, по её словам, “можно и на похороны соседки, и на праздник к племяннице — смотря как подпоясаться”. Универсальный фасон, спасибо бабе Дусе за её одесский крой.
Подошла к окну. Дождь барабанил по подоконнику, а дворник дядя Гриша, не теряя оптимизма, насвистывал «Шаланды полные кефали» и вполголоса ругался на непокорную листву.
— Эх, — подумала Ираида, — вот и осень. Листья падают, настроение тоже. А муж без настроения — хуже не бывает.
Из комнаты донёсся голос Семёна:
— Ира, а у нас есть что-нибудь к чаю?
— Есть! Я — в красивом халате! Тебе мало?
— А печенье?
— Тоже есть. Только спрятано, чтобы не пропало вместе с твоим здоровьем. Я ж не из жадности, а из заботы. Давление у тебя!
Он промолчал. Она вздохнула. В доме воцарилась та особая тишина, когда двое женаты слишком давно, чтобы ссориться, но недостаточно, чтобы не хотелось.
Пошла Ираида Исаковна на балкон, глянула на море — серое, взволнованное, но родное.
И подумала: «А ведь не всё так плохо. Осень — просто повод надеть шляпку, выходные ботинки и бусы, подкрасить губы, как в юности, и взять своего ворчливого, но родного мужа.
Пусть вспомнит, как мы гуляли когда-то по Приморскому бульвару…»
В этот момент подошёл Семён Маркович, обнял её за плечи и сказал:
— Ира, может, по рюмочке коньяка? Для настроения. Плевать, что утро, что среда, что надо идти квитанции оплачивать. Просто — для тепла, для души.
— Ну вот, — улыбнулась она, Ладно, по рюмочке — и идём гулять.
Они чокнулись маленькими рюмочками, подаренными когда-то тёщей, и рассмеялись. За окном шёл дождь, а в их маленькой кухне вдруг стало уютно и даже немного празднично.
Ираида Исаковна посмотрела на мужа и подумала:
— Осень — она не про тоску. Она про терпение и уважение друг к другу. Как и замужество. Только там листья опадают, а тут — иллюзии. Но всё и всегда поправимо.
Они собрались, обнялись и пошли навстречу своему утру — на бульвар, под мелкий дождь, делать себе хорошее настроение.
«Ты оспариваешь мою семью?» — воскликнула Даша, понимая, что её жизнь разрушена предательством мужа