Валентин и Юлия жили душа в душу, но раз в месяц, а то и чаще, их покой и идиллию нарушала Татьяна Александровна.
Мать Валентина была женщиной с характером. Вдова, поднявшая сына одна, она привыкла все контролировать и все знать.
В тот субботний день женщина появилась на пороге с сияющими глазами и тортом «Наполеон», который она несла как трофей.
— Встречайте! — провозгласила она, еще не сняв сапоги. — В ваш выходной я вас домашним тортиком балую. Юлечка, ты, наверное, опять на салатиках сидишь, на диетах своих? Смотреть страшно. А тебе, Валентин, надо подкрепиться.
Юлия, стоявшая в дверях гостиной, улыбнулась. Торт «Наполеон» был ее личным кодом тревоги. Он всегда предвещал долгий разговор с подробным разбором их жизни.
— Спасибо, Татьяна Александровна, как всегда, неожиданно, — вежливо сказала Юля, принимая громоздкую коробку.
— Мама, можно было просто позвонить, мы бы заехали сами, — пробурчал Валентин, появляясь из спальни в растянутой футболке.
— Что значит заехали? Чтобы ты за рулем по этим пробкам маялся? Нет уж, я сама в состоянии к своему единственному сыну приехать.
Они уселись за стол на кухне. Торт был, действительно, великолепен — воздушный, тающий во рту.
Но наслаждаться им мешало предчувствие. Татьяна Александровна пила чай, внимательно оглядывая кухню, словно проверяя, не появилась ли где новая царапина.
— Ну как вы живете? — начала она, откладывая вилку. — Денег хватает? Валя, ты не перерабатываешь? Я смотрю, у тебя глаза уставшие.
— Все в порядке, мам. Работа как работа.
— А у тебя, Юля, новый свитер? — ее орлиный взгляд уловил деталь, которую Валентин бы и не заметил.
— Нет, старый, — Юлия потянула рукав. — Просто редко ношу.
Наступила пауза, которую Татьяна Александровна заполнила, достав из сумки конверт.
Она положила его на стол с таким видом, словно это был не просто кусок бумаги с деньгами, а ключ от города.
— Держите. Скоро годовщина вашей свадьбы, купите себе что-нибудь стоящее. А не то, что вы обычно — «ой, скидка была», «ой, практично». Купите красоту какую-нибудь.
— Мама, мы не договаривались. Мы взрослые люди, сами зарабатываем. Зачем это? — Валентин нахмурился.
— Как зачем? — брови Татьяны Александровны поползли вверх. — Я мать, я хочу помогать. Или мои деньги какие-то не такие?
Юлия, почувствовав, как напряжение нарастает, легонько тронула руку мужа под столом.
— Спасибо, Татьяна Александровна, это очень мило с вашей стороны, — сказала она, забирая конверт. — Мы обязательно купим на них что-то… красивое…
Лицо свекрови просияло. Миссия была выполнена. Но Юлия знала, что это лишь первый акт пьесы.
Второй, самый главный, наступит позже. Так и случилось. Ровно через неделю, в среду вечером, когда они с Валентином смотрели сериал, зазвонил телефон.
На экране светилось «Мама». Валентин вздохнул и взял трубку, включив громкую связь.
— Алло, мам, все хорошо?
— Конечно, хорошо, почему это сразу не хорошо? — послышался бодрый голос. — Я тут вспомнила, что давала вам денежки неделю назад. Ну что, уже потратили? Небось, опять на продукты ушли?
Юлия закатила глаза и беззвучно опустила голову на спинку дивана.
— Мама, мы еще не тратили их, — солгал Валентин. — Некогда было.
— Ага, понимаю. Ну хорошо, хорошо. Подумайте тогда. Главное — не на ерунду. Договорились?
— Договорились, мам.
Он положил трубку, но осадочек, как говорится, остался. Юлия почувствовала себя так, будто эти деньги были не подарком, а кредитом, выданным под невыносимые проценты в виде отчетности.
Еще через несколько дней,вечером, Татьяна Александровна зашла «на пять минут».
Она сидела в гостиной, пила чай и ее взгляд блуждал по комнате в поисках новой вещи, которая могла бы быть куплена на ее деньги.
— А коврик в прихожей новый? — спросила она вдруг.
— Нет, Татьяна Александровна, старый, — ответила Юлия, почувствовав себя ученицей на экзамене.
— Странно, а мне показался светлее. А шторы? Мне кажется, или они по-другому висят?
— Мы их постирали, — пояснил Валентин, и в его голосе впервые прозвучали нотки раздражения. — Мама, хватит. Деньги лежат, мы к ним даже не прикасались. Они в том же конверте, в тумбочке.
Татьяна Александровна сделала вид, что обиделась.
— Я что, не могу поинтересоваться? Я же с самыми лучшими чувствами. Хочу, чтобы у вас все было лучше, чем у других… чтобы не как у всех…
Это «не как у всех» было ее любимой темой. Юлия поджала губы, ее чаша терпения переполнилась.
Она не могла больше ждать следующего допроса. На следующий день, после работы, женщина зашла в ювелирный магазин и потратила все деньги из злополучного конверта.
Она купила изящные серебряные серьги-гвоздики с маленьким жемчугом. Простые, элегантные и, что самое главное, — вещь.
Татьяна Александровна обожала ювелирные украшения и считала их единственной достойной тратой денег.
В тот же вечер, когда свекровь снова позвонила с расспросами, Юлия взяла инициативу на себя.
— Татьяна Александровна, мы как раз хотели вам сказать. Мы потратили ваши деньги. Я купила на них серебряные серьги с жемчугом. Очень красивые.
В трубке воцарилась тишина. Татьяна Александровна явно не ожидала такого прямого удара.
— Серьги? — переспросила она. — Ну… ну, это хорошо. А то я уж думала, вы опять на какую-нибудь сковородку копите. Молодец, что решилась на что-то для себя, а то все дома, да на работу. Покажи как-нибудь.
— Обязательно, — сладко ответила Юлия.
Она, попрощвшись, положила трубку и посмотрела на изумленного Валентина.
— Все. Точка. Больше вопросов не будет.
— Ты гений, — прошептал он.
Но Юлия недооценила Татьяну Александровну. Та не успокоилась. Теперь ей нужно было увидеть покупку и одобрить.
В следующую же субботу она снова была у них, с пирогом, но на этот раз с яблочной шарлоткой.
— Ну что, где они, эти серьги? — потребовала она, едва переступив порог. — Хочу полюбоваться.
Юлия спокойно прошла в спальню и вернулась с маленькой бархатной коробочкой.
Она щелкнула замком и подала ее свекрови. Татьяна Александровна достала серьги, надела очки, которые висели на цепочке на груди, и принялась изучать их со знанием дела.
— Да уж, — произнесла она через мгновение с разочарованием. — Серебро… Жемчуг речной, искусственный, я смотрю. Маленькие очень. Скуповато, Юля. Я давала вам достаточно, чтобы можно было взять и золотые, с бриллиантовой крошкой.
Юлия почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Она купила то, что ей нравилось и то, что хотелось носить.
— Мне нравятся именно такие, Татьяна Александровна. Они подходят под мой стиль.
— Стиль, — фыркнула свекровь, возвращая серьги в коробку. — Стиль — это когда солидно. А это… безделушка. Но раз тебе нравится… — она закончила фразу многозначительным жестом, который говорил яснее любых слов: «Твои вкусы оставляют желать лучшего».
Валентин, наблюдавший за этой сценой, молчал, сжав кулаки. Он видел, как дрогнули губы жены, как она, стараясь сохранить достоинство, закрыла коробочку.
В этот момент в нем что-то щелкнуло. Мужчина подошел к тумбочке, вытащил оттуда свой кошелек и достал несколько крупных купюр.
— На, мама, — сказал он твердо, протягивая ей деньги. — Это тебе за серьги. Сдачи не надо.
В комнате повисла гробовая тишина. Татьяна Александровна побледнела, потом покраснела.
— Что это значит, Валентин? — прошептала она.
— Это значит, что мы больше не будем принимать от тебя деньги в качестве подарка, — сказал он, не отводя взгляда. — Потому что подарок — это когда дарят от чистого сердца, без условий и без последующих допросов с пристрастием. Ты подарила деньги, а потом неделю пыталась выяснить, куда они ушли, а теперь еще и критикуешь выбор Юли. Это не подарок, мама. Это способ контроля. И мы в этой игре больше не участвуем.
— Я… я просто интересовалась! — голос Татьяны Александровны дрогнул. — Я хотела разделить с вами радость от покупки…
— Нет, мама. Ты хотела, чтобы эта покупка была такой, как ты считаешь. Ты подарила нам возможность доказать, что мы достойны твоего подарка. Мы устали что-то доказывать.
Он положил деньги на стол рядом с недоеденной шарлоткой. Татьяна Александровна посмотрела на сына с удивлением.
— Хорошо, — тихо сказала женщина. Она встала, не глядя ни на кого, и взяла свою сумку. — Я поняла. Я лишняя. Я мешаю.
— Ты не мешаешь, мама, — мягко сказал Валентин. — Мы любим тебя, но любить — не значит позволять вытирать об себя ноги.
Она молча кивнула, не в силах ничего сказать, и вышла из кухни. Хлопок входной двери дал понять, что Татьяна Александровна ушла.
— Прости, что так долго молчал. Думал, само рассосется, — произнес Валентин, взглянув на жену. — Серьги тебе очень идут. Надень их в следующий раз, когда мама придет.
— А она придет? — с сомнением спросила Юлия.
— Придет, — уверенно сказал Валентин. — Может, не завтра, может, не с пирогом, но придет, потому что это мама.
Татьяна Александровна, действительно, пришла, но через две недели. Снова с пирогом, но на этот раз с вишневым.
Она сделала вид, что ничего не произошло. Речи о подарке и деньгах на этот раз женщина не заводила.
Однако перестала дарить деньги. Теперь она вручала только подарки, купленные ей лично.
– Почему я должна продать жилье, чтобы понравиться твоей семье? – с вызовом спросила я у мужа