Осенний воздух был холодным и тягучим, он обжигал легкие, словно тонкими иглами. Галина медленно подняла глаза, тяжело вздохнув. Во рту было сухо и горько, а в висках отдавался неприятный, навязчивый стук, напоминание о вчерашних излишествах. В животе предательски урчало, и всё существо просило просто лечь и не двигаться. Но покоя не было. Кто же ещё мог нарушить её утреннее уединение, как не Николай Иванович – их участковый, чья внушительная фигура перекрыла скудный свет осеннего солнца, отбросив на землю длинную тень.
По всем законам жанра, люди в её положении должны испытывать к стражам порядка лишь неприязнь. Но с Николаем Ивановичем всё обстояло иначе. Да, он был строг и требователен, гонял их по всей округе, но делал это исключительно за дело. Более того, на его большом участке всегда находилась какая-нибудь мелкая работёнка для тех, кто хотел подзаработать честным путём. Их, таких как Галина, было человек семь, не больше. Они держались вместе, потому что так было проще выживать, да и на душе становилось немного светлее от простого человеческого общения.
Но стоило им скопить немного денег, как жизнь тут же превращалась в бесконечный праздник, полный сомнительных приключений. А Николай Иванович, казалось, обладал особым чутьём. Он появлялся всегда вовремя, словно чувствуя, когда его присутствие было необходимо больше всего.
— Соловьёва, снова ты, — раздался его голос, низкий и безразличный.
Сердце Галины болезненно ёкнуло. Неужели она снова в чём-то провинилась? Вчерашний вечер вспоминался с трудом – лишь обрывки фраз, размытые лица, громкая музыка и ощущение всеобщего, хоть и мимолётного, веселья.
— Николай Иванович, — смиренно опустила она голову, отчего мир вокруг поплыл и закружился с новой силой. Желудок сжался в тугой, болезненный комок. — Я ничего не делаю. Просто присела отдохнуть.
Она виновато пожала плечами и попыталась незаметно стряхнуть с потрёпанной куртки крошки хлеба и уличную пыль.
Участковый сложил руки на груди. Его форменная куртка поскрипывала при каждом движении, и этот звук казался Галине оглушительно громким.
— Да не приставала я ни к кому, Николай Иванович. Честное слово. Всего-то пятьдесят рублей попросила, я же не требовала, не угрожала.
Она виновато потёрла переносицу, морщась от нарастающей боли в затылке.
— Вчера просто собрались у Василия, повод был, ну, вы понимаете… А сегодня, конечно, тяжело. Я лишь вежливо поинтересовалась…
Тут Галина запнулась, пытаясь скомкаными обрывками памяти восстановить ход событий. Перед глазами проплыло чьё-то раскрасневшееся лицо, слышались отголоски криков и звон разбивающейся посуды.
— Твой Василий в состоянии хоть что-то помнить? Когда у него успел случиться юбилей? — участковый прищурился, и густая сеть морщин вокруг его глаз стала ещё заметнее.
Галина даже ногой раздражённо притопнула, что мгновенно отозвалось в висках новой волной пульсирующей боли.
— А вот здесь всё абсолютно законно, Николай Иванович, не придерешься! — она попыталась погрозить пальцем, но рука предательски дрожала. — Семён и Василий весь вчерашний день дрова складывали в частном секторе. Им не только заплатили, но и продукты дали. А вы зря придираетесь, право слово.
Солнце внезапно вышло из-за серой тучи, и его слепящий свет ударил Галине прямо в глаза, заставив её болезненно сощуриться.
— Ну ты даёшь, — участковый лишь раздражённо махнул рукой. — Юбилей у человека. Доиграетесь вы у меня, все до одного! Определю куда следует.
Галина с облегчением выдохнула. Холодный воздух снова обжёг лёгкие, но голова от этого немного прояснилась. Обычно фраза «определю куда следует» означала конец разговора и его скорый уход. Но сегодня он не двигался с места, переминаясь с ноги на ногу и хмуря свои густые брови. И это заставило Галину снова насторожиться. Что-то было не так. Сегодня их обычно строгий, но справедливый участковый выглядел иначе.
У всех людей в его профессии есть особый, цепкий и подозрительный взгляд. Но сейчас его глаза выражали совсем иные чувства… Беспокойство? Тревогу? Галина даже несколько раз моргнула, проверяя, не мерещится ли ей это.
— Послушай, Галина, — его голос понизился, стал почти доверительным, — ничего необычного вокруг не замечала? Вы же по всему району ходите, всё видите, всё слышите. Может, кто-то из вашей компании что-то говорил, что-то обсуждал?
А это было уже действительно интересно. Значит, его вопросы были не пустой формальностью.
Галина напрягла и без того затуманенное сознание. Перед её внутренним взором мелькали обрывки вчерашнего: громкий смех, брызги недорогого вина, чьи-то руки, подливающие ей в стакан. Разговоры… О чём же они говорили? Она снова потёрла виски, пытаясь сосредоточиться.
— Нет, ничего такого не видела, ничего не слышала, — наконец, с трудом выдавила она. — Все куда-то бегут, все спешат… А что вообще случилось?
— Да ничего не случилось, — Николай Иванович с досадой махнул рукой. Но глубокая морщина между бровями ясно выдавала его внутреннее напряжение. — Но если вдруг что-то подозрительное заметишь, сразу ко мне.
Галина горько усмехнулась. Во рту снова появился знакомый горький привкус.
— Что, прямо к вам домой? Не важно, день или ночь?
Сказала это и тут же мысленно ужаснулась своей дерзости. С Николаем Ивановичем шутки были плохи, а сегодня он и вовсе был не в духе.
— Хоть посреди ночи! — отрезал он, и от его резкого тона Галина невольно вздрогнула. — Ты меня поняла?
Галина молча кивнула.
— Вот видите, а говорите — ничего не случилось.
Участковый раздражённо выдохнул, ещё раз махнул рукой и наконец пошёл прочь, а Галина осталась сидеть в глубокой задумчивости. Таким расстроенным и подавленным она видела его лишь однажды, много лет назад.
Тогда кто-то стал наведываться к одиноким старушкам, представляясь то работником газовой службы, то социальным работником, а на деле — безжалостно их обкрадывая. Тех, кто пытался сопротивляться, жестоко избивали и запирали в ванных комнатах. Поймать преступника долго не могли, хотя было очевидно, что действует кто-то свой, хорошо знакомый с распорядком жизни и бытом пожилых людей. Вот тогда-то Николай Иванович и ходил мрачный, как туча, напряжённый, будто струна.
А потом того грабителя всё же поймали — им оказался родной внук одной из пострадавших бабушек, парень, который день и ночь проводил во дворе. И ведь ему тогда тоже помогли. В их компании был один, Степан. Он заметил, как под вечер из подъезда выскользнула подозрительная фигура с тяжёлой сумкой. Степан проследил за ним и сразу же помчался к участковому — преступника взяли по горячим следам. Степана тогда поблагодарили, предложили пройти курс лечения от пагубной привычки. И он неожиданно для всех согласился. Говорили, что он завязал, жена его простила, и теперь он стал примерным семьянином.
Галина тяжело вздохнула. Интересно, смогла бы и она когда-нибудь начать жизнь с чистого листа? Наверное, нет. У неё не было семьи, не было дома, куда можно было бы вернуться. Хотя… дочь у неё была. Но с тех пор, как та отреклась от неё, прошло уже пятнадцать долгих лет.
Это Галина сама ушла из дома, не в силах больше выносить постоянные упрёки и нравоучения. Да, она выпивала — но совсем чуть-чуть, по её мнению. А дочь осыпала её обвинениями и однажды даже заперла в комнате. Нет, такая дочь ей была не нужна…
Но что-то остро кольнуло её в самом сердце при этой мысли. Что-то, что она давно и старательно загоняла в самые тёмные уголки своей души. Галина тряхнула головой, пытаясь отогнать непрошеные воспоминания. Сейчас было не до них.
Николай Иванович и вправду был серьёзно обеспокоен. Подобных происшествий в его районе не случалось уже очень давно, и эта тревожная неизвестность тяготила его. Всё началось с того, что примерно три месяца назад в районе появилась новая семья — приехали целой группой, а с ними была молодая девушка. Как они представились, она была женой одного из сыновей. Девушка показалась ему странной, немного отрешённой, но кто его знает, все люди разные. Она была на сносях, и через два месяца родила ребёнка. Николай даже пару раз видел её на прогулке с коляской. А вчера выяснилось, что она пропала, и вместе с ней — новорождённый младенец.
Вчера он впервые побывал в их доме и был крайне удивлён — внутри царили идеальная чистота и порядок, обстановка говорила о достатке. Обычно сложились стереотипы, но здесь всё было иначе. Хозяин, самый старший из мужчин, сразу понял его немой вопрос, горько улыбнулся:
— Вы о нас плохо думаете, но не все, кто похож на нас, живут по одним законам. Многие сейчас хотят жить хорошо, честно. Я хочу, чтобы мои дети получили хорошее образование, выросли в достойных условиях. Мы переехали сюда именно ради этого, здесь наш бизнес. А что до Алины… Её отец был против нашего союза, человек он был непростой. Мы пытались договориться по-хорошему, я был готов заплатить выкуп, как в старые времена, лишь бы он принял моего сына. Но он был непреклонен: мол, я уже нашёл ей жениха, и она выйдет замуж именно за него. Алина уже взрослая, она сама вправе решать свою судьбу. И она сделала выбор. Уехала с нами.
Старик помрачнел, и в его глазах на мгновение мелькнула настоящая злоба.
— А этот её жених… Но это лишь мои догадки. Я считаю, что это он подстерёг её перед самым отъездом и жестоко избил. Мы оставались в том городе, пока она лежала в больнице… Она не успела полностью оправиться, её мучили боли, она принимала лекарства, а потом добавился и постоянный страх. Она забеременела, очень переживала за ребёнка.
Он сжал кулаки так, что костяшки побелели.
— И вот, пожалуйста! Главное — никаких следов. Она вышла погулять, через полчаса моя жена позвонила ей, а телефон уже не отвечал. Ни Алины, ни внука, ничего. Мой сын сходит с ума. Вы должны помочь!
Все близлежащие районы были прочесаны, но никаких зацепок, никаких следов обнаружить не удалось. Конечно, был отправлен запрос в город, откуда они приехали, но сколько времени могло пройти, пока оттуда придёт ответ…
Галине всё же удалось раздобыть немного денег на то, чтобы поправить своё здоровье. Оправившись немного, она решила пройтись, посмотреть, не выбросил ли кто чего-нибудь стоящего. Со стороны может показаться, что помойка — это просто помойка. Но на самом деле люди иногда выбрасывают такие вещи, которые потом можно выгодно перепродать. Галина направилась в сторону новых жилых комплексов. Обычно новосёлы, заселяясь, избавляются от множества старых вещей, которые кажутся им неуместными в новой, красивой жизни.
Солнце уже клонилось к горизонту, заливая улицы тревожным оранжевым светом. Воздух становился всё холоднее. Галина поёжилась, кутаясь в свою старую куртку.
Издалека она заметила, что площадка вокруг мусорных контейнеров превратилась в настоящую свалку. Ветер гонял по асфальту обрывки бумаги и целлофановые пакеты.
— Ну и неряхи, — пробормотала она себе под нос.
Самих контейнеров почти не было видно — новые жильцы в считанные дни устроили здесь хаос: старые шкафы, груды пакетов с хламом, и даже… детская коляска.
Коляска? Галина с интересом прищурилась. Нет, ей не показалось — это была настоящая детская коляска, причём довольно новая, современная. Она заглянула за большой выброшенный шкаф.
— Совсем с ума посходили, — проворчала она, разглядывая свою находку. — Такая коляска стоит денег, её можно было бы легко продать. И видно же — модель дорогая.
Она потянула коляску на себя и тут же заметила внутри небольшой свёрток. Галина присмотрелась, всматриваясь в сгущающиеся сумерки.
«Наверное, детишки поиграли и бросили», — мелькнула у неё мысль. «Только бы никто не подумал, что это я украла».
В этот момент свёрток слабо, едва заметно, шевельнулся и издал тихий, пищащий звук.
Галина отшатнулась, сердце её замерло, а потом забилось с бешеной силой. В ушах зашумело. Затем, осторожно, она наклонилась над коляской и отогнула край одеяла.
— Боже правый… живой… настоящий ребёнок! — она тут же поняла, что малышу очень плохо. Он почти не двигался, его щёчки впали, а губки были сухими и потрескавшимися. — Сколько же ты тут пролежал, бедняжка? У кого же поднялась рука на такое?
Галина протрезвела в одно мгновение. Во рту снова пересохло, но теперь не от похмелья. Чувство страха и растерянности сменилось острой, жгучей решимостью. Она потрясла коляску и нащупала внутри бутылочку с водой.
— Вот, хоть немного воды. Прости, что другой нет.
Ребёнок сделал несколько слабых глотков и снова закрыл глаза. А у Галины в голове чётко и ясно прозвучали слова Николая Ивановича: «Если что, сразу ко мне, в любое время суток!»
Она огляделась по сторонам. На улицу медленно опускалась ночь. Вокруг не было ни души — лишь ветер перекатывал по асфальту пустые банки, а где-то вдалеке тоскливо лаяла собака.
Галина дёрнула коляску. Нет, вытащить не получалось — колесо намертво застряло между разбитыми досками. Тогда, не раздумывая, она подхватила ребёнка вместе с одеялом в охапку и бросилась бежать.
Бежать было невыносимо тяжело: ноша казалась неподъёмной, а последствия двух дней беспробудного веселья давали о себе знать. Уже через сотню метров она была вся мокрая от пота, лёгкие горели огнём, но она не останавливалась. В голове стучала одна-единственная мысль: «Только бы успеть, только бы успеть…»
Наконец, впереди показался дом Николая Ивановича. В окнах было темно. «Да будь что будет!» Галина изо всех сил забарабанила в оконное стекло. Из-за стены тут же раздался громкий, недовольный лай большого пса, но Галина даже не обратила на это внимания. На крыльцо выскочил сам участковый, в домашнем халате, с растрёпанными волосами и сонным, раздражённым лицом.
— В чём дело? — рявкнул он, щурясь в темноту.
Галина, едва переводя дух, прохрипела:
— Николай Иванович… ребёнка… я нашла ребёнка… на помойке!
И тут он увидел то, что она бережно держала на руках. Его глаза расширились от ужаса, а лицо мгновенно побледнело.
— Быстро в дом!
Галина последовала за ним внутрь. Навстречу им, вытирая руки о кухонное полотенце, спешила жена участкового. Галина даже подумала с удивлением: «А я и не знала, что она такая молодая и красивая».
Елена бережно забрала ребёнка, уложила на диван, аккуратно развернула одеяло и начала обтирать его влажной салфеткой. Малыш тихо, жалобно запищал.
Женщина метнулась на кухню и вернулась с бутылочкой воды и детской смесью. Галина с удивлением отметила про себя, что в доме участкового оказались такие нужные в данный момент вещи.
Из соседней комнаты послышался плач другого ребёнка, и Елена тут же скрылась там. В руке она сжимала телефон, что-то срочно объясняя, видимо, врачам. Николай Иванович сначала позвонил своим коллегам, а затем тем самым новым жильцам, у которых он был накануне.
Они приехали буквально через несколько минут. У дома с визгом затормозила машина. Первым в дом ворвался молодой смуглый мужчина с глазами, полными отчаяния, за ним вошли тот самый хозяин, с которым разговаривал Николай, и очень пожилая женщина — маленькая, сухонькая, но с невероятно прямой, гордой осанкой.
— Бабушка, он совсем плох, бабушка, он даже глазки не открывает! — молодой мужчина был готов упасть на колени перед старушкой.
Та властным жестом отстранила внука от ребёнка. Её морщинистая, исчерченная прожилками рука казалась древней, как сама история. Она присела рядом с диваном, положила обе ладони на тельце малыша и начала что-то нашептывать — сначала почти беззвучно, потом всё громче и громче, на красивом, незнакомом языке. Её голос то взлетал, то опускался, напоминая шум морского прибоя.
И Елена, и Галина, и сам Николай смотрели на это завораживающее действо с трепетом, не смея нарушить происходящее. Наконец, старуха убрала руки, и на её лице расплылась беззубая, добрая улыбка:
— Жить будет. Всё будет хорошо!
Ребёнка всё-таки решили отвезти в больницу для полного обследования. Молодой отец не хотел отпускать малыша, но старуха строго посмотрела на него:
— Пусть врачи посмотрят. Лишним не будет. И сам поезжай с ними!
Постепенно суматоха улеглась. Приехавшие полицейские разъехались. Галина давно отдышалась и теперь сидела за столом с кружкой горячего чая, который ей налила Елена. От чая исходил нежный аромат мяты и ещё каких-то целебных трав. Галина не помнила, когда last раз пила такой вкусный и ароматный напиток — обычно её угощали лишь крепким, почти чёрным чаем из пакетиков.
Старая цыганка пристально, не моргая, смотрела на Галину. Её пронзительный взгляд заставлял бегать по спине мурашки.
Потом она перевела свои чёрные, как уголь, глаза на Елену.
— О чём тревожишься, милая? — неожиданно спросила она хозяйку дома. — Не бойся ты так. Кто с добром приходит, тому добром и воздаётся. А дурные мысли гони прочь! Твой муж ни на кого, кроме тебя, и не смотрит.
Елена смущённо покраснела, а затем улыбнулась, с благодарностью кивнув старушке.
Галина поднялась с места, поставила пустую кружку на стол.
— Спасибо за чай, — прохрипела она. Горло её саднило.
Внутри у неё всё переворачивалось, и это чувство было неприятным и тревожным.
— Подойди ко мне, — старуха поманила её крючковатым пальцем.
Галина нехотя сделала несколько шагов вперёд. Старуха взяла её за руку — её ладонь была сухой и невероятно горячей, будто раскалённая печь.
— Это ты нашла нашего мальчика? Спасибо тебе, добрая женщина!
— И я помогу тебе. Хоть ты и думаешь, что твоя жизнь кончена. А ведь твои родные по тебе скучают. Они не знают, жива ли ты, где ты. А ты…
Галина упрямо мотнула головой.
— Хватит мне голову морочить!
— Это зелёный змий тебе разум затуманил, — старуха цокнула языком, выражая лёгкое неодобрение. — На, съешь конфетку.
И она протянула Галине карамельку в яркой, блестящей обёртке. Галина машинально взяла её и положила в рот. Конфета оказалась кисло-сладкой, с незнакомым, но приятным вкусом.
— А на бутылочку не дадите? — вдруг, неожиданно для самой себя, выпалила Галина.
Николай Иванович грозно нахмурился и сжал кулак. А старуха лишь улыбнулась ещё шире:
— Сын, дай ей денег. И побольше.
Молодой цыган что-то начал было возражать, но под строгим взглядом бабки тут же умолк. Он достал из внутреннего кармана куртки толстую пачку банкнот и протянул её Галине.
Когда Галина увидела в своих руках такую огромную сумму, она даже забыла попрощаться. Она выскочила на улицу и помчалась к ближайшему магазину, боясь, что он вот-вот закроется.
Яркий свет витрины ослепил её, и вдруг она увидела в стекле своё отражение — грязную, опухшую женщину с растрёпанными волосами и безумным, потерянным взглядом.
«Неужели… это я? Я такая?»
Она долго стояла, не в силах оторвать взгляд от своего изображения, и что-то в её душе начало медленно, с трудом, переворачиваться. Казалось, годы сжались в мгновение, и она увидела себя — молодую, красивую, счастливую, улыбающуюся… И рядом — свою маленькую дочку, с тонкими косичками и большими, доверчивыми глазами…
Потом Галина резко развернулась и пошла прочь от магазина. Словно какая-то неведомая сила вела её. Ноги несли сами.
Всю ночь она просидела на берегу реки, думая о чём-то своём, вспоминая давно забытые моменты. Вода тихо журчала у её ног, то набегая на берег, то отступая. Звёзды отражались в тёмной, почти чёрной воде. И на душе у неё было непривычно тихо и спокойно, так спокойно, как не было уже много-много лет.
На следующее утро, когда улицы ещё были пустынны, она тщательно умылась в прохладной речной воде и отправилась на рынок. Купила себе новые тапочки, простенькую, но чистую юбку и блузку. Потом, подумав, приобрела ещё и недорогую расчёску. Деньги у неё ещё оставались.
«Тогда, — решила она, — куплю конфет».
Она направилась к лоткам со сладостями, набрала целый пакет разноцветных конфет и пошла дальше. Чем ближе она подходила к тому дому, где жила когда-то, тем сильнее дрожали у неё колени. Сердце бешено колотилось, во рту пересыхало, а ладони стали влажными и липкими.
Галина подошла к знакомому подъезду и замерла в нерешительности. В памяти всплыли крики, слёзы, горькие упрёки. Она уже было развернулась, сгорбившись, словно от внезапной боли, и сделала несколько шагов прочь.
— Мама, это ты?
Галина застыла, как вкопанная. Она узнала бы этот голос из тысячи других.
Медленно, боясь, что это лишь мираж, она обернулась.
К ней бежала её дочь, а следом за ней — совсем уже большая внучка, лет десяти. Дочь на мгновение остановилась, всматриваясь, а потом, словно прозрев, бросилась вперёд.
— Мама! — вскрикнула она и обняла Галину так крепко, как будто боялась, что та снова исчезнет.
Галина выронила пакет с конфетами, обняла дочь в ответ и зарыдала, а сбоку к ним прижалась и внучка, обхватив обеих своими тонкими ручками. Они стояли так втроём, крепко обнявшись, и плакали — плакали, не стесняясь слёз и не обращая внимания на удивлённые взгляды редких прохожих.
Спустя полгода Галина случайно встретила в парке Николая Ивановича. Он прошёл мимо, не узнав её. Галина тихо окликнула его:
— Николай Иванович!
Он остановился, обернулся и долго, с нескрываемым изумлением, смотрел на неё, а затем воскликнул:
— Галина Соловьёва! Да не может этого быть!
Она была счастлива увидеть такую его реакцию. Галина уже полгода как работала, получала свою первую за долгие годы честную зарплату и не прикасалась к спиртному. И, что удивительно, ей больше не хотелось — ни капли. С дочерью у неё сложились прекрасные, тёплые отношения, а с зятем они и вовсе стали лучшими друзьями. Ну а в своей внучке она просто души не чаяла.
Они немного поговорили. Николай Иванович сказал, что искренне рад за неё, и Галина чувствовала, что он говорит это от чистого сердца.
— Скажите, Николай Иванович, а что там с той девушкой? С мамой того малыша, которого я тогда нашла?
Он улыбнулся.
— Она тебя искала, хотела лично поблагодарить. Её выкрали в тот же день. Всё это подстроил тот самый жених вместе с её отцом. Оказалось, отец был должен ему крупную сумму. Вот он и решил рассчитаться таким чудовищным способом — забрать себе его дочь и внука.
Николай Иванович покачал головой с сожалением.
— Вот до чего может довести жадность и жестокость. Ничего, теперь оба надолго отправились туда, где им предстоит задуматься о своём поведении.
Он дружески хлопнул её по плечу.
— Счастливо тебе, Галина! Надеюсь, ты окончательно одумалась.
— Одумалась, — улыбнулась в ответ Галина. — Наверное, та цыганская конфета оказалась волшебной.
Она шла домой и думала о том, что, возможно, и вправду было что-то волшебное в той конфете. Или в той тихой ночи, проведённой на берегу реки. Или в том крошечном, беззащитном ребёнке, чью жизнь она спасла. Что-то, что помогло и ей самой… сделать первый шаг из тени прошлого и снова родиться — для новой, чистой и светлой жизни. И этот шаг, словно первый вздох, привёл её туда, где ждали её тепло родного очага и прощение тех, кого она когда-то оставила.
— Ты позоришь меня перед всеми! — кричал муж на своем юбилее, а потом извинялся