— Да сколько можно, Кристина?! — голос Олеси сорвался на крик, и чашка с недопитым кофе дрогнула в руке. — Мы с Витей не банкомат!
— Вот ты опять начинаешь, — золовка закатила глаза, уселась за стол, сдвинув в сторону стопку детских рисунков. — Я же не себе прошу. Детям нужны зимние ботинки. Тебе жалко, что ли?
— Жалко? — Олеся устало выдохнула, но голос дрожал от возмущения. — Жалко, когда ты на прошлой неделе купила себе пальто за двадцать тысяч, а теперь заявляешь, что у детей нечего надеть!
— Пальто — это другое! Женщина должна выглядеть прилично, особенно если хочет устроить личную жизнь! — Кристина скрестила руки на груди. — А ботинки… ну, я думала, ты сама предложишь помочь, как обычно.
— Как обычно, — повторила Олеся, глядя прямо ей в глаза. — Точно. Как обычно. Ты приходишь, просишь, мы даём. Потом я нахожу у тебя в сторис маникюр, суши-ресторан и очередные «выходные для души».
— Ну, надо же иногда отдыхать, — обиделась Кристина. — Ты сама разве не отдыхаешь?
— Отдыхаю, когда есть на что, — резко ответила Олеся. — А не за чужой счёт!
Повисла пауза. В коридоре послышались шаги — Даня с криком пронёсся мимо, за ним младшая, Варя, с плюшевым медведем. Улыбка промелькнула на лице Олеси и сразу исчезла, когда она снова встретилась взглядом с Кристиной.
— Слушай, давай без сцен, — Кристина поднялась, достала из сумки сигареты, потом вспомнила, что в квартире не курят, раздражённо спрятала обратно. — Я всё равно попрошу Виталика. Он у меня добрый, не то что ты.
— Он у нас добрый, — холодно поправила Олеся. — И слишком мягкий. Этим ты и пользуешься.
— Господи, — фыркнула Кристина, — ты прямо как училка, серьёзная, правильная. Противно слушать.
— А мне противно смотреть, как ты гробишь доверие своего брата, — сорвалась Олеся. — Ты не просишь — ты требуешь. Сначала деньги, потом няньку для детей, потом оправдания для своих поступков.
Кристина резко встала, задела кружку, кофе расплескался по столу.
— Ты вообще кто, чтобы меня судить? — прошипела она. — У тебя всё гладко, муж рядом, дети, порядок. А я одна! Мне тяжело, понимаешь?
— Я понимаю, — тихо ответила Олеся. — Но тяжело — не значит, что все вокруг обязаны.
— Ты просто не была на моём месте! — выкрикнула Кристина и метнула взгляд в сторону окна, где мелькал серый ноябрьский свет. — Тебе легко говорить.
Олеся уже не ответила. В кухне запахло остывшим кофе, за окном моросил мелкий дождь. Кристина хлопнула дверью и ушла, как обычно — громко, демонстративно, будто за ней осталась драма века.
Вечером, когда Виталик вернулся с работы, она сразу встретила его на пороге:
— Твоя сестра опять приходила.
Он только устало потёр глаза:
— Что на этот раз?
— Ботинки детям, — усмехнулась Олеся. — Хотя, по последним сторис, у неё новые ногти и кофе за четыреста рублей.
Виталик помолчал, сел на диван, стянул куртку:
— Лесь, давай без яда, а? Она же не чужая…
— Да я и не ядовита. Просто, Вить, я устала. Каждый раз одно и то же. Сначала жалость, потом обиды, потом просьбы. Ты не видишь, как она манипулирует тобой?
— Может, ты преувеличиваешь, — пробормотал он. — Она просто… не умеет иначе.
— А учиться не пробовала? — резко спросила Олеся. — Ты знаешь, что в её фирме было вакантное место заместителя начальника отдела? Семьдесят тысяч оклад. Она отказалась.
— Откуда ты знаешь?
— Моя коллега Анна. У её мужа офис этажом выше. Он сам слышал, как Кристина сказала, что незачем напрягаться, если брат помогает.
Виталик опустил голову.
— Может, и правда сказала… но ты же знаешь, она болтушка.
— Болтушка, да. Только болтовня у неё выходит нам боком, — жёстко отрезала Олеся.
Он вздохнул:
— Ладно. Завтра поговорю с ней. Только без скандалов, хорошо?
На следующий день Олеся шла с Анной из офиса. Осенний воздух был промозглым, под ногами хлюпала мокрая листва.
— Слушай, — сказала Анна, затягивая шарф, — ты с ней зря так мягко. Таких людей нельзя жалеть — они садятся на шею и ещё ногами болтают.
— Да я не мягко, я просто… — Олеся на секунду задумалась. — Знаешь, когда видишь, как человек рушит сам себя, трудно злиться. Хочется встряхнуть, заставить проснуться.
— Хочется, — кивнула Анна. — Только не получится. Пока ей выгодно быть жертвой, она ей и будет.
Эти слова потом долго не выходили у Олеси из головы.
Субботнее утро началось с детского смеха и запаха оладий. Олеся уже поставила чайник, когда в дверь настойчиво позвонили.
На пороге стояла Кристина — с детьми и двумя огромными сумками.
— Привет! — бодро сказала она, как ни в чём не бывало. — Я на вас своих оставлю на пару дней, ладно? Срочно нужно уехать.
— Куда? — насторожилась Олеся. — У нас сегодня день рождения Дани, гости будут…
— Отлично! Вместе отпразднуете! — Кристина уже вносила сумки в квартиру. — Олег, Диана, ведите себя хорошо, слушайтесь тётю Олесю. Всё, я побежала, такси ждёт!
И исчезла.
Олеся стояла в прихожей, глядя на два рюкзака и растерянные лица племянников.
— Теть Оль, — спросил Олег, — а мама когда вернётся?
— Сказала, через пару дней, — натянуто улыбнулась она. — Идите, помогайте Вари развешивать шарики.
Виталик, услышав, что сестра уехала, только развёл руками:
— Ну, раз уж так… Не выгонять же детей.
— Конечно нет, — вздохнула Олеся. — Только, Вить, потом не удивляйся, если «пару дней» превратятся в неделю.
Праздник прошёл шумно, но выматывающе. Четверо детей вместо двоих, суматоха, крошки под столом, горы посуды. К вечеру Олеся буквально падала от усталости.
Когда укладывала племянников спать, услышала их шёпот:
— Диана, не забудь завтра попросить у тёти Олеси новую куклу, — наставлял Олег. — Мама сказала, что она обязана нам всё покупать.
— Правда? — удивилась девочка.
— Конечно! Мама сказала, это наше право — просить.
Олеся застыла на месте.
«Наше право» — эти слова будто ударили по вискам.
На следующий день телефон Кристины был недоступен. Вечером Олеся, не выдержав, позвонила свекрови.
— Тамара Петровна, а вы не знаете, куда Кристина уехала? Она оставила детей, даже не объяснила толком.
— Как не объяснила? — удивилась свекровь. — Она с новым другом поехала отдыхать, сказала, что вы не против, что вам в радость с детьми побыть.
Олеся сжала губы.
«В радость», значит.
Когда Кристина появилась через два дня, была загорелая, ухоженная, с новой прической.
— Привет, мои золотые! — радостно воскликнула она, обнимая детей. — Как отдохнули у тёти Олеси?
— Хорошо, — ответил Олег, — но тётя устала.
— Да ладно, — махнула рукой Кристина. — Олесь, дай нам что-нибудь перекусить, а то дома пусто.
Олеся молча достала контейнеры, накладывая еду.
— Кристин, — наконец сказала она, — нам надо поговорить.
— Опять? — поморщилась та. — Что на этот раз?
— О том, что ты говоришь своим детям. Что мы им что-то должны. И о твоих поездках.
— А тебе-то что? — вспыхнула Кристина. — Слежка, что ли?
— Мне есть дело, — сдержанно ответила Олеся. — Когда ты используешь нас и учишь детей считать это нормой.
— Да как ты смеешь?! — вскрикнула золовка. — Я мать-одиночка! Я имею право на помощь!
— Имеешь, — кивнула Олеся. — Но не на халяву. Мы предлагали курсы, помощь с поиском работы. А ты — только деньги.
— А что, плохо, что брат помогает сестре? — зло усмехнулась Кристина. — Ему не жалко. Это тебе жалко!
— Мне жалко смотреть, как ты превращаешься в человека, который только требует.
— Всё, — оборвала Кристина. — Не собираюсь это слушать. Позови Виталика. Пусть он решит.
Когда вошёл Виталик, Кристина тут же набросилась:
— Твоя жена мне в помощи отказывает! Детям твоим племянникам — в помощи!
Виталик посмотрел на неё устало:
— Кристин, хватит. Мы не можем бесконечно давать тебе деньги.
— А, понятно, — процедила Кристина. — Она тебя настроила. Всегда знала, что ты подкаблучник.
Она хлопнула дверью и ушла.
На следующий день позвонила свекровь:
— Олеся, как ты могла! Кристина в слезах, говорит, ты её выгнала, отказала в помощи!
— Тамара Петровна, — спокойно ответила Олеся, — мы не отказывали. Мы предложили разумную помощь, чтобы она сама встала на ноги.
— Ей тяжело, — возмутилась свекровь. — Она одна с детьми!
— А почему она отказывается от повышения? Почему едет отдыхать с мужчиной, а потом говорит, что ей нечем кормить детей?
На том конце провода повисла тишина.
Вечером Виталик вернулся домой мрачный.
— Мама собирает всех. Хочет поговорить.
Олеся только кивнула. Она знала, что будет.
Семейный «суд».
Когда все собрались, Кристина сразу начала с привычной жалостливой ноты:
— Я стараюсь, а они меня унижают! Говорят, я тунеядка, а я просто хочу детям лучшего!
— А ты уверена, что им нужно такое «лучшее»? — не выдержала Олеся. — Может, им нужна мать, которая честна хотя бы с собой?
— Ты мне завидуешь! — вспыхнула Кристина. — У тебя всё есть, а я выживаю!
— Завидую? Твоим долгам и вранью? — голос Олеси стал стальным. — Ты отказалась от должности с окладом в семьдесят тысяч, потому что «брат помогает»!
— Ложь! — закричала Кристина.
— Это подтвердит твой начальник, — спокойно сказала Олеся. — Позвонить ему?
— Не смей! — вскочила золовка, глаза блеснули. — Это мои дела!
— Значит, правда, — тихо сказал Виталик. — Зачем ты обманываешь?
Кристина заплакала, театрально, громко, будто играла перед публикой.
— Никто не понимает, как мне тяжело!
Но в её слезах не было ни капли раскаяния.
Когда всё закончилось, Кристина ушла, хлопнув дверью. Виталик долго молчал, потом сказал:
— Кажется, ты была права.
— Не «кажется», — ответила Олеся. — Просто наконец увидел.
И в ту ночь она впервые за долгое время спала спокойно — без раздражения, без чувства вины.
Но спокойствие оказалось обманчивым.
Через несколько дней Кристина снова дала о себе знать — на этот раз иначе.
Она не просила, не умоляла. Она требовала.
Прошла неделя.
Дом, наконец, стал тихим — без неожиданных визитов, просьб «на пару дней» и бесконечных звонков.
Олеся даже успела почувствовать, что жизнь возвращается в привычное русло.
Но вечером в субботу телефон Виталика зазвонил.
Он глянул на экран, поморщился и не сразу ответил.
— Кристина.
Олеся ничего не сказала, только подняла брови.
— Алло, — коротко сказал он.
— Вить, — в трубке звучал знакомый плаксивый голос. — У меня беда…
Олеся почти угадала текст дальше.
— Меня обманули! Я взяла кредит на ремонт, а оказалось — мошенники! Я теперь должна сто тысяч! Если не заплачу — приставы, суд, дети без жилья останутся!
Виталик молчал. На лице отражалась усталость и что-то вроде горечи.
— Кристин, — сказал он наконец, — ты зачем вообще взяла кредит, если у тебя нет дохода?
— Так я же думала, ты поможешь! — голос золовки сорвался. — Ты же брат!
Олеся закрыла глаза. Всё возвращалось по кругу.
После разговора она тихо сказала:
— Ты же понимаешь, что это уже не беда, а схема?
— Да понимаю, — устало ответил он. — Но всё равно жалко.
— Жалко, — кивнула Олеся. — А себя не жалко?
Через два дня Кристина появилась лично.
Без детей, в дорогом пальто, с новой сумкой.
— Не надо на меня так смотреть, — сразу сказала она. — Это подарок.
— От кого? — сухо спросила Олеся.
— От человека, который умеет ценить женщину, — с вызовом ответила Кристина. — Не то что некоторые.
— Тогда, может, этот человек поможет тебе с долгом? — не удержалась Олеся.
— Он не обязан! — вспыхнула та. — А вот ты, как жена моего брата, обязана поддержать семью!
— Семью? — Олеся усмехнулась. — Семья — это те, кто не использует друг друга.
Кристина поджала губы:
— Знаешь, Олесь, ты зря со мной так. Ты думаешь, я ничего не могу? Ошибаешься.
— Угрожаешь?
— Предупреждаю, — холодно сказала Кристина. — Если Виталик не поможет, я пойду другим путём.
Она ушла, оставив запах дорогих духов и ощущение липкого холода.
На следующий день позвонила бухгалтер из Витиного отдела.
— Олесь, привет, — голос был растерянный. — Ты не знаешь, почему Виталик попросил перевести двадцать тысяч на счёт какой-то Кристины П.?
— Что? — Олеся едва не выронила телефон.
Вечером, когда он вернулся, она спросила прямо:
— Ты ей перевёл деньги?
— Да, — признался он. — Не мог иначе. Она сказала, что если не заплатит, у неё детей заберут.
— И ты поверил? — тихо спросила Олеся.
Он опустил глаза:
— Я не хочу, чтобы она на улицу вышла.
— Она не выйдет, Вить. Она просто нашла твою слабую точку и давит. Каждый раз.
— Ну а что мне делать? Это же моя сестра!
Олеся посмотрела на него долго, внимательно, как будто видела впервые.
— Тогда решай, кто тебе дороже — твоя сестра или твоя семья. Потому что мы так больше не можем.
Виталик молчал. Но через день Олеся заметила, что из общего счёта снова исчезли деньги.
Немного, но исчезли.
И тогда она поняла: разговоры не помогут.
Вечером она зашла в банк, где работала подруга, и попросила проверить:
«На чьё имя оформлены те кредиты, о которых Кристина говорила?»
Ответ пришёл через день.
Олеся перечитывала письмо несколько раз, не веря глазам.
Кредит действительно существовал.
Но не один — три.
И все оформлены на Виталия, с его подписью.
Подделанной, но очень умело.
— Этого не может быть, — сказал он, когда она показала документы. — Я ничего не подписывал!
— Знаю, — ответила Олеся. — Но банк не знает.
— Значит… она?..
Олеся кивнула.
Он опустился на стул, побледнев.
— Господи… это же уголовное…
— Да, — тихо сказала она. — И теперь тебе решать, что делать.
На следующее утро Виталик поехал в полицию.
Кристина узнала об этом уже вечером — и устроила сцену прямо у них под дверью.
— Как ты мог?! — визжала она. — Это я же родная сестра! Да я просто хотела занять!
— Занять? — Олеся вышла в коридор. — На его имя? С поддельной подписью?
— Я вернула бы! — истерично кричала Кристина. — Всё из-за тебя! Это ты его настроила!
— Нет, — спокойно сказала Олеся. — Это ты сама себя довела.
Кристина метнулась к брату, схватила его за рукав:
— Вить, скажи им, что это ошибка! Я же не со зла!
Он посмотрел на неё с таким выражением, что у Олеси защемило сердце.
— Кристин, — тихо сказал он. — Я тебя любил. Всегда защищал. Но теперь — хватит.
Она замерла, потом выдернула руку и побежала вниз по лестнице, громко рыдая.
Прошло два месяца.
Следствие длилось недолго — доказательств было достаточно.
Кристину обязали вернуть деньги и назначили условный срок.
Свекровь сначала не верила, потом молчала, потом позвонила:
— Олесь, ты была права. Прости.
Олеся только сказала:
— Я не злая, мама. Просто больше не хочу, чтобы кто-то жил за счёт нашей жалости.
Весна пришла тихо, как облегчение.
Дети рисовали на асфальте солнце, Виталик чинил велосипед, а Олеся впервые за долгое время чувствовала покой.
Жалость — вещь тяжёлая, поняла она.
Иногда кажется, что она делает тебя добрее.
А на деле — просто даёт другим возможность разрушать твою жизнь.
И пока ты жалеешь — тебя используют.
Пока не научишься говорить «нет».
Теперь она умела.
Странная парочка