Аромат жареной картошки с луком и курицей, томленой в сметане, наполнял уютную кухню. Это был фирменный рецепт Алины, который Игорь всегда упрашивал ее приготовить. Она поставила на стол салатницу с хрустящими огурцами, почувствовав приятную усталость в спине после долгого дня и двухчасовой готовки. Сегодня была пятница, зарплатный день, и она хотела сделать маленький праздник.
Игорь уже сидел за столом, уткнувшись в экран телефона. Он молча наложил себе полную тарелку и принялся есть с таким видом, будто проделал огромный путь до дома, а не просидел весь день в офисе.
— Как день? — спросила Алина, садясь напротив и с надеждой глядя на него. Она ждала этих вечерних разговоров, коротких моментов, когда они были просто мужем и женой.
— Нормально, — буркнул он, не отрываясь от телефона. — Зарплату перевели.
— Мне тоже, — она улыбнулась. — Может, в кино сходим в выходные? Или просто выспимся, как старые времена?
Игорь отложил телефон, наконец посмотрел на нее. Взгляд у него был тяжелый, оценивающий. Он отхлебнул чай и отодвинул тарелку.
— Кстати, насчет зарплаты, — начал он, и в его тоне что-то дрогнуло, насторожив Алину. — С этой получки переходим на раздельный бюджет.
В воздухе повисла тишина, густая и давящая. Алина не поняла.
— То есть как? — выдавила она, чувствуя, как у нее холодеют кончики пальцев.
— А так. Я устал тебя содержать. Меня достало.
Слова падали, как удары молотка. Алина огляделась, будто ища подсказку, скрытую камеру. Это была шутка? Плохая, очень плохая шутка.
— Ты… устал меня содержать? — она медленно проговорила каждое слово, пытаясь осмыслить эту абсурдную фразу. — Игорь, ты в курсе, что продукты, из которых ты только что съел ужин, я купила сегодня, по дороге домой? Со своей, как ты говоришь, зарплаты. Твои новые джинсы, которые ты надел неделю назад? Мои. Путевка твоей маме в санаторий в прошлом месяце? Тоже мои.
Он махнул рукой, будто отмахиваясь от надоедливой мухи.
— Мелочи. Я говорю о серьезных вещах. О системном подходе. Ты тратишь, не задумываясь, а я потом кручусь, как белка в колесе, чтобы концы свести.
В ее глазах потемнело от возмущения.
— Каком колесе? Твоя зарплата стала больше моей только после того, как я оплатила тебе те самые курсы! Полгода назад! А до этого кто «сводил концы»? Я! Пока ты искал себя, я платила за эту ипотечную квартиру, за машину, которую ты называешь своей!
Воспоминания накатили волной: ее бессонные ночи над проектами, ее премии, уходившие на общие нужды, ее гордость за то, что они — команда. И теперь он жует ее курицу и говорит о «содержании».
— Вот именно, — его голос стал жестким, ледяным. — Хватит. Каждый сам за себя. Так честнее.
— Честнее? — Алина засмеялась, и этот смех прозвучал горько и неуместно. — Ты сейчас серьезно?
— Абсолютно. И да, — он посмотрел на нее с противным, самодовольным выражением лица, — за квартиру, кстати, с этого месяца платишь половину. И за бензин в моей машине, если вдруг захочешь куда-то поехать. А то накатаешься на моей шее.
Он встал, отодвинув стул, и направился к холодильнику за водой, оставив ее сидеть за столом с остывающим ужином. Алина смотрела на его спину, и в ее голове стучала только одна мысль: «На моей шее. Он сказал — на его шее».
Она сидела одна в ароматной кухне, и мир, который она так старательно строила, дал трещину, грозя рассыпаться в прах.
Алина не помнила, сколько времени просидела так, в ступоре, глядя на остывающий ужин. Слова Игоря висели в воздухе, как ядовитый туман. «Содержать… На моей шее…» Каждое слово было пощечиной. Она медленно встала, подошла к раковине и, схватившись за холодный металл, смотрела в окно на темнеющее небо. В горле стоял ком.
Она взяла свой телефон, пальцы сами потянулись набрать номер свекрови. Галина Петровна. Может, она поговорит с сыном, вразумит? Ведь Алина всегда была для нее хорошей невесткой, помогала, не считаясь с расходами. Она вспомнила, как полгода назад Галина Петровна жаловалась на боли в суставах.
— Алин, ты не могла бы помочь? Врач посоветовал тот новый препарат, импортный, — голос свекрови был сладким, как сироп. — Игорь говорит, у вас сейчас туго, а у меня, сама понимаешь, одна пенсия…
— Конечно, Галина Петровна, — тут же ответила тогда Алина. — Я сегодня же заеду в аптеку.
Она купила не одну упаковку, а три, на весь курс. Отдала почти всю свою премию, но чувствовала себя хорошо — помогает близкому человеку.
Теперь же, слушая гудки в трубке, она надеялась на каплю поддержки.
— Алло, Алиночка? — голос свекви прозвучал бодро.
— Галина Петровна, здравствуйте. Вы не поверите, что Игорь сейчас устроил… — Алина с трудом подбирала слова, пытаясь сдержать дрожь в голосе. — Говорит, что устал меня содержать, требует раздельный бюджет, заставляет платить за квартиру…
Она не успела договорить. Галина Петровна фыркнула.
— Ну, знаешь, дорогая, а я считаю, сынок прав. Мужчина в доме — добытчик, он и должен главным быть. А ты у нас слишком… самостоятельная. Летаешь высоко. Может, тебя на землю, пора опустить? Игорь мужик славный, терпел, терпел, да ведь всему есть предел.
Алина онемела. Она слышала собственное сердцебиение.
— Я… слишком самостоятельная? — переспросила она, не веря своим ушам. — Это потому что я работала на двух работах, пока ваш «славный мужик» искал свое призвание? Это потому что я оплачивала ваш курорт и ваши лекарства?
— Не надо кричать на меня! — сразу же перешла в наступление свекровь. — Я тебе не подчиненная! И не припоминай мне эти свои подачки. Ты в семью вышла, вот и делай для семьи. А не кичись.
Алина молча положила трубку. Руки дрожали. Подачки. Вот как она это называет.
Она опустилась на стул и уткнулась лицом в ладони. В памяти всплывали другие картинки. Свекор, Борис Иванович, с важным видом просящий «помочь» с ремонтом машины. «У тебя связи, дочка, устрой». Его сестра, Ольга, вечно берущая у нее «в долг до зарплаты» деньги, которые никогда не возвращала. И все они — Игорь, его родители, его сестра — смотрели на нее не как на родного человека, а как на удобный и безотказный источник ресурсов.
Ей стало физически плоло. Нужно было отвлечься, заняться чем-то. Делом. Она открыла приложение банка на телефоне. Нужно проверить платежи, посмотреть, сколько у них общих долгов по кредитам.
Она зашла в их общий счет, который они когда-то назвали «на черный день». Он был их маленькой тайной, копилкой на будущее, может быть, на первоначальный взнос для машины побольше или на путешествие. Алина всегда откладывала туда часть своих премий.
Сначала она не поверила глазам. Счет был почти пуст. Остаток: три тысячи семьсот рублей. Месяц назад там было больше четырехсот тысяч.
Она лихорадочно открыла историю операций. Вывод. Вывод. Вывод. Крупные суммы, по пятьдесят, семьдесят, сто тысяч. Последнее списание — неделю назад. Сумма в двести тысяч рублей. В графе «Назначение платежа» стояло сухое: «Перевод на счет Игоря Петровича К.»
Весь мир сузился до экрана телефона. Воздух перестал поступать в легкие. Он не просто потребовал раздельного бюджета. Он заранее обчистил их общую копилку. Оставил ее с долгами и обязательствами, а сам забрал все.
И тогда до нее дошла вся глубина, весь цинизм его слов за ужином. «С этой зарплаты переходим на раздельный бюджет». С ЕЕ зарплаты. Ее деньги еще должны были пойти на общие нужды, а его — остаться при нем. А их общие сбережения… они уже были только его.
Тишина в квартире стала зловещей. Где-то за стеной был слышен смех из телевизора. Алина сидела одна в центре этой тишины, сжимая в дрожащих пальцах телефон, на экране которого оставалось лишь жалкое напоминание о их «черном дне», который для нее уже наступил.
Ночь Алина провела в лихорадочных метаниях между яростью и полной безнадежностью. Она смотрела на спящего Игоря, развалившегося на своей половине кровати, и не могла поверить, что этот человек был тем, с кем она делила жизнь. Его ровное дыхание казалось ей верхом цинизма. Он обокрал ее, выставил дурочкой, и теперь спокойно спал.
Утром, едва дождавшись, когда он уйдет на работу, Алина набрала номер единственного человека, которому могла доверять безоговорочно — своей подруги Кати. Они были знакомы со школы, и Катя, в отличие от многих, никогда не исчезала в водовороте семейной жизни.
— Алло, солнышко, — бодрый голос Кати прозвучал как глоток свежего воздуха.
Алина не смогла вымолвить ни слова. Сдавленное рыдание вырвалось наружу само.
— Аля? Что случилось? С тобой все в порядке? — голос Кати мгновенно стал серьезным, деловым.
— Кать… Он… — Алина, захлебываясь слезами и гневом, выложила все. Про ужин, про раздельный бюджет, про опустошенный общий счет.
— Так, дыши, — строго сказала Катя. Алина слышала, как на том конце провода щелкнула зажигалка. — Значит, так. Собирайся и приезжай ко мне. Сейчас. Я сегодня работаю из дома.
Через час Алина сидела на просторном кухне в квартире Кати, сжимая в руках кружку с горячим чаем, который не приносил никакого утешения. Катя, юрист в крупной фирме, слушала ее, не перебивая, ее взгляд становился все жестче и холоднее.
— Ну что ж, — отодвинула она свой ноутбук, когда Алина закончила. — Поздравляю, ты нарвалась на классического семейного мародера. Красиво, надо сказать, разыграл.
— Что мне делать, Кать? — голос Алины дрожал от беспомощности. — Он же все забрал! Он оставил меня без копейки, а еще заставляет за квартиру платить!
— Успокойся. Во-первых, он не все забрал. Он украл только то, что лежало на счете. А есть еще кое-что, что он так просто не отнимет.
Катя достала блокнот и ручку, превратившись из подруги в специалиста.
— Слушай сюда. Все, что вы нажили в браке, — это ваше общее, совместно нажитое имущество. Это закон. Квартира, купленная в браке, пусть и в ипотеку? Пополам. Машина? Пополам. Деньги на общем счете, даже если он оформлен на тебя? Тоже общие. То, что он их снял, — это не значит, что он их забрал навсегда. Это значит, что он взял в долг у семьи. У вас с ним.
Алина смотрела на нее, не совсем понимая.
— Но… он же их уже потратил! Как я докажу?
— А вот это уже следующий пункт, — Катя ткнула ручкой в блокнот. — Доказательства. С этого момента ты становишься ходячим детективом. Тебе нужны выписки со всех счетов за последние несколько лет. С твоих, с общих. Все чеки, все квитанции о переводе денег его родне. Скриншоты переписок, где он или они просят деньги. Все, все, все.
— А как же… его родители? Я же им столько переводила на лечение, на ремонт…
— Подарки, увы, не вернешь. Если ты переводила это как подарок, без расписки, что это заем, — считай, подарила. Но! — Катя подняла палец. — Эти переводы доказывают твой вклад в семейный бюджет и твою финансовую роль в семье. Это важно для общей картины.
Алина молча кивала, стараясь запомнить каждое слово. Впервые за последние сутки в ней затеплилась крошечная искорка надежды.
— И последнее, самое главное, — Катя пристально посмотрела на нее. — Алина, они все еще думают, что ты та самая добрая, мягкая Алиночка, которую можно безнаказанно обобрать и унизить. Они не ждут удара. Так давай сделаем вид, что так и есть.
— То есть?
— Сыграй эту роль. Согласись на его дурацкий раздельный бюджет. Веди свою бухгалтерию. Требуй с него чеки. Веди себя как занудная бухгалтерша. Но при этом — записывай каждый его окрик, каждое оскорбление, каждую угрозу. Сохраняй все его сообщения. Пусть он расслабится и наговорит еще больше. Мы соберем такой досье, что ему мало не покажется.
Катя взяла ее за руку. Ее ладонь была твердой и теплой.
— Ты не одна в этой войне. Я с тобой. Но для победы тебе нужно перестать быть жертвой и стать стратегом. Холодным, расчетливым и терпеливым. Поняла?
Алина глубоко вздохнула. Слезы высохли. В глазах появилось новое выражение — не боль и не отчаяние, а сосредоточенная решимость. Она посмотрела на исписанный листок в блокноте Кати, затем на свою дрожащую, но уже сжатую в кулак руку.
— Поняла, — тихо, но четко сказала она. — Буду играть.
Следующие дни Алина прожила как в тумане, сквозь который пробивался лишь холодный, ясный свет плана. Она установила на телефон программу для записи разговоров. Первое включение далось ей тяжело — пальцы дрожали, сердце колотилось где-то в горле. Но она вспоминала слова Кати: «Они думают, что ты жертва. Так дай им это подтверждение».
Игорь наслаждался своей победой. Он разгуливал по квартире с важным видом человека, восстановившего, наконец, справедливость. В субботу утром он, собираясь в магазин, бросил ей с порога:
— Так, мне на обед что-нибудь мясное. Стейки купи. И кофе у тебя тот, дешевый, я пить не могу. Возьми мой, тот, что в жестяной банке.
Алина, не отрываясь от ноутбука, где она вела таблицу расходов, спокойно ответила:
— Хорошо. Стейки — это примерно тысяча двести рублей за штуку, твой кофе — около тысячи. Плюс остальные продукты. Давай ты оставишь мне пять тысяч наличными или переведешь на карту. Я сохраню все чеки.
Игорь замер на полпути к двери, развернулся. Его лицо выражало крайнее изумление.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно, — она подняла на него ясный, спокойный взгляд. — У нас ведь раздельный бюджет. Ты хочешь стейки и кофе — ты их и оплачиваешь. Я куплю себе курицу и свой «дешевый» кофе. За свои деньги.
— Да ты с ума сошла! Это же мелочи! Мы живем вместе!
— Именно что живем, — парировала Алина. — А не я тебя содержу. Ты сам это четко обозначил. Или правила работают только в одну сторону?
Он что-то пробурчал себе под нос, швырнул на стол две тысячи рублей и вышел, хлопнув дверью. Алина медленно выдохнула и проверила запись. Все зафиксировано.
Настоящий экзамен ждал ее вечером. Раздался звонок в дверь. На пороге стояла Галина Петровна, ее лицо было озабоченным и одновременно упрекающим.
— Здравствуй, мама, — Алина широко распахнула дверь, стараясь выглядеть как обычно.
Свекровь, не снимая пальто, прошлась по прихожей критическим взглядом.
— Здравствуй-здравствуй. Что-то у вас, дочка, не очень чисто. Пыль на полке, в прихожей следы от обуви. Муж с работы придет, а тут неуютно.
Старая песня. Раньше такие замечания заставляли Алину суетливо бежать за тряпкой, оправдываться. Сейчас она лишь улыбнулась.
— Галина Петровна, вы правы. Но у нас теперь, как вы знаете, новые правила. Раздельный бюджет. Я только что вернулась с работы и очень устала. Я могу составить для вас прайс-лист на уборку? Или, может, попросите Игоря, вашего сына, помочь? Он как раз должен скоро прийти.
Глаза Галины Петровны округлились от изумления, затем наполнились гневом.
— Ты что, это мне?! Своей свекрови?! Прайс-лист?! Да я тебя…
— Я что-то не так сказала? — перебила ее Алина с притворной невинностью. — Вы же сами поддерживаете Игоря в его стремлении к честности и раздельности. Вот я и предлагаю честные и раздельные услуги. Бесплатно я уже не работаю. Меня, знаете ли, содержать перестали.
В этот момент в квартиру вошел Игорь. Увидев стоящую посреди прихожей разгневанную мать и спокойную, с холодной улыбкой жену, он нахмурился.
— Что тут происходит?
— Спроси лучше у своей супруги! — всплеснула руками Галина Петровна. — Она мне, своей второй матери, за уборку деньги предлагает взять! Жадина несусветная!
Игорь обернулся к Алине, его лицо исказилось от раздражения.
— Алина, хватит уже этих твоих дурацких игр! Не позорься!
— Какие игры? — ее голос был ледяным. — Я просто следую твоим правилам. Ты хотел честности? Вот она. Твоя мама хочет, чтобы я работала горничной? Пусть платит. Или ты хочешь, чтобы я работала бесплатно, пока ты копишь на новую машину своей сестре? Это как называется?
Последняя фраза повисла в воздухе, словно выстрел. Игорь побледнел. Галина Петровна замерла с открытым ртом.
— На… какую машину? — выдавила она.
Но Игорь уже не слушал. Он шагнул к Алине, сжимая кулаки.
— Откуда ты знаешь про машину? Ты что, в мой телефон лазила?
Алина не отступила ни на шаг. Она смотрела прямо в его глаза, и в ее взгляде он впервые увидел не боль и не страх, а сталь.
— Я ничего не лазила. Но спасибо, что подтвердил, — тихо сказала она. — Значит, двести тысяч с нашего общего счета ушли не на «инвестиции», как ты вначале сказал, а на машину Ольге. Очень «раздельный» у тебя получился бюджет.
Она развернулась и ушла в свою комнату, оставив их двоих в прихожей — разгневанного сына и ошеломленную мать, впервые столкнувшихся с сопротивлением той, кого они считали безропотной дойной коровой. В кармане ее домашних брюк лежал телефон, аккуратно записавший весь этот скандальный диалог.
Прошла неделя. Атмосфера в квартире напоминала поле боя после перемирия: хрупкое, зыбкое затишье, под которым копилась новая буря. Игорь ходил мрачный, избегая разговоров. Алина продолжала свою игру: вела учёт, сохраняла чеки, а по вечерам, закрывшись в ванной, отправляла Кате новые аудиозаписи и скриншоты.
В воскресенье, когда Алина пыталась сосредоточиться на книге, под окном раздался наглый автомобильный гудок. Она выглянула и увидела новенький, ярко-белый паркетник, занявший сразу два места на стоянке. Из машины с шиком вышла Ольга, сестра Игоря. На ней была короткая дублёнка и сапоги на высоком каблуке, хотя до зимы было ещё далеко.
Через минуту в квартире раздался её звонкий, самоуверенный голос.
— Братик, выходи смотрить! Привезла тебе свою ласточку на показ!
Игорь, хмурый, вышел в прихожую. Алина последовала за ним, прислонившись к косяку двери в гостиную.
Ольга, не снимая обуви, прошла в центр комнаты, положила ключи от машины на стол и окинула Алину насмешливым взглядом.
— Ну что, Алиночка, слышала новости? Говорят, вы с братом наконец-то цивилизованными людьми стали? Каждый сам за себя? А то, знаешь, некоторые слишком долго на чужих шеях сидят.
Она умышленно говорила громко, чтобы было слышно даже соседям.
Алина не шелохнулась. Она смотрела на Ольгу, на её новую дублёнку, на дорогой маникюр, и в душе у неё всё закипало. Но голос её прозвучал на удивление спокойно.
— Поздравляю с покупкой, Оля. Очень красивая машина. — Она сделала небольшую паузу, глядя прямо в глаза Игорю. — Знаешь, а ведь какое совпадение. Как раз на прошлой неделе с нашего общего счёта исчезли двести тысяч. Я уже думала, может, их украли. Но теперь, глядя на твою новую ласточку, думаю, может, Игорь тебе просто одолжил? Ты ведь, наверное, вернёшь? С процентами, как положено между цивилизованными людьми.
Эффект был мгновенным, как удар хлыста. Улыбка сползла с лица Ольги, сменяясь гримасой злобы. Игорь побледнел.
— Что?! — взвизгнула Ольга. — Какие двести тысяч? Это мои деньги! Мои накопления! Игорь, ты слышишь, что она творит?!
— Алина, заткнись! — рявкнул Игорь, делая шаг в её сторону. — Не неси чушь! Какие накопления? Ты сама знаешь, что Оля никогда не работала нормально!
— Именно поэтому мне и интересно, — не отступала Алина, чувствуя, как нарастает в ней давно сдерживаемая ярость. — Откуда у неё suddenly двести тысяч на машину, если она вечно занимала у меня по пять, по десять тысяч до зарплаты, которые никогда не возвращала? Эти пятьдесят тысяч, которые она должна мне за прошлый год, они тоже входят в стоимость этой твоей ласточки?
— Я тебе ничего не должна, жадина несчастная! — Ольга топнула ногой. — Это ты должна быть благодарна, что тебя в нашу семью приняли! А ты вместо благодарности считаешь копейки!
— Не копейки, Ольга, а двести тысяч, — холодно парировала Алина. — И да, я считаю. Потому что я их зарабатывала. А ты только тратишь. И, судя по всему, тратишь мои.
— Хватит! — заревел Игорь. Он был в ярости. Его игру в «главу семьи» раскрыли, выставив его воровством и глупостью. — Немедленно прекрати это! Никаких денег ты не получишь! Это всё твои выдумки!
— Мои выдумки? — Алина рассмеялась, и смех этот был горьким и резким. — Хорошо. Тогда, Ольга, покажи нам, цивилизованная дама, документы на покупку. Откуда у тебя деньги? Выписку со своего счёта, где лежали эти двести тысяч. Покажи, и я извинюсь.
Ольга замерла. Её глаза бегали от брата к Алине. Она не ожидала такого напора.
— Я… я не обязана тебе ничего показывать! Ты кто такая вообще?! — выпалила она, но в её голосе уже слышалась неуверенность.
— Я та, чьи деньги ты разъезжаешь на этой машине, — тихо, но отчётливо сказала Алина. — И я это докажу.
Ольга, не найдя что ответить, с рыком схватила свои ключи с стола.
— Игорь, я больше ни ногой к вам! Пока эта стерва здесь, меня тут не будет! Разберись со своей женой!
Она выбежала из квартиры, хлопнув дверью так, что задрожали стены.
Игорь повернулся к Алине. Его лицо искажала ненависть.
— Довольна? Сестру выгнала. Тебе всё мало? Ты вообще ничего не докажешь! — он кричал, брызгая слюной. — Квартира-то в ипотеке, а платит за неё папа Борис! Так что выгоним тебя на улицу, дармоедка! Быстро! И останешься ты у разбитого корыта!
Он развернулся и ушёл в спальню, громко захлопнув дверь.
Алина осталась одна в центре гостиной. Дрожь проходила по её рукам, но внутри было странное, холодное спокойствие. Она достала телефон. Запись шла. Каждое слово, каждое оскорбление, каждое признание — всё было зафиксировано.
Она подошла к окну. Внизу Ольга с шумом заводила свой белый паркетник, купленный на её деньги. «Выгоним на улицу», — эхом отзывались в уши слова Игоря.
«Посмотрим», — прошептала Алина, глядя на удаляющиеся задние фонари машины. «Мы ещё посмотрим, кто кого оставит у разбитого корыта».
Тишина, воцарившаяся в квартире после ухода Ольги и скандала с Игорем, была звенящей и тяжелой. Слова «папа Борис платит за ипотеку» жужжали в голове Алины, как назойливая муха, не давая сосредоточиться. Они звучали как приговор. Если это правда, то ее права на квартиру действительно могли оказаться под большим вопросом.
На следующий день, едва Игорь ушел на работу, она позвонила Кате, стараясь говорить как можно спокойнее.
— Они сказали, что ипотеку платит его отец. Борис. Значит, я ничего не получу?
— Успокойся, — тотчас ответила Катя, и Алина услышала, как щелкнула ручка, будто подруга уже что-то записывала. — Если эти выплаты не были официально оформлены у нотариуса как подарок, то они считаются займом. То есть, твой свекор давал деньги вам обоим, как семье. А не лично Игорю. Это ваш общий долг перед ним. Но да, это нужно доказать. Нужна расписка или переписка, где это четко видно.
— Расписки у меня нет, — с тоской сказала Алина. — Они все свои дела в семье на честном слове делали.
— Тогда ищи переписку. В его телефоне, в компьютере. Что угодно.
Пробраться в его телефон было невозможно — он ни на секунду с ним не расставался. Но Алина вспомнила про старый ноутбук Игоря. Неделю назад он попросил ее его «почистить», чтобы продать, так как купил себе новый. Она отложила это дело, а сейчас он стоял на антресоли в прихожей, забытый и никому не нужный.
Сердце бешено колотилось, когда она доставала серую пластиковую коробку. Это было похоже на воровство, и ей было мерзко. Но она вспомнила опустошенный общий счет и оскорбительные слова Игоря. Это была не кража. Это была самозащита.
Она включила ноутбук. Пароль он не менял годами — дата рождения его матери. Рабочий стол загрузился, и Алина сразу открыла браузер. Игорь был ленив в таких вещах — он редко выходил из своих аккаунтов.
Она зашла в его основную почту. Ничего полезного. Потом открыла мессенджер, который он использовал для общения с семьей. Сессия была активна.
Дрожащими пальцами она пролистала переписку с отцом, Борисом Ивановичем. Было много бытовых сообщений, ссылок на новости. И вот, несколько месяцев назад, она нашла то, что искала.
Сообщение от Бориса:
«Сынок, перевел на твой счет 50 тысяч. Как раз на очередной платеж по твоей ипотеке. Не забудь внести. Как будут с женой деньги — вернете. Это вам не подарок, а так, помогаю в трудную минуту».
Алина замерла, впиваясь в экран. Вот оно. Прямое подтверждение, что деньги давались в долг им обоим. Она лихорадочно пролистала дальше, находя еще несколько подобных сообщений за последние два года. Все с той же формулировкой — «вернете», «вы мне должны», «рассчитаетесь».
А потом ее взгляд упал на более свежее сообщение, датированное прошлой неделей. Тот самый день, когда она обнаружила пропажу денег с общего счета.
Игорь писал отцу:
«Пап, не переживай насчет денег. Я забрал все с нашего общего счета, пока Алина не растратила. Она же транжира. Держу у себя, так надежнее. Если что, я ее выгоню, она тут ничего не заработала, все мое. А твои деньги по ипотеке мы с тобой потом отдельно рассчитаем, без нее».
Алина отшатнулась от экрана, будто от удара током. Воздух перестал поступать в легкие. Она перечитала сообщение еще раз, потом еще. Каждое слово впивалось в сознание, как раскаленная игла.
«Все мое».
«Выгоню».
«Она тут ничего не заработала».
Сколько же лет она отдавала этой семье, своей любовью, своими силами, своими деньгами? А для них она была никем. Временным приложением к кошельку, которое можно выбросить, когда оно станет ненужным.
Она сохранила скриншоты переписки, отправила их себе на почту и очистила историю действий на ноутбуте. Действовала она на автомате, холодно и четко, пока внутри все кричало от боли и предательства.
Взяв телефон, она отправила Кате короткое сообщение: «Нашла. Есть и долг, и план моего изгнания».
Ответ пришел мгновенно: «Молодец. Теперь у нас есть все. Готовься к последнему раунду».
Алина закрыла ноутбук и убрала его обратно на антресоль. Она подошла к окну и смотрела на серый городской пейзаж, но уже не видела его. Внутри нее бушевала буря из гнева, боли и странного, леденящего спокойствия. Игра была окончена. Теперь начиналась война, и у нее на руках были все козыри.
Тишина в квартире длилась два дня. Игорь приходил поздно, ночевал, молчал, но в его молчании чувствовалась затаенная злоба и уверенность в своей правоте. Алина тоже молчала. Она собиралась с силами, перечитывала сохраненные доказательства, сверялась с Катей. Пришло время действовать.
В понедельник утром, как только Игорь ушел на работу, Катя прислала сообщение: «Отправлено. Жди реакцию».
Алина отключила звук на телефоне и принялась за свои дела, пытаясь заглушить внутреннюю дрожь. Она не успела допить утренний кофе, как на экране телефона загорелся номер свекра. Борис Иванович звонил редко, и его звонок всегда был событием. Алина глубоко вздохнула и ответила.
— Алло, Борис Иванович.
— Алина! — его голос гремел, в нем слышалось нескрываемое возмущение. — Что это за бумаги ты нам прислала?! Это что за безобразие? Претензия какая-то! Ты в своем уме?
— Я в полном уме, — спокойно ответила она. — И это не просто бумаги, а официальная досудебная претензия. Все по закону.
— Да какой закон! Мы же семья! — кричал он. — Ты что, всю нашу семью destroyишь из-за каких-то денег? Игорь говорил, ты с ума сошла! Немедленно забери эту свою писанину!
— Борис Иванович, — ее голос оставался ровным и холодным, как сталь. — Вы сами писали, что деньги на ипотеку — это не подарок, а долг. Я просто напомнила вам и вашему сыну о наших обоюдных финансовых обязательствах. И о том, что общие средства, снятые со счета, подлежат возврату. В мою пользу.
— Да ты… Да я тебя! — он захлебнулся от ярости. — Ни копейки ты не получишь! Мы тебя к юристу за клевету!
— Можете обращаться, — парировала Алина. — У моего юриста уже есть все необходимые документы. И ваши переписки с Игорем, где вы обсуждаете, как меня «выгнать», тоже. Удачи в суде.
Она положила трубку. Почти сразу же зазвонил телефон Ольги. Алина сбросила вызов. Потом еще раз. Потом пришло голосовое сообщение, полное визга и матерных оскорблений. Алина сохранила его, не слушая до конца.
Кульминация наступила вечером. Ключ повернулся в замке, дверь распахнулась с такой силой, что ручка ударилась о стену. Игорь вошел. Он был пьян. Его лицо было багровым, глаза налились кровью. От него пахло перегаром и потом.
— Где ты? — проревел он, сбивая с вешалки куртку. — А-а, вот ты где, стерва!
Алина стояла в дверях гостиной, сжимая в кармане телефон. Она включила видеозапись, направив объектив так, чтобы он был в кадре.
— Ты совсем обнаглела? — он подошел к ней вплотную, towering над ней. — Моим родителям угрожаешь? Претенции шлешь? Слушай сюда, твои шуточки закончились. Немедленно звони своему адвокату и забираешь всё обратно! Слышишь?
— Я слышу тебя прекрасно, — тихо сказала она.
— Иначе… — он ткнул толстым пальцем ей в грудь, — иначе я тебе такое устрою… Мало не покажется. В больницу упрешься. Поняла?
Он стоял над ней, дыша ей в лицо перегаром, его кулаки были сжаты. Старая, животная fear на секунду сковала ее. Но потом она вспомнила все его сообщения, все оскорбления, все украденные деньги. Она медленно подняла телефон, чтобы он видел экран с активной записью.
— Продолжай, — сказала она, и ее голос вдруг обрел неожиданную твердость. — Это очень пригодится. Во-первых, для суда по делам о threatsах. А во-вторых… — она сделала маленькую паузу, глядя прямо в его остекленевшие глаза, — для дела о лишении родительских прав. Когда оно у меня появится. Я хочу, чтобы судья видел, какой ты образцовый отец и муж.
Эффект был мгновенным, как удар обухом по голове. Хмель будто выветрился из него за секунду. Его лицо вытянулось, багровый румянец сменился мертвенной бледностью. Он отшатнулся, упираясь взглядом в маленький светящийся экран.
— Ты… ты что делаешь? Выключи! — его голос срывался на фальцет.
— Я? — Алина все так же спокойно держала телефон. — Я собираю доказательства. Ты же хотел честности и прозрачности? Вот они. В полном объеме.
Он простоял так еще несколько секунд, беззвучно шевеля губами, потом развернулся и, пошатываясь, побрел в спальню. На этот раз дверь он закрыл тихо, почти неслышно.
Алина опустила телефон. Запись была остановлена. Она подошла к окну, оперлась лбом о холодное стекло и закрыла глаза. По ее щекам текли слезы, но это были слезы не боли и не страха. Это были слезы горького, окончательного освобождения.
Война была выиграна в один момент. Оставалось лишь собрать трофеи.
Тишина, наступившая после того вечера, была иной. Не зловещей и не тягучей, а легкой, просторной. Игорь превратился в тень. Он молча приходил, молча ночевал на диване в гостиной, молча уходил. Его спесь и уверенность испарились, сменившись опасливым, скользящим взглядом. Угроз больше не было. Было лишь тяжелое, унизительное ожидание.
Через неделю Катя прислала краткое сообщение: «Они сдаются. Готовы к мировой. Боятся суда и твоих записей».
Переговоры шли через юриста Кати. Игорь и его родители, испуганные перспективой публичного разбирательства и уголовного дела за угрозы, согласились на все условия. Алина не требовала лишнего. Только положенное по закону.
Общие накопления, которые Игорь успел припрятать, были возвращены ей в полном объеме. Его отец, Борис Иванович, прислал официальное письмо, что не имеет финансовых претензий к Алине и считает долг по ипотеке личным обязательством Игоря. Квартиру они выставили на продажу. Нашлись покупатели быстро, и вот весь юридический процесс остался позади.
В тот день, когда на ее счет поступила половина от продажи квартиры, Алина стояла у окна в своей новой, съемной однушке. Она сняла ее на первое время, чтобы прийти в себя. В руке она держала не распечатанную банковскую выписку, а просто смотрела на закат, окрашивавший небо в рыжие и сиреневые тона.
Она думала не о деньгах. Она думала о том пути, который прошла. От оскорбленной и растерянной женщины, сидевшей над остывшим ужином, до той, что сейчас стояла здесь — свободная, спокойная и бесконечно уставшая. Они думали, что ее можно купить или, наоборот, оставить ни с чем. Они оценивали ее в деньгах, в услугах, в своем удобстве.
«Они думали, что знают мою цену, — пронеслось в ее голове. — Они не знали, что моя настоящая цена — это мое самоуважение. И она оказалась им не по карману».
В кармане ее домашних брюк тихо завибрировал телефон. Она посмотрела на экран. Сообщение от Игоря.
«Прости…»
Один-единственный крик души, вырвавшийся, вероятно, в момент осознания полного краха. Она прочитала эти два слога, в которых была и досада, и страх, и, возможно, капля настоящего раскаяния. Она смотрела на них несколько секунд, словно взвешивая на невидимых весах всю свою прошлую жизнь.
Потом ее палец медленно и четко нашел в меню кнопку «Удалить контакт». Экран мигнул, и номер исчез. Навсегда.
Она положила телефон на стол, подошла к кухонной столешнице, где стояла тарелка с одиноко лежавшим на ней стейком. Тот самый, который когда-то стал яблоком раздора. Она купила его сегодня, один, по дороге домой. Включила плиту, разогрела сковороду и приготовила его себе, как любила — с розмарином и чесноком.
Теперь она села за стол, отрезала кусочек нежного мяса и поднесла его ко рту. Она ела его медленно, в тишине, прислушиваясь к своим ощущениям. И на ее лице, впервые за долгие-долгие месяцы, появилась настоящая, легкая, почти неуловимая улыбка. Она ела свой ужин. Приготовленный на ее деньги. В ее доме. И это был самый вкусный и спокойный ужин в ее жизни.
Отплатила родственникам той же монетой