— Значит, завтра утром на велосипедах в новый парк, а потом в тот грузинский ресторанчик, что открылся на набережной? — Катя с улыбкой поставила перед Алексеем тарелку с пастой. Её голос звучал легко, наполненный предвкушением заслуженного отдыха.
Пятничный вечер растекался по их маленькой кухне теплом и запахом чеснока с базиликом. За окном сгущались синие сумерки, а здесь, под абажуром, было уютно и спокойно. Алексей с аппетитом накручивал спагетти на вилку, кивая. Он уже мысленно мчался по асфальтовым дорожкам, чувствуя ветер в лицо и приятную усталость в мышцах. После душной офисной недели это было именно то, что нужно.
Телефон на столе вибрировал недолго, но настойчиво. Алексей взглянул на экран, и лёгкая тень пробежала по его лицу. «Мама». Катя заметила эту перемену, и внутри у неё что-то неприятно сжалось. Она знала этот взгляд, это выражение лица, которое всегда предшествовало одному и тому же.
— Да, мам, привет, — его тон мгновенно стал другим: собранным, деловитым, чуть виноватым перед кем-то. — Да, всё нормально. Утром? Рассаду? А, понятно… Ну, хорошо. Да, конечно, заеду. Давай, до завтра.
Вилка в руке Кати замерла на полпути ко рту. Улыбка, ещё секунду назад игравшая на её губах, медленно стекла, как воск с оплывшей свечи. Она молча положила вилку на край тарелки. Паста моментально перестала казаться аппетитной. Алексей положил телефон экраном вниз, сделал глубокий вдох, словно собираясь с духом, и попытался изобразить беззаботность.
— Кать, планы немного меняются. Маме завтра с утра на дачу надо, рассаду отвезти. Говорит, помёрзнет всё, если не высадить. Погода как раз. Я сгоняю быстренько, к обеду, думаю, уже вернусь. Велосипеды никуда не денутся.
Он говорил быстро, не глядя ей в глаза, словно зачитывал заранее подготовленный текст. Катя медленно подняла на него взгляд. В её глазах не было ни обиды, ни злости. Только холодная, тяжёлая усталость. Она смотрела на него так, как смотрят на стену, которую тщетно пытались пробить много раз.
— Мы не можем каждые выходные отменять наши планы, потому что твоей маме срочно нужно на дачу, с дачи, на рынок! Она взрослый человек, пусть вызовет такси!
Фраза прозвучала ровно, без эмоций, и от этого казалась ещё более весомой. Это был не вопрос и не предложение. Это был ультиматум. Алексей нахмурился, его лицо приняло обиженно-недоумевающее выражение.
— Кать, ты чего? Это же мама. Какое такси? Там коробки, земля, всё пачкается. Кто её повезёт с этим барахлом?
— А это наши выходные, — так же ровно продолжила она. — Единственные два дня в неделю, когда мы можем побыть вместе, а не в режиме «подай-принеси». Мы планировали эту поездку две недели. Ты забыл?
— Ничего я не забыл! Ну что случится, если мы съездим в парк после обеда? Мир рухнет? Я же не на весь день уезжаю. Ты иногда делаешь из мухи слона, честное слово.
Он отрезал это с раздражением, как будто её претензии были глупой и неуместной прихотью. Он искренне не понимал, как можно сравнивать их развлечения и просьбу матери. Для него это были вещи из разных вселенных, не подлежащие сопоставлению.
— Катя, это же мама. Я не могу ей отказать, это мой долг, — отрезал Алексей, ставя в споре жирную точку.
Слово «долг» ударило Катю, как сухая ветка по лицу. Она замолчала. Но это было не то молчание, когда человек сдаётся. Это было молчание хирурга, который нашёл источник заражения и теперь обдумывает план операции. Она не стала спорить, кричать или доказывать что-то ещё. Это было бесполезно. Она уже проходила это десятки раз.
Она молча поднялась, собрала свою почти нетронутую тарелку и его, уже пустую. Подошла к раковине и включила воду. Вода из крана лилась ровной, холодной струёй. Каждое её движение было выверенным, лишённым всякой суеты. Она мыла посуду, ставила её в сушилку, протирала стол. Алексей наблюдал за ней с облегчением, решив, что буря миновала и она, как обычно, «переварит». Он не знал, что в этот самый момент, под шум воды, в её голове рождался холодный и абсолютно симметричный план. В этом ледяном спокойствии было что-то куда более пугающее, чем в любом крике. Война ещё не началась. Просто одна из сторон только что закончила мобилизацию.
Субботнее утро встретило Алексея ярким солнечным светом, который пробивался сквозь щель между шторами и заливал пол золотистой полосой. Он проснулся легко, без будильника, с чувством выполненного накануне правильного выбора. Вчерашний разговор с Катей казался ему досадным, но незначительным недоразумением. Ну, обиделась, с кем не бывает. Женщины — эмоциональные существа. Главное — он поступает как должно, как сын. Мысль о собственной ответственности приятно согревала его изнутри. Он быстро принял душ, на кухне поставил турку на огонь. Аромат кофе смешивался с его мыслями о предстоящей поездке: нужно аккуратно загрузить ящики, чтобы не помять хрупкие стебельки, потом помочь маме выгрузить всё на даче, может, даже вскопать пару грядок…
Он налил себе кофе, сделал глоток и только тогда заметил, что Катя не спит. Она сидела за столом в противоположном конце кухни, уже одетая. Не в домашний халат, а в джинсы и плотную толстовку. Перед ней стояла остывающая чашка. Она не читала, не смотрела в телефон, а просто сидела, глядя в окно на просыпающийся город. Её поза была совершенно спокойной, даже отстранённой. В этой неподвижности было что-то неестественное, что заставило Алексея насторожиться.
— Ты чего так рано? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. — Я думал, поспишь.
Катя медленно повернула голову. Её лицо было непроницаемым, как у игрока в покер. Ни тени вчерашней обиды или усталости.
— Доброе утро. Я собираюсь.
Алексей моргнул, его мозг быстро прокручивал варианты. Она решила поехать с ним? Чтобы помочь? Или чтобы по дороге продолжить вчерашний разговор? Второй вариант ему не нравился, но первый казался знаком примирения. Он даже почувствовал укол нежности. Вот, значит, всё-таки поняла.
— А, ну… хорошо, — он кивнул, уже представляя, как они вдвоём помогут маме. — Тогда быстрее, а то мама уже, наверное, ящики к подъезду выставляет.
Он направился в прихожую, на ходу допивая кофе, и начал натягивать кроссовки. Катя поднялась и неторопливо пошла за ним. Она взяла с вешалки свою ветровку, достала из сумочки ключи от машины. Алексей, уже звеня своими ключами в руке, замер.
— Ты куда? — спросил он, и в его голосе прозвучало искреннее недоумение.
— С тобой, — спокойно ответила Катя, накидывая куртку. Она посмотрела на него так, будто объясняла очевидную вещь. — Только сначала нам нужно заехать к моим родителям.
У Алексея на мгновение перехватило дыхание. Он уставился на неё, пытаясь понять, шутит она или нет. Но её лицо было абсолютно серьёзным.
— К твоим родителям? Зачем? Кать, у меня времени в обрез. Мама ждёт, рассада эта…
— Я пообещала папе помочь перебрать весь гараж, — её голос был ровным и методичным, словно она зачитывала пункты договора. Она не повышала тона, не вкладывала в слова никаких эмоций, и от этого они звучали ещё весомее. — Им тяжело одним, ты же понимаешь. Это мой долг.
Слово «долг» повисло в утреннем воздухе прихожей. Алексей почувствовал, как к лицу приливает кровь. Это был его аргумент. Его козырь. Его нерушимое алиби. И теперь она использовала его против него, холодно и расчётливо.
— Какой гараж? Ты вчера ни слова об этом не сказала! Ты это сейчас придумала, чтобы мне назло сделать?
— А твоя мама подождёт, — Катя проигнорировала его выпад, глядя ему прямо в глаза. Её взгляд был твёрдым, как сталь. — У неё же не горит, правда? Она же не при смерти. Рассада — это не инфаркт. В отличие от моего долга перед моими родителями. Они не молодеют, им нужна помощь прямо сейчас.
Она сделала шаг к нему, сократив дистанцию до минимума. Воздух между ними загустел от напряжения.
— Или твой долг почему-то важнее моего? Давай, объясни мне разницу. Я очень внимательно слушаю.
Поездка прошла в молчании, которое было плотнее и тяжелее любого крика. Алексей с силой сжимал руль, его костяшки побелели. Он смотрел прямо перед собой на дорогу, но видел лишь лицо Кати — спокойное, отстранённое, с лёгкой, почти незаметной усмешкой в уголках губ. Он чувствовал себя идиотом, попавшим в примитивную, но идеально расставленную ловушку. Катя же смотрела в боковое окно, и её неподвижный профиль на фоне пролетающих мимо домов казался высеченным из камня. Она не просто добилась своего — она наслаждалась процессом, каждым километром, который отдалял его от матери и приближал к её родителям.
Гаражный кооператив встретил их ржавыми воротами и запахом сырого бетона. Отец Кати, невысокий кряжистый мужчина в старой рабочей куртке, уже возился у входа в свой бокс. Увидев их машину, он искренне удивился.
— Катюша? Лёша? А чего это вы? Я вроде не звонил, не просил…
— Пап, привет. Решили помочь тебе с гаражом, — Катя вышла из машины с такой естественной лёгкостью, будто это и вправду был спонтанный порыв души. — У тебя же вечно руки не доходят. А нам несложно.
Алексей захлопнул дверцу машины чуть громче, чем следовало. Слова тестя стали для него последним подтверждением. Она всё это придумала. Весь этот «долг», вся эта «помощь» — дешёвый, унизительный спектакль, разыгранный специально для него. Отец, ничего не подозревая, обрадовался.
— Ну, раз так, то конечно! Помощь всегда нужна. Я как раз хотел старые стеллажи разобрать, да одному никак.
Их поглотил полумрак гаража. Пахло застарелым машинным маслом, пылью и холодной землёй. Вдоль стен громоздились стопки пожелтевших газет, банки с засохшей краской, старые шины, сломанная раскладушка — весь тот хлам, который годами жалко выбросить. Работа была монотонной, грязной и бессмысленной. Они переставляли с места на место тяжёлые ящики с инструментами, вытаскивали на свет божий какие-то доски, покрытые слоем многолетней грязи. Каждое движение было пропитано глухим раздражением.
Телефон в кармане Алексея завибрировал. Он вытер пыльную руку о джинсы и достал его. «Мама». Он сбросил вызов и сунул телефон обратно. Через пять минут — снова вибрация. И снова. Он уже не смотрел на экран, но знал, кто это. Знал, что она стоит у подъезда, рядом с коробками своей драгоценной рассады, и не понимает, почему он не едет. Чувство вины боролось в нём с кипящей яростью на Катю.
Катя работала молча и методично. Она с деловитым видом разбирала полку со старыми рыболовными снастями, и её спокойствие бесило его больше всего. Она будто не замечала ни его мрачного лица, ни постоянно вибрирующего телефона в его кармане. Она просто выполняла свою задачу, шаг за шагом затягивая его глубже в этот абсурдный сценарий.
— Лёш, подержи вот тут, — сказала она ровным голосом, указывая на шаткую деревянную конструкцию.
В этот момент телефон зажужжал в кармане с новой силой — теперь это были сообщения, одно за другим. Экран вспыхивал, освещая его бедро сквозь ткань джинсов. Алексей представил, как его мать, пожилая женщина, топчется на утреннем холоде, и что-то внутри него оборвалось.
— Всё, — отрезал он, бросив на пыльный пол моток ржавой проволоки, который держал в руках. Проволока с лязгом ударилась о бетон. — С меня хватит этого цирка. Я поехал.
Он развернулся и решительно направился к выходу из гаража. Отец Кати замер с какой-то железякой в руках, непонимающе глядя на него. Но Катя отреагировала мгновенно. Она опередила Алексея на два шага и встала в узком проёме ворот, преграждая ему путь. Не истерично, не бросаясь на него. Просто встала, скрестив руки на груди.
— Ты никуда не поедешь, — сказала она тихо, но так, что её слова прозвучали громче любого крика. — Мы ещё не закончили. Мой долг не выполнен.
— Отойди с дороги, Катя, — процедил Алексей сквозь зубы. Его голос был низким и угрожающим. Он сделал шаг вперёд, намереваясь просто отодвинуть её в сторону.
— Я сказала, ты никуда не поедешь, — повторила она, не сдвинувшись ни на миллиметр. Её руки, скрещённые на груди, казались стальным замком. В полумраке гаража её глаза блестели холодной, непреклонной решимостью. — Ты хотел поговорить о долге? Давай поговорим. Прямо здесь. Объясни мне и моему отцу, почему твой долг, заключающийся в перевозке цветов, отменяет мой долг — помочь родителям с тяжёлой физической работой.
Отец Кати замер посреди гаража, превратившись в невольного зрителя на чужой сцене. Он растерянно переводил взгляд с непреклонной дочери на побагровевшего от злости зятя. Атмосфера из просто напряжённой стала взрывоопасной.
— Что ты творишь? Прекрати этот балаган! — почти зашипел Алексей.
И в этот момент его телефон, словно почувствовав кульминацию, снова зазвонил в кармане. Громкая, назойливая трель разрезала густую тишину. Это был тот самый звонок, который он больше не мог игнорировать. Это была последняя капля. Не раздумывая, он шагнул к Кате, пытаясь обойти её. Его плечо коснулось её плеча. В это же мгновение она молниеносно выхватила телефон из его руки. Он даже не успел среагировать. Движение было отточенным, быстрым и безжалостным.
— Отдай телефон! — рявкнул он, его лицо исказилось от ярости и неверия. Он протянул руку, но Катя отступила на шаг назад, держа аппарат в своей руке, как трофей.
Алексей замер. Он смотрел на свою жену, на её спокойное лицо и на свой телефон в её руке, и внезапно понял, что сейчас произойдёт. Это не было импульсивным поступком. Это был финал её плана. Он увидел это в её глазах, в том, как она большим пальцем провела по экрану, принимая вызов.
— Алло, — её голос прозвучал ровно и по-деловому. Никакой враждебности. Просто холодная констатация. Алексей застыл, как статуя посреди гаражного хлама, не в силах произнести ни слова. Он мог только смотреть.
— Людмила Сергеевна, здравствуйте. Это Катя.
Пауза. Алексей представил, как его мать на том конце провода удивлена, как она спрашивает, где Лёша и что случилось.
— Нет-нет, с ним всё в порядке. Он просто сейчас немного занят, не может подойти к телефону, — продолжила Катя своим ледяным, вежливым тоном. Она смотрела прямо на Алексея, не отводя взгляда. — Мы сейчас у моих родителей. Помогаем папе в гараже, тут очень много работы. Понимаете, им одним тяжело, возраст. А Лёша — он же хороший зять. Выполняет свой долг.
Каждое её слово было идеально выверенным ударом. Она использовала его же оружие, превратив его в инструмент публичной порки. Алексей чувствовал, как краска стыда заливает его лицо. Её отец, услышав это, неловко кашлянул и отвернулся, делая вид, что рассматривает какой-то ржавый болт на верстаке.
— Рассада? Ах, да. Людмила Сергеевна, вы знаете, я думаю, вам лучше вызвать такси. Есть специальные службы, грузовые, они без проблем всё довезут. Алексей сегодня освободится очень нескоро. У него, как я уже сказала, долг перед моей семьёй. Мы не можем просто так всё бросить. Я надеюсь на ваше понимание. Всего доброго.
Она завершила вызов. Щелчок отбоя прозвучал в мёртвой тишине гаража как выстрел. Катя с тем же непроницаемым выражением лица протянула телефон Алексею. Он не взял его. Он смотрел на неё так, будто видел впервые. Не свою жену, с которой прожил семь лет, а совершенно чужого, незнакомого и беспощадного человека. В её глазах не было ни победы, ни злорадства. Только пустота. Пустота хирурга, который только что провёл сложную, но необходимую ампутацию.
Отец Кати не выдержал. Он с грохотом уронил на пол гаечный ключ, который вертел в руках. Этот звук вывел всех из оцепенения.
Алексей молча развернулся. Он не посмотрел ни на жену, ни на тестя. Он медленно пошёл к выходу из гаражного кооператива, оставляя за спиной и машину, и ключ, брошенный на бетон, и всё, что связывало его с этой женщиной. Катя осталась стоять в проёме ворот, глядя ему в спину. Они оба понимали, что это конец. Не просто ссоры. Конец всего. Вокруг них громоздились горы старого, бесполезного хлама, и они сами теперь были частью этого хлама, навсегда сломанные и выброшенные из жизни друг друга…
Признание