Последняя коробка с книгами заняла свое место в углу гостиной. Мария вытерла пот со лба и окинула взглядом их новую, еще пахнущую свежей краской квартиру. Двухкомнатная, в панельной многоэтажке на окраине города. Не дворец, но их собственный угол. Их крепость. Ипотека на двадцать лет казалась пугающей, но ощущение собственного дома стоило того.
Игорь, ее муж, обнял ее сзади, прижав подбородок к ее макушке.
—Ну что, хозяйка, нравится? — в его голосе слышалось неподдельное облегчение и гордость.
—Очень, — тихо ответила Мария, закрывая глаза. — Наша.
Их умиротворение нарушил громкий скрежет ключа в замочной скважине. Дверь распахнулась, и на пороге появился деверь Андрей, старший брат Игоря. Он стоял, оценивающим взглядом окидывая прихожую, с ухмылкой разглядывая сложенные у стены коробки.
— Ну, заселились, буржуи, — прокомментировал он, не скрывая сарказма. — Теперь можете жизнь царскую править.
Мария невольно напряглась. Этот голос, эта манера говорить свысока всегда действовали ей на нервы. Игорь, почувствовав ее напряжение, ослабил объятия.
— Андрей, заходи, не стой на пороге, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал радушно.
Андрей прошелся по комнате, провел пальцем по подоконнику, проверяя на пыль.
—Ничего, просторно. На наши-то деньги небось расщедрились? — Он повернулся к ним, и его ухмылка стала еще шире.
Мария почувствовала, как по спине побежали мурашки. «Наши деньги». Эта фраза будет преследовать их с самого момента одобрения ипотеки. Родители Игоря, простые, но добрые люди, подарили им крупную сумму на первоначальный взнос. Сказали: «Наживайте свой угол». Но Андрей, который вел их небольшой семейный бизнес по продаже стройматериалов, с первого дня вставлял свои шпильки.
— Андрей, ну хватит, — вздохнул Игорь. — Родители помогли. Мы им бесконечно благодарны.
— Родители? — Андрей фыркнул. — А откуда, по-твоему, у родителей эти деньги? Я им отстегивал, за снабжение отвечал. Так что, считай, на мои кровные расселились. Немножко.
Он подошел к Марии и потрепал ее по плечу, как ребенка. Она едва сдержала вздрагивание. На ее плече еще синевал старый синяк от того дня, когда он «нечаянно» толкнул ее о косяк двери, помогая заносить холодильник.
— Ты, Маш, не напрягайся, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. — Теперь можешь спокойно сидеть дома, борщи варить. Мой брат тебя обеспечит. На наши деньги.
Больше всего Мария ненавидела это «наши деньги» и это «сидеть дома». Она была дипломированным юристом, но после свадьбы и переезда Игорь уговорил ее не искать работу сразу, «чтобы освоиться». Год она «осваивалась», и с каждым днем чувствовала себя все более зависимой и униженной.
— Я не «сижу дома», Андрей, — тихо, но четко произнесла она. — Я обустраиваю наше жилье.
— Ну да, ну да, тяжелая работа, — усмехнулся он и направился на кухню. — Ладно, братан, показывай свои хоромы. А то мне скоро на оптовый склад ехать, деньги считать. Не все же могут позволить себе жить в долг.
Когда он вышел, Мария обернулась к мужу. В ее глазах стояли слезы обиды и злости.
—Игорь, ты слышал? Он опять! Почему ты ему ничего не скажешь?
Игорь потупил взгляд, взял ее за руки.
—Марь, родная, ну он же всегда такой. Пошутил и забыл. Не принимай близко к сердцу. Он на самом деле добрый, просто характер у него такой, пробивной. Без него бы у родителей бизнес развалился. Он просто хочет казаться значительным.
— Это не шутки, Игорь! Это уже система. Он постоянно дает мне понять, что я тут нахлебница, что ты один все тянешь, а он наш благодетель. Мне это противно!
— Он мой брат, Мария. Мы с ним в одной песочнице выросли. Он бы никогда нам ничего плохого не сделал. Поверь мне.
Мария смотрела в его честные, немного испуганные глаза и понимала: он не просто верит в это, он хочет в это верить. Он хотел быстрой идиллии, где любящая жена и дружная семья. И он был готов закрывать глаза на любые трещины в этой картинке, лишь бы она не развалилась.
Она вышла на балкон, вдохнула прохладный вечерний воздух. Внизу горели окна других таких же квартир, в которых кипели свои жизни, свои драмы. Она сжала перила. Радость от новоселья была безнадежно испорчена. Где-то в глубине души, за стенами из обиды и злости, проснулся холодный, острый, юристский инстинкт. Она почувствовала подвох. И понимала, что если не защитится сама, никто за нее этого не сделает. Никто.
Прошел почти год. Первоначальная радость от новоселья потихоньшу сменилась будничными заботами. Мария так и не нашла работу по специальности, устроившись в ближайший книжный магазин — просто чтобы хоть что-то зарабатывать и реже бывать дома в одиночестве. Ощущение «своего угла» постепенно разъедалось каплями яда, которые Андрей методично впрыскивал при каждой встрече. Его колкости про «буржуев» и «наши деньги» стали привычным фоном их жизни, как гул холодильника.
Однажды субботним вечером, когда они с Игорем смотрели фильм, в дверь постучали. Не звонком, а тяжелыми, настойчивыми ударами кулака. Игорь, нахмурившись, пошел открывать.
В дверях стоял Андрей. Но это был не тот самоуверенный браток с вечной ухмылкой. Он был мрачен, его глаза красными прожилками налились кровью, от него разило перегаром и потом. Он, не говоря ни слова, прошел в гостиную, тяжело рухнул на диван, поставив грязные ботинки на их новый журнальный столик.
— Братан, — его голос был хриплым и срывался. — Дела — говно.
Игорь и Мария переглянулись.
— Что случилось? — осторожно спросил Игорь.
— Случилось? Погорел я, вот что случилось! — Андрей резко встал и начал метаться по комнате. — Конкуренты, падлы, подсидели. Крупный заказ провалил. Сейчас все полетит к чертям, склады, все… Мне срочно нужны деньги. Большие.
Мария замерла, предчувствуя недоброе. Она медленно поднялась с кресла, инстинктивно заняв позицию у стены, будто готовясь к обороне.
— Андрей, мы сами в ипотеке по уши, — начал Игорь, разводя руками. — Какие у нас деньги? Я тебе одолжу, сколько смогу, конечно, но…
— Одолжишь? — Андрей резко обернулся к нему и засмелся, коротко и зло. — Ты мне должен, братец! Должен! И не копейки, а серьезные бабки!
В комнате повисла гробовая тишина. Игорь смотрел на брата в полном недоумении.
— Что?.. Что ты несешь?
— Родители! Те деньги, что они вам на квартиру кинули! — выкрикнул Андрей, тыча пальцем в сторону Марии. — Это были не их деньги! Это были мои! Я им отдал на сохранение, когда с налогами заморачиваться было неохота. Они мне должны были! А вместо этого отдали вам! Подарили, типа! Без моего ведома!
У Марии похолодело внутри. Вот он, тот самый подвох, который она с самого начала чуяла. Она посмотрела на Игоря. Его лицо стало серым.
— Но… мама сказала, что это подарок, — тихо произнес Игорь. — Никаких слов про долг…
— А я тебе говорю — долг! — рявкнул Андрей, подходя к брату вплотную. — Мои кровные! И вы их проели, в эти стены вбухали! Я сейчас горю, а вы тут в своей халупе, на моих деньгах, как сыр в масле катаетесь! Я требую вернуть! Все! С процентами!
В этот момент заговорила Мария. Голос у нее был тихим, но стальным, и он резанул воздух острее крика.
— Никакого долга нет, Андрей. Ни юридически, ни морально. Нам дали деньги в качестве подарка на покупку жилья. Расписки нет. Договора займа нет. Есть только твои слова. И твои большие проблемы, которые ты пытаешься повесить на нас.
Андрей медленно повернулся к ней. Его глаза сузились до щелочек. Он шагнул в ее сторону, и Игорь инстинктивно выдвинулся вперед, пытаясь встать между ними.
— А ты помалкивай, умница, — прошипел Андрей, глядя на нее поверх плеча брата. — Ты здесь вообще кто? Пришла, за мужа зацепилась, теперь в моей квартире живешь и мне же указываешь? Без тебя тут разберутся свои мужики.
— Она моя жена, Андрей! — попытался возразить Игорь, но голос его дрогнул.
— А я твой брат! Кровь! — заорал Андрей, ударив кулаком по стене. Штукатурка сыпанула мелкой крошкой. — И я не прошу, я требую! Вы мне должны!
— Мы тебе ничего не должны, — повторила Мария, не отводя взгляда. Она чувствовала, как дрожат ее колени, но сдаваться она не собиралась.
Андрей замер. Он тяжело дышал, его кулаки были сжаты. Он с ненавистью окинул ее взглядом с ног до головы.
— Смотри как лихо свою хату охраняешь, — он снова изобразил что-то похожее на улыбку. — Живешь на мои деньги, а еще и права качаешь. Ладно. Хорошо. Мы еще с тобой посчитаемся, невестка. Ты у меня попляшешь.
Он толкнул плечом Игоря, прошел к выходу и, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла в серванте, исчез.
В квартире воцарилась тишина, густая и давящая. Игорь стоял, опустив голову, бессильно сжав кулаки.
— Господи, — прошептал он. — Что же это такое…
Мария медленно подошла к нему. Она видела его растерянность, его боль. Но внутри нее все горело.
— Ты теперь веришь? — спросила она без упрека, с одной лишь ледяной констатацией. — Ты веришь, что он «просто шутит»? Он только что назвал эту квартиру своей. И назвал меня дармоедкой. Твоими устами.
— Но родители… Мама… Они же не могли… — Игорь говорил обрывочно, его мир рушился.
— Они могли все что угодно, Игорь. Возможно, они взяли у него деньги, не сказав, что это его. Возможно, он врет. Но факт в том, что сейчас он пришел сюда и объявил нас своими должниками. И он не шутит.
Она посмотрела на дверь, которую только что захлопнул ее деверь. И впервые за этот год ее страх окончательно сменился чем-то другим. Холодной, безжалостной решимостью. Война была объявлена. И она понимала, что ее муж в этой войне — ненадежный союзник. Значит, придется действовать в одиночку.
Тот вечер стал точкой отсчета. Семейная жизнь Марии и Игоря раскололась на два параллельных мира. В одном они по-прежнему пытались быть парой — вместе завтракали, обсуждали бытовые мелочи, смотрели фильмы по вечерам. Но в воздухе висело невысказанное, тяжелое и густое, как смог.
Второй мир был войной. Холодной, тихой, но от того не менее жестокой.
Андрей не заставил себя ждать. Через три дня после своего визита он начал звонить. Сначала Игорю.
—Ну что, подумал? — раздавался в трубке его хриплый голос. — Когда отдавать будешь? Я жду.
Игорь мямлил что-то про отсутствие денег,пытался уговорить брата поговорить с родителями, но Андрей лишь грубо обрывал его.
Потом звонки посыпались на Марию. Поздним вечером, когда Игорь был в ванной, ее телефон пронзительно вибрировал.
—Слушай, юрист-недоучка, — слышала она в трубку. — Объясни своему тюфяку, что долги надо отдавать. А то я как-нибудь сам приду и заберу свое. Вам ведь квартиру жалко, да? Ипотека, все дела.
Она молчала, стиснув зубы, палец уже лежал на кнопке записи разговора. С того самого вечера она активировала на телефоне функцию автоматической записи всех входящих вызовов. В тишине их спальни жужжание микрофона было слышно лишь ей, словно жужжание заряжающегося оружия.
— Ты что, немая? — издевался Андрей. — Или уже поняла, что накосячила? Ладно, потерпим. Я тебе еще такие проценты начислю, мама не горюй.
Он бросал трубку. Мария сохраняла файл, помечая датой и временем: «0210 – Угрозы, проценты». Папка на ее облачном диске с безобидным названием «Ремонт» пополнялась.
Однажды утром они с Игорем вышли из подъезда и замерли. Вдоль всей двери их старенькой, но ухоженной иномарки шел глубокий царапину, оставленный чем-то острым, вероятно, гвоздем. Кривые, злые буквы складывались в слово «ДОЛГ».
Игорь ахнул и бросился к машине, с ужасом проводя пальцами по изуродованной краске.
—Да что же он творит! Это же вандализм! Надо в полицию!
— В полицию? — тихо переспросила Мария. Она уже достала телефон и фотографировала повреждения с разных ракурсов. — И что ты скажешь? Что ты подозреваешь своего родного брата? У тебя есть доказательства? Свидетели?
Игорь растерянно смотрел на нее, потом на машину, и в его глазах читалось отчаяние.
—Но… это же он. Кто же еще?
— Мы это знаем. А полиция захочет разбираться в наших семейных разборках без единой улики? Он не дурак, он сделал это ночью, в слепой зоне камер. — Она сделала еще несколько снимков. — Это просто предупреждение. Следующий шаг — колеса проколет. Или окно в квартире выбьет.
Она загрузила фотографии в ту же папку. Архив мести пополнялся.
Пиком давления стал визит свекрови. Она пришла днем, когда Игорь был на работе. Лидия Петровна вошла, не снимая пальто, и села на краешек стула на кухне, избегая смотреть Марии в глаза.
— Машенька, я не знаю, что у вас там с Андреем происходит, — начала она, ломая руки. — Но он мой сын. И он в отчаянном положении. Бизнес его рушится.
— Лидия Петровна, — мягко, но твердо прервала ее Мария. — Вы сами нам подарили эти деньги. Вы сказали — на жилье. Почему вы не сказали, что это деньги Андрея?
Свекровь покраснела и опустила голову.
—А он бы не одобрил! Он жадный, он все копит! А вам нужнее было… Мы думали, он не заметит… А теперь он на нас с отцом давит, требует вернуть! У нас таких денег нет!
Марию передернуло от этой искренности. Им с мужем подарили ворованное, а теперь грабитель пришел с требованием вернуть награбленное.
— Значит, вы решили проблему за наш счет, — констатировала Мария. — А теперь, когда Андрей требует свое назад, вы ждете, что мы решим вашу новую проблему. Цепочка замкнулась. На нас.
— Да что вы такое говорите! — всплеснула руками свекровь. — Это же семья! Надо помогать! Может, продадите квартиру? Возьмете поменьше? Или в банке перекредитуетесь? Он же брат Игоря! Кровь!
В тот вечер Мария не выдержала и устроила сцену Игорю.
—Твоя мать предлагает нам продать квартиру, чтобы отдать деньги твоему брату-бандиту! Ты это представляешь? Мы останемся на улице, но зато «семья» будет спасена! От его же долгов!
Игорь сидел за столом, закрыв лицо ладонями.
—Что ты хочешь, чтобы я сделал, Мария? Вызвал его на дуэль? Он мой брат!
— Он тебе не брат! Он паразит, который высасывает из тебя все соки! Он унижает твою жену, портит твое имущество, а ты сидишь и говоришь «он мой брат»! Ты когда-нибудь встанешь на мою сторону? Хотя бы раз!
Ее голос сорвался, и она расплакалась от бессилия. Игорь попытался ее обнять, но она отстранилась.
— Я не могу на него повлиять, — глухо произнес он. — Я просто не могу. Потерпи. Он успокоится. Найдет деньги.
— Он не успокоится, — прошептала Мария, вытирая слезы. — Пока он не заберет у нас все. Или пока мы его не остановим.
Игорь ничего не ответил. Он просто ушел в комнату, в очередной раз уклонившись от прямого конфликта. В этот момент Мария окончательно поняла, что муж — не просто слабый человек. Он — сообщник тирана своим молчаливым согласием.
И она приняла решение. Если он не может их защитить, это сделает она. Юрист в ней, долго дремавший, проснулся окончательно. Она купила маленький, но мощный диктофон, который всегда носила с собой. Она завела отдельный блокнот, где фиксировала даты, время и суть каждого звонка, каждого визита, каждой угрозы. Она поговорила с соседкой напротив, пожилой женщиной, которая все дни проводила у окна и любила поболтать. Та, не подозревая о скрытом смысле, с удовольствием подтвердила: «Да, какой-то мужчина ваш, злой такой, под вечер приходил, у машины долго стоял».
Мария собирала досье. Медленно, методично, как настоящий следователь. Каждая запись, каждая фотография, каждая свидетельская фраза были кирпичиками в стене, которую она возводила между собой и хаосом, что нес ее деверь.
Она больше не злилась и не боялась. Она работала. И ждала своего часа. Потому что знала — человек, теряющий контроль, всегда совершает ошибку. И Андрей был очень близок к тому, чтобы ее совершить.
Игоря командировали на три дня в соседний город. Мария осталась одна. Первую ночь она провела тревожно, прислушиваясь к каждому шороху в подъезде. Но все было тихо. К вечеру второго дня она начала немного расслабляться. Возможно, Андрей знал, что Игоря нет, и это сдерживало его.
Она решила приготовить себе ужин. Достала свою любимую чугунную сковородку, тяжелую, надежную, купленную еще до замужества. Готовила на ней все самое вкусное для их семьи. Она грелась на огне, когда Мария стряпала праздничный ужин на годовщину свадьбы. Она шипела, когда Игорь просил на завтрак яичницу. Она была молчаливым свидетельством их, казалось бы, обычного семейного счастья.
Мария нарезала овощи, стараясь погрузиться в монотонный процесс, чтобы отогнать тревогу. Включила музыку, но сделала ее негромкой, чтобы не пропустить посторонние звуки.
И все же она не услышала, как в замке повернулся ключ. У Андрея была копия, сделанная еще год назад, «на всякий пожарный». Он всегда входил без стука.
Первое, что она почувствовала, — это сквозняк из прихожей и запах перегара, смешанный с потом. Она резко обернулась. Андрей стоял на пороге кухни, прислонившись к косяку. Он был в грязной рабочей куртке, глаза мутные, взгляд плавающий.
— Привет, хозяйка, — сипло произнес он. — Одна дома?
Мария инстинктивно отступила назад, упершись спиной в столешницу. Рука сама потянулась к лежавшему рядом на столе телефону.
— Андрей, выйди, пожалуйста. Сейчас вызову полицию.
— Ой, вызывай, — он махнул рукой и сделал шаг внутрь. — Мне терять нечего. А ты останешься без мужа. Я ему все расскажу, как ты ко мне приставала, пока его не было. Посмотрим, кому он поверит.
Он подошел ближе, его дыхание было горячим и тяжелым.
— Я не буду с тобой разговаривать, Андрей. Уходи.
— Я не уйду, пока не получу свои деньги. Ты думала, я забуду? — он уперся руками в стол по обе стороны от нее, зажимая ее в ловушке. — Я каждый день вспоминаю, как вы с ним тут в моей квартире сидите, а я по судам мыкаюсь из-за своих долгов. Вы мне жизнь сломали!
— Это ты нам жизнь ломаешь! — выкрикнула Мария, дрожа от ярости и страха. — Мы тебе ничего не должны! Твои долги — это твои проблемы! Уйди!
— Нет у меня проблем! — внезапно заревел он, и слюна брызнула ей в лицо. — Есть вы, говно рылом не вышедшее! Живете на мои деньги! На МОИ!
Он выпрямился, его взгляд упал на сковородку, где шипел ужин. Быстрое, почти животное движение — и тяжелый чугун оказался в его руке. Он даже не потушил огонь.
Мария увидела это и бросилась к выходу из кухни, но он был ближе. Он перегородил ей путь.
— Я сказал, потерпи, — прошипел он. — А ты не захотела.
Он не целился. Он просто с силой, исходящей из всего его тела, размахнулся и ударил ее плашмя по плечу и спине.
Глухой, костный хлопок. Ошеломляющая, белая боль, которая на секунду выжгла все мысли. Мария не закричала. Она сдавленно ахнула, и ее отбросило на холодильник. Она ударилась головой и скользнула на пол, на кафель. В ушах зазвенело. Сковородка с грохотом упала рядом, разбрызгивая раскаленное масло.
Она лежала, не в силах вздохнуть, вся сжавшись в комок от боли. Горячая волна растекалась по спине, обещая превратиться в синяк монструозных размеров.
Андрей постоял над ней, тяжело дыша. Он смотрел на свою руку, потом на ее согнувшуюся фигуру. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на испуг, но тут же погасло, вытесненное злобой.
— Встала бы и готовила, а не по чужим карманам шлялась, — бросил он хрипло. — Это тебе урок.
Он развернулся и, тяжело ступая, вышел из кухни. Хлопок входной двери прозвучал как выстрел.
Мария лежала неподвижно еще несколько минут. Слезы текли по ее вискам и капали на холодный кафель, но это были не слезы боли или страха. Это были слезы чистой, концентрированной ярости. Той самой ярости, что копилась все эти месяцы унижений, телефонных звонков, испорченной машины, слезливых упреков свекрови и молчаливого предательства мужа.
Она медленно, превозмогая пронзительную боль в спине и плече, поднялась на колени. Дотянулась до стола, ухватилась за край и встала на ноги. Перед глазами плыло. Она посмотрела на сковородку, лежащую на полу. Теперь это было не просто кухонная утварь. Это было орудие преступления. Вещественное доказательство.
Она не стала ее мыть. Вместо этого она нашла на телефоне новый номер — не Игоря, а своего старого однокурсника, который работал в юридической консультации. Она послала ему короткое сообщение: «Сергей, мне срочно нужна помощь. Нанесены побои. Есть запись угроз и материал для иска».
Затем она подошла к зеркалу в прихожей. Медленно, движением, от которого свело мышцы, стянула с плеча майку. Уже проступал багрово-синий след, повторяющий форму тяжелого чугуна. Она достала телефон и сделала несколько четких снимков. Крупно. Чтобы были видны даже поры на коже рядом с будущим синяком.
Потом она повернулась и сфотографировала свое отражение в зеркале. Свое бледное, искаженное холодной решимостью лицо. И след от удара на спине.
Она не плакала. Она собирала доказательства. Кадр за кадром. Факт за фактом.
Удар сковородкой не сломал ее. Он закалил, как раскаленный металл, опущенный в ледяную воду. Внутри нее что-то щелкнуло, и включился режим, в котором не было места ни страху, ни сомнениям, ни жалости.
Она посмотрела на входную дверу, которую он только что захлопнул.
«Хорошо, Андрей, — мысленно сказала она. — Ты сделал свой ход. Теперь моя очередь. И я играю не на твоих, а на своих условиях. На юридических».
Утро после нападения началось с того, что Мария с трудом поднялась с кровати. Каждое движение отзывалось тупой, глубокой болью в спине и плече. На месте удара красно-багровое пятно уже превращалось в полноценный синяк, отливающий синевой и желтизной по краям. Она снова сфотографировала его при дневном свете — снимки получились еще более четкими и пугающими.
Игорь должен был вернуться только к вечеру. Мария понимала, что у нее есть всего несколько часов до его возвращения, чтобы действовать без лишних объяснений и упрашиваний. Она приняла прохладный душ, стараясь не мочить спину, оделась в свободную кофту, не касающуюся больного места, и собрала все, что ей было нужно.
Ее старый однокурсник Сергей согласился принять ее в своем офисе в центре города без лишних вопросов. Его юридическая консультация располагалась в небольшом, но стильном помещении с запахом свежего кофе и дорогой бумаги. Сам Сергей, подтянутый и уверенный в себе, смотрел на нее с деловым участием.
— Рассказывай, Мария, что случилось, — сказал он, когда они остались один на один в его кабинете.
Мария не стала ничего приукрашивать. Она молча положила на стол свой телефон, открыла папку «Ремонт» и запустила первую аудиозапись с угрозами от Андрея. Потом вторую. Третью. Сергей слушал внимательно, его лицо оставалось невозмутимым, лишь брови чуть приподнялись, когда Андрей кричал про «свои деньги».
Затем Мария перешла к фотографиям. Сначала — испорченная дверца машины с словом «ДОЛГ». Потом — ее синяк, крупным планом. И последнее — ее отражение в зеркале с бледным, решительным лицом и уродливым следом на спине.
— Это он? — уточнил Сергей, указывая на синяк.
—Мой деверь. Андрей. Вчера вечером, когда мужа не было дома. Он вошел с помощью своей копии ключа. Ударил меня чугунной сковородкой, которая готовилась на плите. Вот она, — Мария показала фотографию сковородки, лежащей на полу кухни.
Сергей медленно кивнул, откинулся на спинку кресла и сложил руки.
—Хорошо. Теперь расскажи, что ты хочешь получить. Подать заявление в полицию по факту побоев?
Мария покачала головой. Ее голос был тихим, но абсолютно четким.
—Нет. Побои — это статья, которая требует судебно-медицинской экспертизы. Синяки сойдут. Это будет мое слово против его слова. Он же скажет, что я сама упала, или что это была случайность в бытовой ссоре. Его слово против слова «истеричной невестки». Я не хочу этого. Мне нужно не посадить его на несколько суток. Мне нужно, чтобы он оставил меня и мою семью в покое. Навсегда.
Сергей смотрел на нее с растущим уважением.
—Понимаю. Тогда что ты предлагаешь?
— Я собирала эти материалы не просто так, — она провела рукой над телефоном. — Это не отдельные инциденты. Это система. Систематическое причинение мне морального вреда, оскорбления, угрозы расправой и повреждение имущества. Я хочу подать гражданский иск. К Андрею. О защите чести, достоинства и деловой репутации и о возмещении морального вреда.
Юрист усмехнулся, в его глазах вспыхнул азарт.
—Деловой репутации? У тебя же нет бизнеса.
— Формально — нет. Но я юрист. И его публичные оскорбления, его обвинения в том, что я «дармоедка» и «живу на его деньги», порочат меня в глазах окружающих, подрывают мою репутацию и мешают мне трудоустроиться. Этого достаточно. А моральный вред… — она снова посмотрела на фотографию синяка, — я думаю, здесь все очевидно. Бессонные ночи, страх, унижение, физическая боль. Я требую это компенсировать. И требую официального решения суда, запрещающего ему приближаться ко мне и моему дому, а также любых контактов.
— Сумма? — коротко спросил Сергей.
Мария назвала цифру. Достаточно крупную, чтобы быть ощутимой, но не заоблачную, чтобы не вызвать насмешек у судьи.
— Хорошо, — Сергей сделал несколько пометок в блокноте. — Доказательная база у тебя сильная. Аудиозаписи, фото, свидетельские показания соседки, испорченное имущество. Но есть нюанс. Даже если мы выиграем суд, это может затянуться. А твой деверь, судя по всему, человек импульсивный. Он может решить, что ему терять нечего, и навредить тебе снова, пока идет процесс.
— Я думала об этом, — сказала Мария. — Есть же обеспечительные меры. Можно ли наложить арест на его счета? Чтобы обеспечить будущее исполнение решения суда о взыскании компенсации?
Сергей снова посмотрел на нее с нескрываемым одобрением.
—Можно. И это блестящий ход. Ст. 139 ГПК РФ. Мы подаем иск с ходатайством о наложении ареста на его денежные средства и иное имущество в качестве обеспечительной меры. Суд, учитывая представленные доказательства его агрессивного поведения и угроз, вполне может пойти нам навстречу. Особенно если мы укажем, что он может попытаться вывести активы.
Он взял ее телефон и начал диктовать, что еще нужно собрать.
—Распечатаем все расшифровки записей. Снимки со свидетельскими подписями. Твои пояснения по каждому эпизоду. Я подготовлю иск и ходатайство. Подадим в суд по месту его жительства. Как только суд примет определение об аресте счетов, мы его немедленно исполним через службу судебных приставов.
Мария слушала, и по ее телу разливалось странное чувство — смесь леденящего душу спокойствия и горького торжества. Она больше не была жертвой. Она была истцом. С стратегией, доказательствами и грамотным юристом.
— Сколько у нас есть времени? — спросила она.
—Пару дней на подготовку документов. Плюс несколько дней на рассмотрение судом ходатайства. Если все сделать быстро, к концу недели он может узнать о проблемах со своими счетами.
Она кивнула. Это был идеальный срок.
—Давайте начнем.
Когда она вышла из офиса, солнце слепило глаза. Боль в спине все еще пульсировала, напоминая о причиненной обиде. Но теперь эта боль была не просто следствием удара. Она была топливом. Топливом для последнего и решительного боя, где ее главным оружием был не крик и не ответное насилие, а холодная, безжалостная буква закона.
Мария не спала. Всю ночь она ворочалась, прислушиваясь к собственному телу, где каждая мышечная зажим отзывалась эхом от того удара. Но на этот раз ее мысли были заняты не болью и не страхом. Она мысленно прокручивала план, как шахматист, рассчитывающий финальную комбинацию. Документы в суд были поданы. Оставалось ждать.
Она лежала с открытыми глазами, глядя в потолок, который постепенно светлел от первых лучей утра. Рядом, отвернувшись к стене, посапывал Игорь. Он вернулся вчера вечером, и она рассказала ему все. Не в красках, не с истерикой, а сухо, как протокол: «Андрей был здесь. У него была ключ. Он ударил меня сковородкой. Я подала на него в суд».
Игорь сначала не поверил, потом требовал немедленно ехать в полицию, бил себя кулаком в грудь, клялся «разобраться». Но когда она показала ему фотографии синяка и холодно изложила свой план, он будто сдулся. Он не нашел слов. Он просто молчал, а потом лег спать, так и не прикоснувшись к ней. Стена между ними выросла до потолка.
В шесть утра ее телефон разорвался оглушительной вибрацией. На экране горело имя «Андрей». Мария медленно поднялась, стараясь не скрипеть пружинами кровати, и вышла в гостиную. Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами, и приняла вызов. Она не сказала «алло». Просто поднесла телефон к уху.
Первой была не речь, а животный рев, полный такой бессильной ярости, что, казалось, динамик не выдержит.
—ТЫ! ТЫ ЧТО СДЕЛАЛА, ДРЯНЬ!
Мария не отвечала. Она слышала его тяжелое, захлебывающееся дыхание в трубку.
— У МЕНЯ СЧЕТА АРЕСТОВАНЫ! ВСЕ! В БАНКЕ СКАЗАЛИ, СУД! КАКОЙ СУД? КАКОЙ ИСК? ЧТО ЭТО ЗА ДЕЛА МАРЬЯНА?
Она представила его в этот момент: наверное, он стоял у банкомата, пытаясь снять деньги для очередной поставки, для взятки, для чего-то жизненно важного для его шаткого бизнеса. И столкнулся с железной стеной.
— Я ТЕБЯ УБЬЮ! СЛЫШИШЬ? Я ПРИЕДУ И РАЗНЕСУ ВСЮ ЭТУ ХАЛУПУ ВМЕСТЕ С ТОБОЙ! ТЫ ДУМАЛА, МЕНЯ ТАКИМИ ДЕТСКИМИ УГРОЗАМИ ИСПУГАЕШЬ?
Вот теперь ее время пришло. Она поднесла телефон ближе к губам. Ее голос был тихим, ровным и ледяным. Таким, каким он никогда не звучал. В нем не было ни страха, ни злорадства. Только абсолютная, безраздельная власть.
— Это не детские угрозы, Андрей. Это гражданский иск. О защите моей чести и достоинства. И о возмещении морального вреда. Тот удар сковородкой, помнишь? Он обошелся тебе очень дорого.
Он замолчал. Слышно было только его хрипение. Казалось, он не мог переварить услышанное.
—Какой… какой моральный вред? О чем ты несешь? Я тебе сейчас так наморалюю…
— Теперь это твои деньги, — продолжила она, перебивая его, словно не слыша его воплей. Ее фраза была точным, выверенным ответом на его коронное обвинение. — А мои — это моя квартира. И мой покой. Который ты у меня отнял. И который я теперь вернула через суд.
— Снимут арест! Я все оспорю! У меня юристы лучше твоих! — закричал он, но в его голосе уже слышалась паническая нота.
— Пробуй, — парировала Мария. — Но пока твои счета арестованы, ты не сможешь платить по своим долгам. Твоим, настоящим долгам. Твои кредиторы, думаю, будут не так лояльны, как мы. Удачи в суде, Андрей.
Она не стала ждать ответа. Она просто положила трубку. Ее пальцы не дрожали. Напротив, впервые за многие месяцы они были абсолютно спокойны.
Она подошла к окну. Город просыпался. Где-то там, в одной из его квартир, ее деверь, могучий и наглый Андрей, впервые в жизни столкнулся с чем-то, чего нельзя было запугать, сломать или купить. С законом. С холодной, безликой машиной правосудия, которая взяла и заморозила источник его силы и его наглости — его деньги.
Она не чувствовала радости. Было пустое, выжженное поле, на котором осталась лишь усталость и тяжелое знание того, через что ей пришлось пройти. Но было и другое чувство. Чувство, что щелчок, прозвучавший в ней после удара, был щелчком взведенного курка. И сегодня утром прозвучал первый выстрел.
Война только начиналась. Но теперь инициатива была в ее руках. И она была намерена вести ее до конца.
Тишина, наступившая после звонка, продержалась ровно три часа. Мария сидела на кухне, допивая свой второй стакан воды, когда в дверь постучали. На этот раз не кулаком, а настойчиво и громко, как стучит тот, кто уверен в своей правоте.
Она знала, кто это. Подошла к двери, посмотрела в глазок. На площадке стояла Лидия Петровна. Лицо ее было заплакано и гневно, губы поджаты в тонкую ниточку.
Мария медленно открыла дверь.
—Здравствуйте, Лидия Петровна.
Свекровь, не говоря ни слова, прошмыгнула в прихожую, как будто боялась, что дверь закроется перед ее носом.
—Где Игорь? — потребовала она, сбрасывая на ходу пальто и бросая его на вешалку.
— Спит. У него была тяжелая командировка, — спокойно ответила Мария, останавливаясь посреди гостиной. Она не предлагала пройти на кухню, не предлагала чай. Это была не визит вежливости.
— Разбуди его! Немедленно! — голос свекрови взвизгнул, срываясь на фальцет. — Ты знаешь, что ты натворила? Ты моего сына на мель посадила! У него все счета арестованы! Он звонит мне, рыдает, говорит, что бизнес рухнет! Он брату должен был помочь, а ты что устроила?
Из спальни вышел Игорь. Он был бледен, с помятым лицом, в мятой футболке. Он смотрел то на мать, то на жену, и в его глазах читалось одно сплошное мучение.
— Мама, успокойся, — хрипло произнес он.
—Успокоюсь? Как я могу успокоиться, когда эта… эта ваша жена моего сына разоряет! — Лидия Петровна повернулась к Марии, тряся перед ее лицом указательным пальцем. — Это же семья! Ты что, не понимаешь? Он в отчаянии! Ему нужно было вернуть его законные деньги, а ты вместо помощи в суд его подала! Да за что?
Мария не двигалась с места. Она чувствовала, как по спине, точно по следу от удара, пробегает горячая волна. Она медленно повернулась к Игорю. Ее взгляд был тяжелым и неотвратимым.
— Ты слышишь, Игорь? Твоему брату «нужно было». А то, что он вломился в наш дом, орал на твою жену и ударил ее сковородкой — это, видимо, мелочи? Пустяки? Так, слегка «помог» вернуть долг?
— Он не хотел! — закричала свекровь. — Ты сама его довела! Ты все время ему перечила, права качала! Он человек горячий!
— Горячий? — голос Марии наконец дрогнул, но не от слез, а от ярости. — Он преступник. И вы все, вы все его покрываете. Вы дали нам ворованные деньги, а теперь требуете, чтобы мы расплачивались за вашу ложь. И ты, — она снова посмотрела на мужа, — ты мой муж. Ты должен был защитить меня. А ты защищаешь их. Все это время ты защищал их.
Игорь подошел ближе, его лицо исказила гримаса боли.
—Мария, хватит! Мама, хватит обеим! Нельзя же так! Мы что, враги?
—Да, Игорь! — крикнула Мария, и ее прорвало. Все месяцы молчания, все унижения вырвались наружу. — Да, мы враги! Потому что либо я и наша семья, либо твой брат-хулиган и мама, которая его покрывает! Третьего не дано! Ты выбирай. Прямо сейчас.
Она резко развернулась и прошла в спальню. Игорь, растерянный, пошел за ней. Лидия Петровна осталась в гостиной, всхлипывая.
Мария достала из тумбочки свой телефон. Она молча открыла папку с доказательствами и протянула его Игорю.
—Смотри. Смотри, если хватит смелости.
Он взял телефон дрожащей рукой. Он пролистывал фотографии испорченной машины. Читал расшифровки оскорблений и угроз. И наконец, дошел до серии снимков, сделанных утром после нападения. Крупный план огромного синяка на ее плече и спине. Ее лицо в зеркале — бледное, с темными кругами под глазами, но с абсолютно сухим и ясным взглядом.
Игорь смотрел на фотографии, и его собственное лицо становилось все серым и серым. Он поднял на нее глаза, и в них было что-то сломленное.
—Почему ты мне всего этого не показала?.. — прошептал он.
—Я показывала! — выдохнула она. — Я показывала тебе синяк в тот же вечер! Ты сказал: «Надо было просто не открывать дверь». Я говорила тебе про звонки! Ты говорил: «Он успокоится». Ты не хотел видеть, Игорь! Ты закрывал глаза и надеялся, что все рассосется само! А оно не рассасывалось. Оно било меня по лицу. В прямом смысле.
Она выхватила у него телефон.
—Я больше не могу жить в ожидании, когда твой «горячий» брат придет и решит добить то, что недоделал. Я подала на него в суд, потому что это единственный законный способ заставить его отстать. И если ты сейчас не встанешь на мою сторону, если не скажешь им всем, включая свою мать, чтобы они оставили нас в покое, то… — она сделала паузу, переводя дух, — …то тебе придется выбирать. Или мы с тобой, или они. Но я не буду жить в этой войне на два фронта. Я уже выбрала. Я выбрала себя.
Она замолчала, тяжело дыша. В комнате стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь приглушенными всхлипываниями из гостиной.
Игорь опустился на край кровати и уронил голову в ладони. Он сидел так долго. Плечи его вздрагивали. Он был разорван надвое, и боль от этого разрыва была физической.
Наконец он поднял голову. Его глаза были красными, но взгляд, впервые за многие месяцы, был ясным и твердым. Он встал и медленно вышел из спальни. Мария не пошла за ним. Она слышала его приглушенный голос в гостиной.
— Мама, уходи, пожалуйста.
—Что? Игорь, ты слышал, что она…
—Я все слышал. И я все видел. Уходи. Сейчас. И передай Андрею, что если он еще раз попытается приблизиться к моей жене или моему дому, он будет иметь дело не только с ее иском, но и со мной. Пусть это прозвучало как угроза.
В гостиной воцарилась тишина, а потом послышались торопливые шаги, хлопок двери, и снова тишина.
Игорь вернулся в спальню. Он не пытался обнять Марию. Он просто посмотрел на нее, и в его взгляде было столько боли, вины и, возможно, начала понимания, что она отвернулась, не в силах вынести этого.
Война за мужа была выиграна. Но поле боя осталось усыпанным осколками их прежней жизни, и дышать в этой тишине после битвы было больно и тяжело.
Суд состоялся через месяц. Андрей, лишенный доступа к своим основным счетам, не смог оплатить услуги дорогого адвоката. Его защиту вел молодой, неопытный защитник по назначению, который не смог противостоять железной логике Сергея и тому массиву доказательств, который предоставила Мария.
Заседание прошло быстро и буднично. Судья, сухая женщина в очках, без эмоций заслушала аудиозаписи с угрозами, просмотрела фотографии испорченной машины и медицинское заключение о побоях. Показания соседки, подтвердившей регулярные скандалы и визиты Андрея, поставили последнюю точку.
Иск был удовлетворен частично. Сумму компенсации морального вреда суд снизил, но она все равно осталась значительной. Главное — суд признал факты систематических оскорблений и угроз и вынес решение о запрете Андрею приближаться к Марии и их дому ближе чем на сто метров.
Когда они вышли из здания суда, на улице моросил холодный осенний дождь. Андрей, стоявший под крышей с своим адвокатом, бросил на них взгляд, полный такой немой ненависти, что, казалось, воздух закипел. Но он не сказал ни слова. Он развернулся и ушел, сгорбившись, в сторону метро. Пораженный и сломленный. Впервые Мария увидела его не разъяренным быком, а жалким, постаревшим человеком. Но жалости она не чувствовала. Только усталое безразличие.
Через неделю, когда арест со счетов был снят, деньги в счет компенсации были автоматически списаны приставами. Мария не стала их тратить. Она принесла в банк платежное поручение и полностью погасила этими деньгами часть основной суммы их ипотеки. Кредит стал меньше ровно на ту сумму, в которую Андрей оценил ее честь, достоинство и физическую боль. Символично и горько.
Они с Игорем почти не разговаривали все это время. Они существовали в одном пространстве, как два одиноких острова, разделенные океаном невысказанного. Он ходил на работу, она — в книжный. Вечерами они ужинали молча, а потом он смотрел телевизор, а она читала. Рана, нанесенная его молчаливым предательством, затягивалась медленно и болезненно.
Однажды вечером, через месяц после суда, они сидели на кухне. Мария пила чай, Игорь — кофе. Он смотрел в окно на темнеющее небо, потом его взгляд упал на стену, где на крючке висела та самая чугунная сковородка. Она висела там всегда, но сейчас будто бы тяготела всем своим весом, напоминая о себе.
Игорь глубоко вздохнул.
—Сегодня звонила мама, — тихо сказал он.
Мария не отреагировала,просто подняла на него глаза.
—Андрей продал свою долю в бизнесе. Уезжает в другой город. К друзьям. Говорит, тут все ему опостылело.
Он сделал паузу, ожидая ее реакции. Но Мария молчала.
—Мама… она не просит ничего. Просто сказала, чтобы мы были счастливы.
Он потянулся через стол и накрыл своей ладонью ее руку. Его пальцы были теплыми.
—Прости меня, — выдохнул он. — Я был слепым и слабым. Я позволил всему этому случиться. Я не защитил тебя, когда это было нужно.
Мария смотрела на их соединенные руки. Она ждала этих слов. Ждала целую вечность. Но теперь, когда они прозвучали, она не чувствовала ни радости, ни облегчения. Только пустоту после долгой битвы.
— Меня не нужно было защищать, Игорь, — тихо ответила она. — Мне нужно было, чтобы ты был на моей стороне. Не как рыцарь, а как союзник. Как муж.
— Я знаю, — он сжал ее пальцы. — И я буду. Если ты дашь мне еще один шанс.
Она не ответила. Она просто оставила свою руку в его. Это был ее ответ. Не прощение — оно придет позже, если придет вообще. А просто шаг. Первый шаг через тот раскол, что образовался между ними.
Она отвела взгляд от него и снова посмотрела на сковородку. Она висела на своем месте, темная, тяжелая, немая. Она была больше не орудием мести и не символом боли. Она была просто кухонной утварью. Настоящее заживление начинается тогда, когда вещи снова становятся просто вещами.
Игорь последовал за ее взглядом.
—Может, выбросим ее? — осторожно предложил он.
Мария покачала головой.
—Нет. Зачем? Она хорошая сковородка. На ней можно готовить.
Она допила свой чай. В квартире было тихо. За окном шел дождь, шумя по крышам машин и асфальту. Война закончилась. Они заплатили за мир высокую цену — деньгами, нервами, иллюзиями о дружной семье. Но этот мир теперь был их. Выстраданный. Купленный по высокой цене. И, возможно, именно поэтому он был таким прочным.
— Да ты ничего не делаешь для нашей семьи, постоянно только и носишься к своей матери, а теперь ещё и зарплату всю ей переводить собираешься