– Все ваши доверенности и уговоры – пшик! Квартира моя, и точка. Убирайтесь вон! – заявила Ира.

— Ты даже не понимаешь, что натворила, — Николай стоял у окна, сжимая телефон в руке так, что побелели костяшки пальцев.

— Это я натворила? — Наталья обернулась от плиты, где тихо шкворчала сковорода. — Может, ты объяснишь, почему твоя мама орёт на меня с утра, будто я ей что-то должна?

— Не передёргивай, — раздражённо ответил он. — Мама просто переживает. После вчерашнего…

— После вчерашнего? — Наталья усмехнулась, но смех вышел сухим, злым. — После того, как она в три часа ночи ломилась ко мне в комнату с криками, что я испортила ей жизнь?

— Она была в шоке, — пробормотал Николай, глядя куда-то в пол.

— Да, шок у неё вечный, — отрезала Наталья. — С тех пор, как я появилась в твоей жизни.

В кухне пахло кофе и подгоревшим хлебом. За окном ноябрьский Пушкин стоял серым, насквозь промокшим — на асфальте блестели лужи, редкие прохожие спешили, кутаясь в шарфы. Осень уже почти добила всё живое, и даже город казался уставшим.

Наталья выключила плиту, поставила сковороду в раковину и, обернувшись, посмотрела на мужа — усталый, небритый, с красными глазами.

— Николай, скажи честно, — тихо сказала она. — Ты правда думаешь, что после всего я должна позволить ей остаться здесь?

— Она никуда не пойдёт, — глухо ответил он. — У неё давление, ей нельзя нервничать.

— Давление у меня! — сорвалась Наталья. — После того, как она неделю живёт у нас, как у себя дома! Ходит по квартире в халате, распоряжается, кому что готовить, а вчера…

Она запнулась, чувствуя, как дрожат руки. Вчерашний вечер стоял перед глазами, как плохой фильм.

После того скандала на дне рождения — того, что всё поставило с ног на голову — жизнь словно разделилась на «до» и «после». Николай умолял не вызывать полицию, обещал всё объяснить, поклялся, что «не знал, что мать так далеко зайдёт». Наталья тогда не поверила, но дала шанс. Глупо — теперь понимала это.

— Я думала, мы с тобой решили, — сказала она, — что мама поживёт у сестры.

— Решили, но у неё не сложилось, — Николай говорил тихо, но в голосе звучала усталость, переходящая в раздражение. — Ты не представляешь, как ей тяжело.

— А ты не представляешь, как тяжело мне, — ответила Наталья. — Я не могу жить с человеком, который каждый день напоминает, как я «украла» у неё сына и квартиру.

Он резко обернулся:

— Это не твоё дело, что она говорит.

— Конечно, не моё. А то, что она роется в моих вещах, тоже не моё? Или то, что вчера исчезли мои документы из тумбочки?

— Опять началось…

— Да! — Наталья повысила голос. — Началось и не кончится, пока ты не скажешь, что вы с ней затеяли.

Николай молчал. В этом молчании было всё — усталость, вина, обида. Но и что-то ещё — что-то глухое, как затаённый страх.

— Я же не дура, Коля, — тихо добавила Наталья. — После того дня я всё проверила. Документы я забрала, доверенность аннулировала. Но ты ведь понимаешь, что я не забуду?

Он резко отвернулся, открыл окно, впуская в кухню промозглый воздух.

— Наташа, хватит. Сколько можно возвращаться к этому? Мы же тогда всё решили.

— Мы ничего не решили. Ты просто переехал обратно, потому что тебе было некуда идти.

Николай повернулся, глаза сверкнули:

— А ты думаешь, я ради квартиры?

— А ради чего ещё? — Наталья скрестила руки. — Любовь? Забота? Тогда где они, Коля? Где?

Он сжал губы и вышел из кухни, громко хлопнув дверью.

Наталья осталась одна. Села за стол, опустила голову на руки. Капли дождя стучали по подоконнику, и в этом звуке было что-то назойливо знакомое — как эхо старых обид.

Она вспомнила, как всё начиналось — вроде бы красиво. Знакомство на корпоративе, общие шутки, кофе по утрам, поездки за город. Николай казался надёжным, простым, «земным». Но с появлением свекрови всё стало рушиться. Галина Алексеевна всегда знала, как «лучше». Как одеться, что приготовить, кому доверять. И главное — где и с кем должен жить её сын.

Теперь она снова жила с ними. После позора на дне рождения, после того, как Наталья выгнала их обоих, Галина исчезла на пару месяцев. А потом вернулась — «временно». С сумками, уставшим лицом и жалобной интонацией:

«Наташенька, я ненадолго, просто у меня проблемы со здоровьем».

С тех пор прошло три недели.

Наталья встала, прошла по квартире. В зале — разбросанные вещи свекрови, старый плед, который та стелила на диван, и запах валидола, въевшийся в воздух.

На столе — коробка из аптеки. Пустая. Наталья вспомнила, как вчера Галина уносила с кухни чайник, настоявший «с травами».

Что-то внутри сжалось. Снова эта тревога, то самое чувство, которое когда-то спасло ей жизнь.

Телефон зазвонил. На экране высветилось: «Кристина».

— Наташ, привет! — голос подруги звучал бодро. — Как ты? Всё утихло после того безумия?

— Утихло — громко сказано, — Наталья устало улыбнулась. — Он опять с матерью.

— Что? — воскликнула Кристина. — После того, что было?

— Угу. Говорит, ей плохо, жить негде.

— А тебе не плохо? — в голосе подруги зазвенел гнев. — Ты с ума сошла, Наташ?

— Может, и сошла, — призналась она. — Просто… устала воевать.

— Слушай, — Кристина понизила голос, — я видела её вчера в аптеке. Покупала какой-то порошок.

— Порошок? — Наталья похолодела. — Какой?

— Не знаю, я не расслышала, но говорила фармацевтке, что «для успокоения и сна». Только вид у неё был странный. Знаешь, такой… будто что-то задумала.

Наталья поблагодарила и положила трубку.

Сердце билось неровно. Она подошла к окну — на улице серый день переходил в вечер. Свет в соседних окнах зажигался один за другим.

С кухни послышался глухой звук — что-то упало.

Наталья пошла туда. На полу — осколки чашки, рядом стояла Галина Алексеевна, бледная, сжимавшая рукой край стола.

— Ой, — слабо произнесла та. — Уронила. Старею, Наташенька. Всё из рук валится.

— Бывает, — холодно ответила Наталья. — Только не надо меня «Наташенькать».

— Ну зачем так, — вздохнула свекровь. — Я ведь добра тебе желаю.

— Добра? — Наталья усмехнулась. — Как на день рождения?

Галина замерла, глаза на мгновение сузились.

— Ты всё неправильно поняла, — произнесла она медленно. — Я хотела, чтобы всё было по-семейному.

— Конечно, — кивнула Наталья. — Семейно — с доверенностями и порошками.

Свекровь отвела взгляд.

— Не начинай, Наташа. Я не железная. Мне плохо. И если тебе не жалко больного человека…

— Жалко? — Наталья сделала шаг вперёд. — Жалко — когда человек случайно оступился. А когда он сознательно травит другого ради квартиры — это уже не жалость, это статья.

— Тише, — прошипела Галина. — Не ори, соседей позовёшь.

— Пусть слышат. Может, потом свидетелями станут.

Свекровь побледнела, потом резко выпрямилась, будто собралась с силами:

— Знаешь, Наталья, ты сама всё испортила. Своим характером, своей гордыней. Мужа от себя оттолкнула, мать его ненавидишь… Так и останешься одна.

— Лучше одной, чем в окружении лжи.

— Ложь? — Галина усмехнулась. — Ложь — это ты. Ты всегда строила из себя невинную жертву, а на деле просто хотела жить на всём готовом.

Наталья почувствовала, как в груди закипает злость.

— Уйдите из моего дома. Сегодня.

— Не уйду, — спокойно сказала Галина. — Николай сказал, что я могу остаться. Квартира общая.

— Ошибаешься, — ответила Наталья. — Квартира моя. И документы это подтверждают.

— Документы… — Галина хмыкнула. — Думаешь, я их не видела?

— Что ты сказала?

— Ничего. Просто иногда полезно проверять, что хранится у невестки в тумбочке. Мало ли.

Наталья шагнула к ней:

— Где они?

— Где-где… в надёжном месте, — ответила Галина с ледяной улыбкой.

В этот момент в прихожей послышался звук открывающейся двери — вернулся Николай.

— Что тут опять? — устало спросил он.

— Спроси у мамы, — ответила Наталья, не сводя взгляда со свекрови. — Пускай скажет, где мои документы.

— Да при чём тут документы, — отмахнулся он. — Вы обе с ума сошли.

— Коля, сынок, — вмешалась Галина, — я просто хотела поговорить спокойно, а она снова на меня кричит…

— Я не кричала, — перебила Наталья. — Я просто хочу знать, где бумаги.

Николай сжал виски.

— Господи, ну нельзя ли хоть один день без скандала? Я работал весь день, у меня голова кругом, а вы…

— А мы, — спокойно произнесла Наталья, — всего лишь хотим понять, кто в этом доме хозяин.

Он посмотрел на неё — долгий, тяжёлый взгляд.

— Не перегибай, — сказал он тихо, но с угрозой. — Пока я здесь живу, решение принимаем вместе.

Наталья сделала шаг к нему:

— Тогда выбирай, Коля. Сейчас.

Он нахмурился:

— Что выбирать?

— Меня или её.

В воздухе повисла тишина. Только часы на стене отмеряли секунды. Галина стояла, не двигаясь, в глазах — ожидание. Николай опустил взгляд.

— Не сейчас, — пробормотал он. — Я не готов к этому разговору.

— Тогда не возвращайся, когда будешь готов, — твёрдо сказала Наталья.

Он хотел что-то сказать, но промолчал.

— Уйдите оба, — добавила она. — Сегодня.

И вышла из кухни, громко закрыв за собой дверь.

Но на этом всё только начиналось.

Потому что уже через два часа, когда за окном стемнело, и Наталья, измученная, легла на диван, раздался звонок в дверь.

На пороге стоял курьер — в руках у него был конверт на её имя.

Она расписалась, вскрыла — и застыла.

Внутри лежала повестка из суда.

И подпись: «Исковое заявление о признании права совместного пользования квартирой».

А под заявлением — фамилия: Морозова Галина Алексеевна.

— Ну здравствуй, родная, — тихо сказала Наталья, глядя на повестку, лежащую на столе.

В квартире стояла гробовая тишина. Часы на стене тянули секунды так медленно, что казалось — время намеренно издевается. За окном дождь барабанил по подоконнику, стучал в стекло, будто требовал внимания.

Наталья взяла документ, прочла ещё раз.

«Истец: Морозова Галина Алексеевна. Ответчик: Морозова Наталья Игоревна. Требование: признать право совместного пользования жилым помещением по адресу…»

— Ну что ж, — произнесла она вполголоса, — война, значит, продолжается.

Телефон завибрировал — сообщение от Кристины:

«Наташ, ты дома? У меня новости. Срочно перезвони».

Наталья набрала номер.

— Что случилось?

— Случилось то, что я видела твоего Колю, — без предисловий сказала подруга. — С той… блондинкой из вашего офиса. Они сидели в кафе на Невском, целовались.

Наталья закрыла глаза.

— Ясно, — тихо ответила она.

— Прости, что так прямо, — сказала Кристина, — но тебе надо знать. И ещё… Я слышала, что он собирается съехать. Снял комнату где-то у вокзала.

— Пускай катится, — отрезала Наталья. — Только теперь понятно, почему мама его подала в суд. Хочет, видимо, зацепиться за квартиру, пока он не исчез.

— Тебе помочь? — спросила Кристина. — Я могу посоветоваться с мужем, он юрист.

— Да, поговори. Я ей не позволю тут хозяйничать.

Она повесила трубку и прошла в зал.

На полке стояла семейная фотография — ещё та, старая: они втроём, с Николаем и Галиной, на даче. Смеются, как будто всё прекрасно. Наталья взяла рамку и перевернула снимок.

За эти месяцы она уже успела понять, что прощения не будет. Ни для неё, ни для них.

Суд назначили на двадцатое ноября.

Дни тянулись вязко, как холодное варенье. Наталья ходила на работу, пила кофе в столовой, обсуждала с коллегами проекты, но внутри всё время что-то гудело — тихо, глухо, как мотор, работающий на пределе.

Николай исчез окончательно. Несколько раз звонил, просил встретиться, «поговорить по-человечески», но Наталья не брала трубку. Однажды он написал: «Ты всё переворачиваешь. Я не участвовал. Она всё сама».

Ответа не последовало.

Галина Алексеевна тем временем вела себя уверенно. Приходили письма, копии заявлений, уведомления. Даже соседка Ольга как-то сказала, покачав головой:

— Наташ, а ведь она ходит по подъезду, всем рассказывает, что ты её выгнала. Говорит, ты «наследство прихватила» и теперь старушку на улицу выгоняешь.

— Пусть болтает, — устало ответила Наталья.

Но ночью, лежа в темноте, она ловила себя на том, что повторяет слова свекрови в голове. «Старая, больная, бездомная» — и как будто кто-то внутри шепчет: а вдруг ты и правда перегнула?

Только утром, глядя на бумагу с печатями, сомнения исчезали. Нет. Всё правильно.

В день суда выпал первый снег.

Серый Петербург будто укутался в вату — машины ехали медленно, люди шли, втянув головы в плечи, а воздух пах свежестью и чем-то новым.

Наталья шла к зданию мирового суда, сжимая в руках папку с документами.

В коридоре — холод, запах старого линолеума, шёпот адвокатов и кашель пожилых посетителей.

Галина Алексеевна уже была там. В пальто, застёгнутом до подбородка, с аккуратно уложенными волосами, выглядела почти торжественно. Рядом — Николай.

— О, вот и наша звезда, — сказала свекровь, едва заметив Наталью. — Пришла защищать своё богатство?

— Пришла защитить себя, — спокойно ответила Наталья.

— Ты всё равно не выиграешь, — вмешался Николай. — Квартира — совместная, ты же замужем.

— Уже нет, — сказала Наталья и протянула ему копию. — Заявление о разводе зарегистрировано.

Он опустил глаза. Галина побледнела.

— Так быстро? — прошептала она. — Даже не поговорила…

— Мы поговорили достаточно. На дне рождения, помнишь?

— Ты всё выдумала! — резко сказала свекровь. — Никаких порошков не было!

— Суд разберётся, — холодно произнесла Наталья и прошла мимо.

Заседание длилось меньше часа.

Адвокат Натальи — коллега Кристины, уверенный молодой человек в очках — представил документы: свидетельство о наследстве, копию доверенности, видеозапись с праздника (ту самую, которую снимала Кристина), показания соседей.

Галина пыталась спорить, кричала, что это «подстава», что видео смонтировано, но судья пресекал:

— Гражданка Морозова, соблюдайте порядок.

Когда объявили решение, Наталья даже не сразу поняла смысл слов.

«В удовлетворении иска отказать. Право собственности принадлежит ответчице единолично».

Только спустя секунду до неё дошло: всё, конец.

Галина сидела с каменным лицом. Николай уставился в пол. Судья ушёл, секретарь закрыла папку, люди начали расходиться.

Наталья собрала бумаги и встала.

— Я предупреждала, — сказала она тихо, но чётко. — Не трогайте меня больше.

Свекровь подняла на неё глаза — и впервые за всё время в этих глазах не было злобы. Только пустота.

— Ты ещё пожалеешь, девка, — хрипло сказала она. — Мир круглый.

— Пусть, — ответила Наталья. — Главное, что теперь он мой.

После суда она вышла на улицу и впервые за долгое время вдохнула полной грудью. Снег падал большими хлопьями, садился на волосы, на ресницы. В воздухе пахло чистотой.

На остановке она купила кофе в бумажном стакане, села в автобус и смотрела в окно. Проезжали знакомые улицы, серые дома, мокрые вывески. Всё то же, что и всегда — но внутри было по-другому. Тихо.

Телефон снова зазвонил. Кристина.

— Ну?

— Всё. Отказали.

— Господи, наконец-то! — подруга вздохнула с облегчением. — Я горжусь тобой, слышишь?

— Слышу, — Наталья улыбнулась. — Только устала страшно.

— Отдохни. Съезди куда-нибудь. В тот же Плёс, где вы раньше были.

— Может, и съезжу, — ответила Наталья.

Дома она первым делом сняла пальто, поставила чайник и включила свет.

Квартира встретила привычной тишиной.

На стене — фотографии: тётя, подруги, коллеги. Ни одной — с Николаем.

Наталья прошла по комнатам.

В спальне — порядок. В шкафу — всё на местах.

В тумбочке — документы, аккуратно уложенные в файлы.

Она села на диван, обхватила колени руками.

Осознала, что впервые за долгие месяцы не ждёт подвоха. Никто не подсыпет, не подслушает, не подменит.

— Ну что, Наталья Игоревна, — тихо сказала она сама себе. — Живём заново.

В этот момент в дверь позвонили.

Она вздрогнула, поднялась.

На пороге стоял Николай. Без пальто, промокший, растерянный. В руках — букет белых хризантем.

— Можно войти? — спросил он тихо.

— Зачем?

— Просто поговорить.

— Поздно.

— Наташа, я… я правда не хотел всего этого. Мама сама всё придумала. Я пытался остановить, но…

— Хватит, — оборвала она. — Я слышала твои разговоры. Ты был заодно.

— Да нет же, — он шагнул ближе. — Я испугался. Думал, если ей не уступить, она себе что-то сделает. А потом всё вышло из-под контроля.

— Всё вышло из-под контроля, когда ты позволил ей влезть в мою жизнь, — сказала Наталья. — И в мой дом.

Он опустил голову.

— Я понимаю. Просто хотел извиниться.

Она посмотрела на него — усталого, мокрого, потерянного. Когда-то ей казалось, что с ним — будущее. А теперь понимала: с ним — только прошлое.

— Извини принят, — произнесла она наконец. — Но возвращаться некуда.

Николай постоял ещё секунду, потом протянул букет:

— Всё равно. С днём рождения. Запоздало.

Она взяла цветы, кивнула и закрыла дверь.

Поставила хризантемы в вазу — и вдруг почувствовала, как по лицу катятся слёзы. Не от боли, а от облегчения.

Вечером, уже лежа на диване, Наталья достала блокнот — тот самый, в котором когда-то записывала рецепты и списки покупок.

Теперь на первой странице она вывела:

«План новой жизни»

  1. Поехать в Москву на курсы дизайна интерьеров.
  2. Сдать старую машину — купить что-то поприличнее.
  3. Переставить мебель — начать ремонт.
  4. Никогда больше не жить ради кого-то.

Она отложила ручку, посмотрела на окно — за стеклом медленно падал снег.

Впереди было ещё много всего: документы, ремонт, разговоры, одиночество. Но всё это — своё. Честное. Без страха и обмана.

Наталья встала, прошла по комнате, остановилась у зеркала.

В отражении — спокойная женщина. Уже не жертва, не обманутая, не растерянная. Просто человек, который выжил.

— Ну что, — сказала она вслух. — С днём рождения, Наташа. С настоящим.

И впервые за долгое время улыбнулась — без горечи, без злости. Просто по-настоящему.

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

– Все ваши доверенности и уговоры – пшик! Квартира моя, и точка. Убирайтесь вон! – заявила Ира.