Екатерина терпеть не могла эти семейные бдения, особенно когда в них солировала Нина Васильевна. Сразу начинался театр абсурда: свекровь восседала во главе стола – неважно, своего или чужого – и дирижировала: кому борща подлить, кого по головке погладить, а кого и приструнить. А Андрей… Он сначала отшучивался, лебезил, а потом вдруг начинал вторить каждому слову матери, словно снова превращался в несмышлёныша, которого она драла за уши за тройки по алгебре.
Но в тот вечер Екатерина сдалась без боя.
– Хорошо, – произнесла она устало, стягивая куртку после изнурительного дня. – Зови свою маму. Коли уж мы теперь, как я понимаю, одна большая и счастливая семья.
– Кать, ну не начинай опять, – Андрей скорчил виноватую гримасу. – Максу и без того несладко. Человек после развода, без кола, без двора… Ты же понимаешь.
Екатерина надменно взглянула на него поверх очков в тонкой оправе. Они были ей нужны для работы за компьютером, но она носила их и дома, для пущей солидности.
– Я понимаю, что твой братец третий месяц тут обитает. И каждое утро, едва продрав глаза, я вынуждена созерцать его носки, развешенные на батарее. Его, Андрей, носки.
Андрей фыркнул и принялся демонстративно завязывать шнурки на ботинках.
– Ну он же родной человек. Ему пока негде жить. У мамы пенсия мизерная, да и однушка эта – богом забытое место… Не вариант.
– А моя квартира, значит, проходной двор? – Катя сняла очки, и взгляд её стал острым, как бритва. – Напомню: она моя. До брака куплена. И прописана здесь только я.
Он поморщился, словно от зубной боли.
– Ты как следователь, ей-богу.
Она тяжело вздохнула. Ссориться не хотелось. Но она знала, что этот ужин неизбежен, что сейчас явится свекровь с Максимом, и снова начнется старая песня про «семью, которая превыше всего».
К восьми вечера стол ломился от яств. На кухне витал густой аромат борща – Нина Васильевна с порога отвергла магазинные полуфабрикаты и тут же оккупировала плиту. Екатерина молча уступила ей, хотя нутро её кипело от возмущения, что чужая женщина хозяйничает в её кастрюлях. Максим, одетый в растянутую майку и спортивные штаны, вальяжно развалился на диване и бесцельно скроллил ленту телефона.
– Ну вот, – жизнерадостно провозгласила свекровь, разливая борщ по тарелкам. – Собрались все вместе. Как говорится, семья – это святое. Особенно в трудные времена.
Катя едва заметно поджала губы. «Началось», – пронеслось у неё в голове.
– Катюша, – вкрадчиво продолжила Нина Васильевна, одарив её слащавой улыбкой. – Ты у нас девочка добрая, отзывчивая. Я всегда знала, что Андрюше с тобой повезло.
– Спасибо, – сухо отозвалась Катя, нехотя помешивая ложкой в тарелке.
– А Максиму сейчас ох как нелегко. Жена стерва выгнала, квартиру оттяпала… Несправедливость вопиющая. Мужик без угла, без семьи…
Максим оторвался от телефона и бросил на Катю жалобный взгляд.
– Вот так и живём, – страдальчески вздохнул он. – На птичьих правах. Ну ничего, прорвёмся.
Андрей украдкой посмотрел на жену, словно искал у неё поддержки.
– Кать, ну ты же видишь, как Максу тяжело. Ему нужна помощь.
Катя отложила ложку.
– А мне, по-твоему, не нужна? Я вкалываю как проклятая с утра до ночи, приползаю домой – а там гора немытой посуды, пустой холодильник, и на диване – посторонний мужик. Может, мне тоже помощь не помешает?
– Ну что ты так, – обиженно пробурчал Максим, почесывая затылок. – Я же стараюсь не мешать.
– Стараешься? – Катя невесело усмехнулась. – Вчера ты притащил сюда своих дружков, и до полуночи гремели бутылками. Сегодня ты одолжил у меня две тысячи «до завтра». Завтра уже наступило.
Воцарилась гнетущая тишина. Только размеренное тиканье часов и монотонный гул кухонной вытяжки нарушали её.
– Екатерина, – строго произнесла свекровь. – В семье главное – поддержка и взаимовыручка. А не деньги и квадратные метры. Ты ещё молода, не понимаешь.
– Я понимаю, что мой дом – это моя крепость. А не пункт временного размещения для нуждающихся, – отрезала Катя. Голос её дрогнул, но она гордо вскинула подбородок.
Андрей с грохотом отодвинул стул.
– Ты хочешь сказать, что мой брат тебе – чужой человек?
– А он мне кто? – Катя в упор посмотрела на мужа. – Я замуж выходила за тебя, а не за всю твою родню скопом.
– Как тебе не стыдно! – взвизгнула свекровь, её лицо побагровело от гнева. – Настоящая женщина должна жертвовать собой ради близких!
– Настоящая женщина должна иметь право на личное пространство и крышу над головой, – парировала Катя. – И эту крышу я себе сама заработала.
Максим неловко кашлянул, пытаясь разрядить накалившуюся обстановку.
– Да ладно вам, девчонки, чего ссориться…
– Молчать! – одновременно выкрикнули Катя и Андрей.
Он яростно стукнул кулаком по столу.
– Всё! С меня хватит! Мы – семья, и мы обязаны помогать друг другу! Максу нужна квартира. У тебя она есть, у меня – нет. Значит, это – общее!
Екатерина побледнела, словно на неё вылили ведро ледяной воды.
– Ты это серьёзно?
– Да! – заорал Андрей, вне себя от ярости. – Я не позволю, чтобы мой родной брат бомжевал, пока ты тут сидишь и деньги считаешь!
Свекровь согласно закивала, Максим вновь уткнулся в телефон, но в уголках его губ заиграла довольная ухмылка.
Катя медленно поднялась из-за стола.
– Хорошо, – тихо, но отчётливо произнесла она. – Если для тебя «семья» – это они, а не я, то учти: я тебе не враг. Но из своей квартиры я не отдам ни сантиметра.
Она стремительно вышла из кухни и с силой захлопнула за собой дверь спальни. Посуда в серванте жалобно звякнула.
На кухне повисла густая, зловещая тишина. Только свекровь, склонившись к сыну, ядовито прошипела:
– Она ещё пожалеет…
Утро разразилось в коридоре грохотом, будто кто-то уронил мир. Максим, словно затравленный зверь, волочил за собой рюкзак и ботинки, обиженно пыхтел, рассеивая по пути ключи, словно семена раздора. Екатерина стояла на кухне, вдыхая колдовской аромат кофе, будто пыталась найти в нём утешение.
— Прости, что разбудил, — проворчал Максим, одарив её лишь скользким взглядом. — Собеседование.
— Чудесно, — отозвалась Катя, не отрываясь от кружки, словно боялась, что реальность ускользнет. — Надеюсь, обретёшь не только работу, но и гнездо.
Максим искоса взглянул на неё, словно на надзирательницу, выносящую суровый приговор.
— Найду, куда денусь… вопрос времени.
Катя промолчала, словно печать безмолвия легла на её уста.
Андрей, словно Афродита, восставший из пены душевой кабины, поспешил сгладить острые углы:
— Кать, ну прекрати этот тон. Он ведь правда ищет.
— Уже второй лунный цикл, — сухо обронила она. — Мне уже мерещится, что он собирается арендовать у нас диван официально. По рыночным ценам, разумеется.
Андрей нахмурился, словно на горизонте сгустились тучи:
— Ты глумишься? Это же мой брат!
— А я? Я скромно умалчиваю, что твой брат пожирает мои йогурты, осушает мои запасы молока и моим феном, словно трофейным знаменем, сушит свои кальсоны.
— Катя! — Андрей обрушил ладонь на стол, словно молот правосудия. — Хватит придирок!
— Это не придирки, Андрей. Это очерчивание границ. Я мечтаю возвращаться домой и находить здесь тихий приют, а не спотыкаться о чужие носки и выслушивать бесконечные трагедии о том, какая у него бывшая жена исчадие ада.
В коридоре скрипнула дверь, словно голос протеста — Максим покинул поле боя.
Днём властный трезвон телефона разорвал тишину. Звонила свекровь.
— Екатерина, я хотела с тобой поговорить начистоту. Андрей места себе не находит, а ты упёрлась, как баран…
— Нина Васильевна, — Катя сдержанно прижала трубку к уху, словно пытаясь отгородиться от вторжения. — Это моя крепость. Моя добрачная собственность. Все документы в полном порядке.
— Формально ты и права, — смягчился голос свекрови, будто лед начал таять под лучами компромисса. — Но семья — это ведь не просто кипа бумаг.
— Для вас семья — это нечто эфемерное, а для меня — это гарантия, что завтра я не окажусь на улице, — отрезала Катя, словно захлопнула дверь в чужой мир. — Эта тема закрыта.
— Ты эгоистка, Катя, — голос свекрови обратился в ледяной шторм. — Семья превыше всего. Ты ещё поплачешь.
Катя нажала на отбой, словно оборвала связующую нить, и швырнула телефон наземь. Пальцы дрожали, словно осенние листья на ветру.
Вечером Андрей вошёл в квартиру, словно тень, мрачный и чужой. С порога обрушил:
— Нам нужно всё обсудить.
Катя узнала этот тон, как узнают приближение бури. Сердце сжалось в предчувствии неминуемого.
— Я слушаю, — произнесла она ровным голосом, будто заученную роль.
— Я устал от твоей непримиримости. Ты оказываешь на меня давление, ты унижаешь моего брата. Мама права — ты печёшься только о себе.
— О себе? — усмехнулась Катя, словно вкусила горький плод. — Да я последние два месяца кормлю лба, терплю устроенный им бедлам и ночные вечеринки. И это ты называешь заботой о себе?
— Ты могла бы проявить хоть немного милосердия. Дать человеку шанс обрести почву под ногами.
— Шанс? — голос её взмыл вверх, словно раненая птица. — Андрей, он целыми днями слоняется у нас, даже своё полотенце не соизволил приобрести. И ты хочешь, чтобы я отдала ему свой дом?
— Именно! — воскликнул он, потеряв остатки самообладания. — Ему это нужнее! Мы могли бы что-нибудь придумать, вместе купить себе жилье, взять ипотеку… А ты словно цербер, вцепилась в эту бумажку о собственности!
Внутри Кати будто оборвалась струна.
— Значит, ты на их стороне.
— Я на стороне семьи! — Андрей подошёл ближе, размахивая руками, словно пытаясь раздуть пламя спора. — Ты бесчувственна! Ты эгоцентрик!
— А ты – маменькин сынок! — выкрикнула Катя, словно выпустила на свободу сдерживаемый гнев. — Я устала жить втроём с твоим бра́том и с твоей мамой, которая постоянно маячит за моей спиной!
— Тогда собирай свои манатки и проваливай, — выпалил Андрей, словно сорвался с цепи.
Катя замерла в изумлении.
— Что?
— Ты меня прекрасно слышала, — Андрей стоял неподвижно, словно статуя, с каменным выражением лица. — Эта квартира – наша общая собственность. Мы же семья, значит, и решать будем вместе.
Она издала нервный смешок, лишённый веселья.
— Ты ошибаешься. Эта квартира — исключительно моя. И ты здесь вообще-то находишься на правах супруга — гостя, если быть точной.
Он сорвался с места, подбежал к шкафу, распахнул ящик и начал швырять её вещи в чемодан, словно изготавливал оружие.
— Ладно! Тогда мы выясним, кто прав, в суде!
Катя кинулась к нему, схватила его за руку, словно пытаясь остановить неумолимый ход судьбы.
— Не смей! Это мои вещи!
Они стояли лицом к лицу, словно два гладиатора на арене. Лицо Андрея побагровело, кулаки сжались в угрожающем жесте, но затем он резко оттолкнул чемодан в сторону.
— Всё кончено. Я ухожу к маме. Подумай хорошенько над своим поведением.
Он хлопнул дверью с такой силой, что, казалось, содрогнулись стены.
Катя медленно опустилась на диван, словно подкошенная. В коридоре лежал полураскрытый чемодан, из которого вываливались её свитера, словно вырванные клочки души.
Наступила звенящая тишина, нарушаемая лишь монотонной капелью из плохо закрытого крана.
На этом первая глава обрывается, достигнув критической точки невозврата: Андрей ушёл к матери. Катя осталась в одиночестве, но с осознанием надвигающейся войны за свой дом и за неприкосновенность своих границ.
После этого ужасного вечера в квартире Екатерины впервые за долгое время зазвучала тишина. Больше не было чужих носков, сушащихся на батарее, оставленных банок из-под пива на столе. Даже холодильник казался просторным и пустым – теперь только её продукты, её порядок.
Андрей, как и обещал, переехал к матери. В первые дни он звонил каждый час, умоляя о прощении: «Давай не будем совершать глупости». Затем тон его сообщений изменился – теперь это были короткие, сухие SMS: «Подумай о Максиме», «Так семьи не распадаются», «Я скоро вернусь, мы всё обсудим».
Но вернулся Андрей не один.
Однажды в субботу вечером громкий звонок нарушил покой квартиры. Екатерина открыла дверь и увидела Андрея, Максима и Нину Васильевну. Все трое стояли на пороге, словно прибывшие на экстренное совещание.
— Нам нужно поговорить, — заявил Андрей, словно зачитывал официальное коммюнике.
— Проходите, — спокойно ответила Екатерина, сохраняя внешнее спокойствие.
Они вошли в гостиную. Максим сразу же развалился в кресле, словно хозяин поместья. Нина Васильевна сидела прямо, руки сложены на коленях, словно готовилась к допросу. Андрей в замешательстве теребил в руках телефон.
— Катя, — начал Андрей, — мы всё обсудили. Это было общее решение семьи. Ты должна передать квартиру Максиму.
Катя молчала, вглядываясь в их лица, словно пытаясь разгадать скрытые мотивы.
— Это не просьба, — вступила в разговор свекровь, её тон был категоричен. — Это необходимость. Максиму негде жить. Ты ещё молода и можешь добиться успеха, у тебя вся жизнь впереди. Вы можете с Андреем купить квартиру в ипотеку, если захотите. А эта квартира нужна тому, у кого настоящая беда.
— А я кто в этой истории? — Катя резко встала, её глаза горели от возмущения. — По-вашему, у меня нет права на свой дом? Я десять лет работала, чтобы купить её!
— Хватит кричать, — недовольно поморщился Максим. — Что ты так держишься за эти стены?
— Потому что это МОИ стены! — выкрикнула Катя, словно выпустила гнев наружу. — И вам больше никогда не перешагнуть порог этого дома!
— Если ты не подпишешь документы, я подам на тебя в суд, — Андрей поднялся с места, его голос звучал угрожающе. — Мы семья, и суд встанет на мою сторону.
Катя громко рассмеялась, её смех звучал как вызов.
— Суд? На твою сторону? Эта квартира – моя личная собственность, полученная до брака. Никакой суд не отнимет её у меня.
Андрей запнулся, потеряв дар речи. Свекровь вскочила с кресла, её лицо исказилось от гнева.
— Ты ещё пожалеешь об этом! Женщины, у которых нет семьи, обречены на несчастье! Ты останешься одна, никому не нужная!
Катя шагнула вперёд, её глаза сверкнули от ярости.
— Лучше быть одной, чем с такими, как вы.
Она прошла в коридор, распахнула шкаф, вытащила куртку Андрея и бросила её к двери.
— Забери её. Ты свободен.
Андрей стоял бледный, его губы дрожали. Максим выругался про себя, поднялся с кресла и вышел из квартиры. Свекровь что-то бормотала о «бессовестной неблагодарной женщине», но Катя уже не слушала её.
Хлопнула дверь, и в квартире снова воцарилась тишина – настоящая, глубокая. Екатерина прислонилась к двери и внезапно заплакала, но это были слёзы не горя, а облегчения. Она впервые за долгое время почувствовала себя дома.
– Снимай кольцо и возвращай подарок, свадьбы не будет! – заявил жених за день до торжества