— Ты серьёзно? Это уже наглость в чистом виде! — Надя стояла посреди кухни, указывая пальцем прямо на Андрея. — Ты только вслушайся в то, что ты сейчас сказал!
Андрей поморщился, будто под таким напором свет бил в глаза.
— «Да что я сказал-то? Всего лишь предложил обсудить. Мы же семья, Надь…»
— «Семья? Семья?! Да ни один нормальный человек такое бы не предложил!»
Он отвернулся, будто боялся её взгляда. Окна были распахнуты, с улицы тянуло ноябрьской прохладой, и сосед сверху сверлил так, будто пытался пробиться к ядру Земли — но тишина между ними была громче всех этих звуков.
— «Ладно, — выдохнул Андрей. — Мама просто попросила рассмотреть вариант, не обязательно ведь сразу кричать…»
— «Вариант? Ты называешь это вариантом?»
Надя прошла к столу, опёрлась ладонями о столешницу, как будто она могла выдержать её злость.
— «Платить ипотеку твоей мамы? Из моих денег? Серьёзно?»
Он молчал. И от этого становилось только хуже.
***
Три часа назад всё было иначе. Надя вернулась домой довольная, даже окрылённая. Она ликовала — как же иначе? Сегодня она нажала на кнопку «Оплатить» в приложении банка последний раз по своему автокредиту. Три года по тридцать пять тысяч. Три года она чувствовала себя будто с мешком цемента на плечах. И вот всё — груз слетел.
Она ворвалась в квартиру:
— «Андрюха, представляешь?! Всё! Кредит закрыт!»
Муж выглянул из спальни, на ноге ещё болтались шнурки от кроссовок.
— «Красота. Молодец. Поздравляю.»
— «И знаешь что? Я решила — вечером устроим посиделки. Я звонила твоей маме, пригласила.»
Андрей слегка нахмурился, но не стал спорить.
С этого всё и началось.
***
Людмила Петровна пришла в половину седьмого. Как всегда — аккуратная причёска, пальто застёгнуто до последней пуговицы, в руках тяжёлая сумка и охапка хризантем.
— «Наденька, ну поздравляю! Это чудесно, ты большая молодец!» — обняла она Надю так, будто та только что защитила диссертацию.
— «Спасибо, проходите.»
Сели за стол. Надя суетилась, накладывала, рассказывала про работу, про планы декабрьской выставки, а Людмила Петровна делала многозначительные вздохи.
— «Тридцать пять тысяч — ну это же по нынешним временам огромные деньги!» — качала она головой. — «Вот освободились, теперь можно вздохнуть. У тебя, Надюш, всё так прекрасно складывается. Квартира своя, автомобиль, заработок приличный…»
Андрей смотрел в кружку и что-то ковырял пальцем в этикетке от бутылки.
После ужина перешли к чаю, и именно тогда будто кто-то выключил свет — обстановка стала другой. Неприметно, но ощутимо.
Людмила Петровна положила вилку, сцепила пальцы на столе.
— «Наденька, я тут хотела поговорить… раз уж ты теперь свободна от кредитов… может, поможешь мне с моей ипотекой?»
Надя вздрогнула так, будто кто-то опрокинул ей за шиворот холодную воду.
Она моргнула и улыбнулась — сначала даже не поверила, что услышала это всерьёз.
— «Вы… шутите?»
— «Ой да какие шутки.»
Голос свекрови был спокойным, уверенным, почти хозяйским.
— «Мне тяжело одной, ты знаешь. А у тебя теперь лишние деньги. Всего-то двадцать тысяч в месяц — для тебя ведь это немного.»
Надя почувствовала, как в груди что-то спружинило.
***
Она медленно подняла взгляд на Андрея — и всё поняла.
Он знал.
Он был в курсе.
Это не импровизация матери. Это — заранее согласованная вылазка.
— «Ты об этом знал?» — тихо спросила Надя.
Андрей кашлянул, отвёл глаза.
— «Ну… Мама говорила, что хочет предложить…»
— «Предложить? Или потребовать?»
Людмила Петровна вскинулась.
— «Что значит ‘потребовать’? Ты что вообще такое говоришь? Мы же семья!»
Надя резко отодвинула стул.
— «Семья — это когда люди помогают по доброй воле, а не по расписанию платежей!»
Свекровь подалась вперёд, голос стал резким:
— «Ты что, не можешь выделить двадцать тысяч, чтобы поддержать старшего человека? Ты же почти не тратишься! Живёшь в квартире, за которую сама давно расплатилась, работой обеспечена… А я? Я одна!»
— «Вы взяли эту ипотеку сознательно, Людмила Петровна.»
— «Я взяла её, чтобы не сидеть на шее у сына! А ты могла бы проявить участие! Ты же женщина, тебе это должно быть понятно!»
У Надя перехватило дыхание.
А потом случилось то, что запустило цепную реакцию.
Андрей поднял голову и сказал:
— «Мама права.»
Эти два слова легли на стол как нож.
***
— «Ты… серьёзно?» — голос у Надежды задрожал, но не от слёз. От ярости.
— «Ну… Да. Ты же больше зарабатываешь. И квартиру мы твою не делим, она не общая…»
— «Андрей, ты сейчас хочешь сказать, что раз квартира моя, то я обязана платить ипотеку твоей матери?»
— «Ну… не обязана, но… было бы правильно.»
— «Правильно?»
Она рассмеялась — жёстко, без радости.
— «Правильно — это когда муж встаёт на сторону жены. А ты встал на сторону требований. И это всё.»
Людмила Петровна вскочила:
— «Ах вот как ты… Значит, мы тебе не семья! Мы для тебя никто!»
— «Вы сами только что это озвучили. Семья — это не про деньги.»
Андрей поднял руки:
— «Надя, давай без истерик…»
— «Истерик?»
Она кинула на него взгляд, от которого он отшатнулся.
— «Ты хочешь, чтобы я оплачивала чужую ипотеку. Не мужа. Не ребёнка. Твою мать. Просто потому что вы посчитали мои деньги общим котлом.»
Свекровь заголосила:
— «Неблагодарная! Мы тебя приняли, помогали…»
— «Чем вы мне помогали? Тем, что жили в моей квартире и ели то, что я покупаю?»
Воздух стал густым. Андрей открыл рот, закрыл, снова открыл.
Надя прошла к двери.
— «Уходите.»
— «Ты что несёшь?» — выкрикнул Андрей.
— «Уходите. Оба.»
Людмила Петровна замахала руками, взвыла, но Надя уже держала дверь.
— «Сейчас. Вон.»
И когда Андрей попытался подойти к ней, она сказала таким голосом, который не терпел возражений:
— «Не трогай меня. Вещи заберёшь завтра. Сегодня — вон.»
И закрыла дверь.
Ночная Москва-регион за окном жила своей жизнью — где-то выл сигнализации, на соседнем подъезде курили студенты, пахло мокрым асфальтом.
А внутри квартиры ходила взад-вперёд Надя. Она не могла ни сесть, ни прилечь. Слишком много кипело в голове.
«Они реально решили, что могут распоряжаться моими деньгами. Андрей — мой муж! И он даже не попытался меня защитить! Просто сдал в аренду моё будущее.»
К трём ночи она уже чётко знала: назад дороги нет.
И начала собирать вещи Андрея.
***
Восьмь утра.
Он звонил в дверь так настойчиво, что даже соседи выглядывали.
Надя открыла ровно настолько, чтобы его лицо оказалось в щели.
— «Надь… давай спокойно…»
Она молча отодвинула две здоровенные сумки.
— «Вот. Забирай.»
— «Ты что, серьёзно? Надя! Ну не будь ребёнком!»
— «Я взрослый человек. И поэтому принимаю взрослые решения.»
Андрей попытался шагнуть внутрь, но она заблокировала проход.
— «Это моя квартира. Если ты сейчас попытаешься пройти, я вызову полицию.»
Он понял, что она не bluffует.
Вздохнул. Схватил сумки. И ушёл.
Дверь за ним закрылась так громко, будто ставила точку в целой главе.
***
Ноябрь тянулся холодными ветрами, мокрым снегом, тёмными утрами.
Развод прошёл предсказуемо: квартира — её, машина — её, долгов общих нет, детей нет, спорить не о чем.
Андрей пару раз пытался заговорить, но когда услышал:
— «Я подаю заявление сама. Ты можешь не приходить.»
— просто перестал сопротивляться.
Людмила Петровна писала километровые сообщения, обвиняла во всём, пыталась вызвать чувство вины, даже жаловалась на цены. Надя прочитывала первые две строчки — и удаляла.
Свекровь перешла на голосовые — по восемь минут каждая. Надя заблокировала номер.
***
Через полгода Надя уже дышала спокойно.
Света приходила в гости, садилась на табуретку у окна, задирала брови:
— «Ну что, скучаешь по Андрею?»
— «Неа.»
— «Вообще?»
— «Вообще. Когда мужчина встаёт против тебя — он уже не мужчина для тебя.»
Света уставилась и сказала:
— «Ты знаешь, тебе бы лекции читать. Я бы ходила.»
Они смеялись и пили винишко под звук капель, стучащих по подоконнику.
И правда — Наде нравилось жить одной. Никто не клянчил денег. Никто не требовал поддерживать чужую ипотеку. Никто не сидел за столом, будто она — банкомат.
***
Год спустя появился Олег.
Инженер, спокойный, прямой, без нытья, с нормальной своей квартирой, без чудесных «предложений» от родственников.
Они гуляли по набережной поздним вечером, ветер был колючий, но рядом с ним казалось тепло.
— «А почему вы расстались?» — спросил он.
Надя рассказала — подробно, не скрывая ни одного нюанса.
Олег покачал головой.
— «Похоже, ему просто удобно было, что ты всё тащишь. Но мужчина так не живёт. Ты правильно сделала.»
И тут она реально почувствовала: да, правильно.
Очень правильно.
***
Надя заваривала кофе, когда ей позвонила Света.
— «Представляешь, видела твоего бывшего. На остановке у гипера.»
— «Ну и как он?»
— «Хм… вымотанный. Сказал, что ипотека у его мамы не уменьшается, а он теперь почти всё туда отдаёт.»
Надя пожала плечами, хотя Света этого не видела.
— «Это их история. Я в ней больше не участвую.»
Света тихо присвистнула:
— «Ну ты, конечно, железная.»
— «Просто больше не позволяю собой пользоваться.»
***
Иногда, редко, Надя вспоминала то выражение лица свекрови — ту ухмылку, уверенную, как у человека, который заранее уверен в победе.
«Ну что, Наденька, ты теперь мою ипотеку платить будешь?»
И каждый раз в груди поднималось твёрдое спокойствие:
Нет.
Никогда.
Ни за кого.
Надя поняла важное: если позволишь один раз переступить через себя — дальше будет хуже. Всегда.
И сейчас она жила так, как хотела сама.
На свои деньги.
В своей квартире.
Со своим будущим.
И ни один человек больше не имел права распоряжаться тем, что принадлежит ей.
«Почему ты мне не сказал правdу?» — Марина с горечью спросила мужа, ощутив, как их мир начинает рушиться.